Года три тому назад, может, больше, но точно двадцать четвёртого апреля две тысячи пятнадцатого, в тринадцать сорок пять у моей жены кончились таблетки.

И над ним всегда светило Солнце. А вокруг жили другие. Над ними всегда были тучи, и шёл дождь.

- Что за чертовщина! Давайте подвинемся к нему и будем греться. Но тучи двигаются с нами.... Да кто он такой?

- Идите, идите ко мне. У меня много места, и Солнца хватит всем. Ближе, ближе!

Они подходили ближе, тучи заслоняли Солнце, и над всеми шёл дождь.

- Как они могут так жить? – удивлялся он, - Нужно каждому подарить зонтик!

Есть два способа потерять друзей. У них можно одолжить деньги. Второй, более верный, попросить прочитать твоё произведение.

Жизнь прекрасна двумя чертами – иронией и жестокостью. И восхитительна отсутствием одной – сочувствия.

Интересно, ощущения автора, обдумывающего новеллу, и беременной женщины – одинаковы?

Когда вы записываете мысли, никогда не нумеруйте их. Цифра – тоже мысль. И часто не глупее вашей.

Я бы хотел, чтобы он завещал мне рецепт своей смерти.

Почему женщины любят цветы? Потому что это красиво? Или им нравится, что чужая красота умирает быстро?

Господи, как же она страшна! Если бы её видел Данте, наверняка сотворил бы одиннадцатый круг Ада. Где её предстояло целовать. Самым страшным грешникам предстояло бы её целовать в засос. Вечность!

После церемонии пошёл дождь и открыл её миру. Без макияжа, накладных ресниц и залаченного шиньона. Половина гостей даже не вошли в ресторан, увидев через витрину её улыбку. Кто был её стоматолог? Неважно. Скорее всего, такие проходимцы рождаются раз в миллион лет.

Где адвокат?

Это, скорее всего, была гостиница для лётных экипажей. Тигр понял это за ужином. Молчаливо жующий зал наполнился вдруг веселым щебетанием компании стюардесс. Они были не в лётной форме, но он узнал их мгновенно. Этот канкан обслуживал сегодня их рейс. Это действительно был канкан – более весёлой и жизнерадостной компании Тигр не мог припомнить, хоть и летал довольно часто. Они ещё только не плясали на борту, остальное всё было – и искромётные шутки, и не исчезающие ни на секунду улыбки на лицах, и грациозная подача касалеток на подносах:

Чёртов плацкарт! Чёртова боковая лавка! Все остальные заняты каким-то бугаями со своими жёнами. А на этой - малышка лет семи. Я отняла у неё билет и отвесила затрещину. Малышка ушла. До отправления поезда оставалось пять минут.

Из очень старого. Много букв. Я вас предупредил.

Кассандра лежала, не шевелясь, смотря в пустоту…

- Мама! Мама! – он весь изъёрзался в полке для столовых приборов, - Когда я вырасту, кем я буду? Ложкой или ножом?
- Дурачок! – Мама гладила его по бочку, - Когда папа – Нож, а мама – Ложка, сын всегда вырастает в папу. Он становится ножом. Мужественным, острым и твёрдым, всегда готовым к любым неожиданностям.
- Ух ты! – фантазии взрывали малыша, - И я смогу драться со всеми? Защищать тебя и папу? Защищать слабых?
- Конечно!

Наконец-то умер! Скоро маму увижу. Это случилось в четверг, как раз после завтрака. И, как всегда, сразу пришла повестка на Страшный суд. Уже седьмая, если я ничего не путаю. Подозреваю, что адвоката мне опять не назначат.
Не понимаю, почему он Страшный? Милая барышня на стойке быстро находит моё имя в списке дел.
- Зал сто тридцать четыре, - и улыбается мне, - Проходите, пожалуйста.
Зал маленький, уютный, обшит деревом. С потолка льётся мягкий свет. Судейский стол, как положено, на подиуме. На тебя должны смотреть сверху вниз, и не иначе.