Несмотря на поздний час и холодную погоду, квартал, куда экипаж привез Адель, был достаточно оживленным. Когда возница остановился, молодая женщина выглянула в окно. На улице, у входа в заведение, куда она собиралась идти, стояли несколько человек. Раздавался женский смех, какие-то пьяные выкрики...

- Вчера Эро был на заседании Конвента. Да и сегодня тоже. Но я и не знал, что он не ночует дома. - Камилл Демулен с удивлением посмотрел в глаза Адель де Бельгард, которая сидела в их гостиной и держала в руках изящную фарфоровую чашечку.

Увидев взволнованное состояние пришедшей к ним молодой женщины, Люсиль Демулен уговорила ее ненадолго остаться, выпить кофе и все рассказать.

- Слава Богу, его не арестовали, - тихо сказала Адель. - Но я не вижу Эро уже целую неделю.

Она тяжело вздохнула и сделала маленький глоток крепкого горьковатого напитка.

Эро молчал, и Адель повторила свой вопрос. По ее лицу потекли слезы. Эро взял ее ладонь в свою руку и слегка сжал.

- Потому что я не хочу, чтобы тебе отрубили голову, - ответил он. - Пойми это, Адель. И чем скорее ты уедешь из Парижа, тем будет лучше.

Несколько дней спустя Эро де Сешель возвращался домой чуть раньше обычного. Было еще светло. Подмораживало, начало декабря 1793-го года по старому стилю или месяц фример II-го года республики, принятый по новому республиканскому календарю, был в Париже довольно холодным. Подул пронизывающий ветер, а с неба сильнее посыпалась белая снежная крупа. На каменных плитах под ногами блестели льдинки.

Эро уже почти свернул на улицу Бас-де-Рампар, где находился его дом, как вдруг услышал пение. Пел детский голосок, высокий и чистый, словно ангельский.

Эро де Сешель задумчиво посмотрел на дно большой глиняной кружки, где краснели остатки вина. Допив их, он протянул руку к стоявшему рядом кувшину, но тот оказался пуст.

- Эй! - Эро щелкнул пальцами, обернувшись в сторону стоявшей за стойкой полноватой женщины средних лет. - Гражданка, принеси-ка мне еще вина.

Чем именно угрожали Комитету Общественного спасения "недорезанные аристократы", Эро де Сешель не узнал, так как расслышал только окончание фразы, когда подходил к двери. Но судя по интонации, с которой были произнесены эти слова - ничего хорошего.

Париж,

ноябрь 1793 года

Эро де Сешель поднялся на трибуну и окинул взглядом зал Национального Конвента. Председательствующий в этот день в Конвенте Шарль-Жильбер Ромм прозвонил в колокольчик. Впрочем, в зале заседаний и так было уже достаточно тихо. Эро чувствовал направленные на него любопытные взгляды, ожидающие, что же он скажет и как будет оправдываться. Он поправил манжеты и невольно вспомнил сколько раз сам смотрел в этот зал с места председателя Конвента.

Теперь все изменилось...

Через час Жак Катюсс ушел. Адель подошла к Эро, который, задумавшись, сидел в кресле у камина, и дотронулась до его плеча.

- Послушай, Эро, - проговорила молодая женщина. - А ведь Жак прав...

- Прав в чем? - Эро поднял на нее усталые глаза.

- Всё это очень опасно, - тихо сказала Адель. - Ты так рискуешь и...

- И всё-таки, Эро, тебе не идут манеры Сен-Жюста, как бы ты ни пытался ему подражать. - Жак Катюсс усмехнулся. Сделав глоток граппы - весьма распространенного в Эльзасе напитка, по крепости и вкусу схожего с водкой, он поставил широкий бокал на деревянный стол харчевни, в которой они сидели в этот сырой ноябрьский вечер.

- И знаешь, почему, Эро? - продолжал Катюсс. - Потому что Сен-Жюст - фанатик. Да, он говорит страшные вещи, как говорил тот же Марат в свое время. Но он искренне убежден и действительно верит в то, что говорит. А ты - нет. Ты не веришь. И люди это чувствуют.

Адель поставила сумочку на каминную полку, сняла с рук длинные узкие перчатки и осмотрела комнату. Она была довольно большой. На стенах - обои приятного бежевого цвета с золотистыми узорами в виде лилий. У окна стояла широкая кровать, застеленная атласным покрывалом. Рядом с камином располагались два элегантных кресла, а чуть поодаль - довольно большой стол.