Лучшее место,

где можно хранить тайны,

это прошлое.

– Что ж вы, Афанасий Иванович, не веселы? Аль, голодны никак?

Рыжий извозчик хитро покосил глазом на станового и заискивающе ухмыльнулся во весь рот.

Бледный, грузный и разящий перегаром Афанасий Иванович плюхнулся на жесткую сидушку, как будто в жалости на спинную боль, глухо застонал и, вытирая обильный пот на лысине, просипел через силу:

– Гони, дура-ак! К фельдшеру скорее… – и вяло махнул батистовым платком.

Срока любви не знает больше,

Испито горькое вино,

И злая боль молчанья горше,

И чувства выцвели давно.

Упал на сердце серый пепел,

Мгновенья сдерживают бег,

И счастье кажется нелепым,

Как в летний полдень зимний снег.

Стихи, разорванные в клочья,

Звучат предвестием беды,

А горький лепет многоточий

Словами жалобной мольбы.

Гоните всех читателей в шатер!

Помост и сцена ждут признанья,

У нас серьезный будет разговор,

Откроем вместе школу назиданья.

Эй, кто там не согласен, подойди,

Сейчас получишь дельные советы,

Ты на себя, голубчик, посмотри.

Все размышляешь? Здесь твои ответы!

Ну что, расселись вроде, собрались?

Теперь, пожалуйста, потише,

Прошу к уроку трезво отнестись,

И я наполню смыслом ваши вирши.

Не голосом споёте, а душой,

Тает жизнь в тонкой нити заката,

Ускользает печали вода,

Мы друг друга любили когда-то,

А теперь лишь одни холода.

Холод в сердце, душе и сознанье,

Холод в чувстве, которое лжёт,

Холод в слове и холод в признанье,

И во сне, что уже не придет.

Наше прошлое с милым ворчаньем

Удаляется в темную ночь,

Помахав нам рукой на прощанье,

И теперь не сумеет помочь.

Позабыли про искренность речи,

Как на разных путях поезда,

Любовь к обратной стороне неба,

К местам давним, где никогда не был,

К рукавам, оторванным от жилетки,

Всё это случается очень редко.

И дырку в бублике не замечаем,

И грусть, как правило, не поим чаем,

И полдень ушедшего дня встречаем

Редко. Да что там, и не мечтаем!

Все необычное нам претит, вроде,

И как-то неловко жмемся к свободе,

От необычного, удивительно-странного,

При этом вокруг не видим желанного.

Святую любовь, как потёртую тряпку,

Поезд летит через синие сумерки ночи,

Звезды поют, на холодной застыв высоте,

Мысли печальные новые беды пророчат,

Только вот, знаешь, они не мои и не те.

Напишите строку, я стану читать,

Положите мне руки на плечи,

Обещайте любить, я буду мечтать,

Представлять Ваши нежные речи.

Наклонитесь ко мне, я стану дышать,

Вашим запахом снов и печали,

Вы уйдете одна и мне не узнать,

Почему мы так долго молчали.

Я придумал тебя, чтоб ангелом звать,

Чтобы в сердце оставить навечно,

Восхищаюсь – тобой. Обожаю – тебя.

И твой образ люблю. Бесконечно.

Друзья, хочу поделиться радостью. На днях вышла моя книга «Весенний Завтрак у Моховой Бабушки», которая представлена на XII Санкт-Петербургском международном книжном салоне. А вот и фотография обложки.

Это сказка! Приключения, похождения и путешествия Моховичка по имени Малышка и бобра Карла, а также их друзей. Предлагаю прочесть главу из книги. Как раз ту, где Моховая Бабушка готовит Весенний Завтрак.

Как-то раз заспорили наши вороны… чей ботинок выше летает.

– Во, гляди, – закричала Мазюка, стащила свой с левой ноги, раскрутила за шнурки над головой и «Ш-швыр-р-р-ь!» в небо.

Ну, тот, конечно, обрадовался, взлетел высоко-высоко и бухнулся на первую же тучку. Во! Улегся там и хитро так вниз поглядывает.

А Каляка разве уступит? Сняла с правой ноги, да со всего маха: «Р-р-р-аз!» Ее ботинок рядом с мазюкиным плюхнулся.

По мотивам рассказа Тэффи «Демоническая женщина»

(читается с надрывом, голосом глухим и страстным)

В отличие от всех обычных черт,

Её стремленье – выделяться!

Да, да! В ней ничего простого нет,

Особенно – манера одеваться.

Узор на черном шелковом чулке,

Драконом огненным ложится,

И кованым браслетом на ноге,

Змея кольцом серебряным струится.

Жест всякое сомнение отверг,

Взгляд томною блистает дымкой,