Песню народную слышно далече,

Клин журавлей пролетел над рекой.

Шалью туманной окутает вечер,

За околотком назначены встречи,

Жабы в пруду спорят наперебой.

Прошу — поставьте памятник старушке,

Что сына городского в гости ждёт -

Замесит хлеб, в протопленной избушке

Носки ему из шерсти вновь плетёт.

На фартук ставит новую заплатку,

И по рублю кладёт на "чёрный день".

Расходы пишет в школьную тетрадку,

И почту ждать выходит за плетень.

Корову отвела она соседям -

Совсем нет сил, чтобы её доить.

Не задержалась даже на беседу -

Домой, по Зорьке, тихо голосить.

Давно уж прохудились те галоши,

И вмиг расколется судьба о вёрсты дальние,

И в небо полетит мольба — слова прощальные.

И тройка гордых рысаков в рассвет умчавшая,

По бездорожью… Под Покров… Снега ломавшая...

Молилась пред иконой мать и голосила...

Наутро сына провожать… И смерть ходила...

Стучала ставнями в окно, как призывала...

Над Ладогой совсем темно… И льда так мало...

Напыщенность вальяжных "прим",

Их лица откровенно-лисьи -

Так душно стало в закулисье,

В котором гибнет добрый мим.

Гонит ветер пожухлые листья,

Что ушедшего лета привет.

Соглашаюсь с навязчивой мыслью:

"Одинок в этом мире поэт!".

Он во всём слышит рифмы и строфы,

Песнь дождя для него - стройный слог.

И во власти сомнений "голгофы"

Бесконечный ведёт монолог.

Не слышны людям Муз песнопенья,

Непонятен бубнящий чудак.

На бульваре стоит без движенья,

Под насмешками праздных зевак.

Копошится людской муравейник,

Недоступен ему Геликон.

В томных бликах свечей заблудившийся сплин...

Где ж ты бродишь, моя безмятежность?

Вновь закутаюсь в свой меховой палантин,

Чтоб хоть чуть ощутить чью-то нежность.

Марине Цветаевой с любовью.

Обнявшись намертво с судьбой,

Ушли так скоро...

Нет места, где нашли покой,

Лишь только город...

Не женское совсем лицо

У Вашей Музы...

И плоти гнулось деревцо -

Сочли обузой...

Какая силища ума!

Пред ней робею...

Земное тело как тюрьма,

Ведь Вы — Психея...

Не Ваш ведь это смертный холм -

Там чьё-то тело...

Уже других порочит сонм,

Да так умело...

Разгулялась тоска по светлице,

Разухабилась грязь во дворе.

Засыпают шальные станицы,

Коромысло сопит на ведре.

Замечтался журавль у колодца,

Провожая курлычущий клин.

Затихают хоры на болотце,

И грустит голый дуб-исполин.

В полудрёме прикрытые ставни -

Верхоглядничать стала изба.

Замирают озёрные плавни,

Выхваляются лишь погреба.

И вдруг стали судачить пичуги:

"Не спроста облетела листва!".

Растрезвонила то по округе