Пятнадцать лет подряд, изо дня в день, в любую погоду, он приходил к переходу одной из станций Московского метро, доставал свой старенький баян и видавший виды микрофон, старую нотную тетрадь, и пел песни для спешащих мимо людей.

В долинах сумрачных ночей

Мне так безмерно одиноко.

В зеркальных отблесках свечей,

В дороге сна голубоокой -

Мне бы реже назад возвращаться,

Мне бы меньше с нуля начинать,

Мне не так пустоты бы бояться,

Мне бы проще ответы искать.

Вдруг, однажды пытаясь вглядеться

В гладкость матовую стекла,

Я свое не услышала сердце,

Отраженье свое не нашла.

Я молилась. В церквях, и в храмах

Я считала свои грехи.

И какой-то художник пьяный

Мне читал на Арбате стихи.

И мы были с ним так похожи,

Потому что пришли из снов, –

Я была одинокой прохожей,

А вдруг? Нет, никаких вдруг… Все «вдруг» смыты ледяными питерскими дождями, их унесли холодные воды, и теперь они плещутся в черных волнах реки разноцветными огнями города. А безысходность обнимает тебя семью ветрами, и тихо шепчет «А вдруг? Вдруг все можно вернуть?» Но как вернуть, если ты все сделала сама, своими словами отказалась от всего, и сделала это осознанно, целенаправленно и резко?

Александр Кузьмич шел домой на улицу Халтурина (теперешняя Миллионная) по Дворцовой Площади. Настроение у него было хуже некуда, сегодня он получил из редакции рукопись статьи о себе, и нашел в ней множество неточностей. Статью написал Валентин Семенович, хороший автор, но то, что он не проверил данные, злило Александра Кузьмича.

Мне в стихах - только будни вершить,

Смысл искать в заколдованных строчках,

Океанных глубин не достичь,

Только жечь корабли в одиночку.

А когда корабли отгорят -

Вдруг сверкнет многоцветным салютом

Невозможность возврата назад

И обратный отсчет по минутам.

Расколдуются строчки, когда

Я найду золотое сеченье,

Знаю, угол паденья всегда

Будет равен углу отраженья.

Был лунный дождь, бессовестный и рьяный,

Железным небом вздрагивала ночь,

И в боли сад качался, словно пьяный.

Грозу стихии силясь превозмочь.

Одна слеза, за ней другая, третья, -

Пытались тихо по стеклу сползти,

И бился в окна сумасшедший ветер,

Сметая все живое на пути.

А утром в небе радуга взметнулась,

И, обессилив, сгинул ураган.

В рассветном золоте прохлада потянулась,

И плакал музыку разорванный туман…

Чем выше взлет – тем тягостней паденье,

Тем жестче и болезненней удар,

Чем слаще сон – тем хуже пробужденье,

Расплата больше за бесценный дар.

Я прекращаю разговор о главном –

Все смыслы были найдены давно.

И я лечу над облаками плавно,

И упадет ли самолет – мне все равно.

Твоей мансарды ласковые окна,

Балкон на крыше и мольберт в углу,

Огонь камина, растворенный в стеклах,

И блики нежные на глянцевом полу.

Я так любила тихий скрип ступеней,

У дома, что построен на века,

Мир погружался в розовые тени,

И город нас манил издалека.

Вивальди, разговоры до рассвета,-

Как нежность завершенности в душе,

И утреннее дуновенье ветра

Рассыпанных волшебных миражей...

Сегодня я потеряла дорогое моему сердцу золотое украшение, подарок мужа.

Мы были в Италии, гуляли по городу и к нам подбежал парнишка, приглашая в магазин, где продавали золото. Подошли к витрине, и я увидела невероятной красоты колье. Без фанатизма отношусь к золоту, но колье мне понравилось. Муж просто зашел и купил его, не торгуясь. Я никогда его не снимала. А сегодня потеряла его. Я не привязана к материальному, но это была Память.