Кто любит книги, а кто человека,

А кто золотой карман.

А я упиваюсь Серебряным веком,

И крутим мы с ним роман.

Ну как сказать крутим - всё больше вздыхаю,

И в шляпе хожу на бульвар.

Надеясь на встречу, бульваром блуждаю,

Меж счастьем отмеченных пар.

Выходит, что шляпу я зря одолжила,

Конец моего рандеву...

Потрепанный том в ридикюль положила -

Свиданию быть наяву!

Грызу я миндаль, он летит на коленки,

Он очень солёный на вкус...

- А если вдруг буду падать?

- Я стану тебе опорой.

- А если на улице слякоть?

- Я мостик построю скоро.

- А если я вдруг уеду?

- И я к твоей маме тоже.

- А вдруг задержусь с обедом?

- Пельмени сварить мы можем.

- А если покрашусь в рыжий?

- Тогда моим будешь солнцем.

- Ответишь на всё, я вижу.

- Пойду, затворю оконце.

- А если я стану старой?

- Я буду любить морщинки.

- А если сбежит опара?

- Я все соберу крупинки.

Первые лучи нежно, едва дотрагиваясь, касались морской поверхности. Рассвет нашептывал еще дремлющему морю о том, как он соскучился и щедро одаривал его золотистыми кружевами, вуалью из серебристого барежа и накидкой из нежнейшего розового ажура.

Куда Вы? Не спешите уходить,

Вы фразу обронили так не кстати.

И не к лицу глаза Вам отводить,

Что ими ищите в столетнем экспонате?

Он на стене моей висит уже давно,

Его однажды Вы плечом своим задели.

Ходили в погреб мой и брали там вино,

В бокал свой наливали, песни пели.

Вы обещали всё достать с небес,

И мои руки нежно целовали.

Но оказалось целовал мне руки бес,

О! Как же Вы к себе располагали.

Держите Вашу фразу, mon chéri,

Без двух полночь уже на часах,

И поёт колыбельную Дрёма.

Спорят звезды с Луной в небесах.

Выбирая подарки влюбленным.

Ветерок крылья нам подарил,

Один взмах и полет неизбежен.

Полетим в мир небесных светил,

Свет которых так чист и так нежен.

Подарили нам танец они,

В хороводе небесном кружатся.

И зажег снова Питер огни,

Полетели к Луне. Удивляться.

«И зачем только я согласилась пойти? - спрашивала себя Вера и медленно, совершенно бесцельно передвигалась в одиночестве по выставке, – еще и Маринка пропала куда-то. Сама же меня сюда притащила. Сказала мол там весь бомонд соберется.

Это мой личный эксперимент. Очень нравится народно-былинный стиль письма. И уменьшительно-ласкательные слова.

Бурна речка течет под обрывушком,

На обрыве берёза растет.

Зацепилась над самым разрывушком.

Сок берёзовый как слёзы льет.

Величаво течет бурна речечка,

Много вёсен и зим, много лет.

"Что ж ты плачешь навзрыд,

рвешь сердечечко?",

Рассказала берёзка в ответ:

Когда в поту проснешься среди ночи,

С отчаяньем своим ты будешь визави,

Спеши в простых одеждах что есть мочи,

В Храм Воскресения - Храм Спаса-на-Крови.

Михайловским ты садом ночью темной,

И площадью Конюшенной беги, беги.

Спасая душу, чтоб не быть ей томной,

На Грибоедовском растает след ноги.

Ворвалась новость в жизнь непрошено,

И вмиг перевернулся свет,

Не доготовленный обед,

И в борщ капуста не докрошена...

И по щеке слеза-горошина,

Себя лишать всего всегда,

Лишения терпеть года,

И сумка дамская заношена...

"Не интересна и поношена,

С тобою скукота и мрак,

И приготовь мне мой пиджак,

Возьми упавшую картошину...

В ответ всем тем, кто вынул своё жало,

Писалом раскалённым правя звук,

Пройдя когорту из душевных мук,

Монументальные стихи писала.

Открыла душу и сама попалась,

На удочки бездарных рыбаков,

На языки безмозглых дураков,

Морская ведь и из сетей так рвалась.

Вы трусы! Что ж не взяли на поруки?

Ей оставалось только лишь одно,

Пока еще не показалось дно,