Друзья мои, вы ж гляньте, бога ради,

на розово-весёлом самокате,

шурует лето – солнца тёплый лучик,

тихонечко смеётся, глазки в кучку...

Растаяли минувшие года,

видения, волнения, тревоги,

нет больше ни единого следа

надежды на затерянном дороге.

Меж строк моих стихают голоса,

И звук шагов затерянных столетий,

В словах порой сгущается гроза

И нервный стук ретивых междометий.

О, не пугайтесь! Но это очень важно. Хочу предупредить вас. Да, да! Об опасности, которая может подстерегать в самый приятный момент.

Дело вот в чём. Случилось мне как-то впервые поехать в один старинный город Франции. Всем известно, как он удивительно мил. Оказалось, так и есть. Знаю, вы уже угадали название.

Да, верно… Париж.

Просёлочная дорога выскочила на очередную дюну, я резко крутанул руль и… выехал на берег моря.

Песчаный пляж, до неприличия обнаженный отливом, растянулся на целые мили к горизонту.

Сегодня с утра, спозаранку

Меня беспокоила осень,

Затеяла шум-перебранку,

Дождливым многоголосьем.

Промозглая, ноет и стонет,

И губки кривит, привереда.

Слышь, час не давала покоя.

Стерпел. Не прогонишь. Соседка!

Потом поутихла. С надеждой:

– Пусти, мол, чуток обогреться.

Так я невоспитанный, нешто,

Открыл, пригласил. По соседски.

Согрел, успокоил подружку.

Плеснул ей в стакан валерьянки,

И чая горячего кружку,

Любовь стихов не знает больше,

Испито горькое вино,

И злая боль молчанья горше,

И чувства холодны давно.

На сердце тлеет серый пепел,

Остановило время бег,

А счастье кажется нелепым,

Как прошлогодний грязный снег.

Строка, разорванная в клочья,

Лишь плод ненужной суеты.

Бегут за нею многоточья,

Как слов не сказанных следы…

Домашняя птица,

отошедшая на 25 метров от дома,

считается дичью!

Полторы сотни лет назад в неприметном Сериньяне (городишко неподалёку от Авиньона), имелись только десяток домов, аптека и пекарня, а кузовного ремонта с гастрономом, как сейчас, ещё не было и в помине. Типичное захолустье юга Франции.

С виду я, друзья, обычный парень,

Скромен, обаятелен, не плут,

Трезв бываю, тихий и не рьяный,

Дом ценю, заботу и уют.

Но, и тут к несчастью безутешно

Чувство неизведанной вины,

Есть во мне причуда, каюсь, грешен,

Что-то вроде бешеной волны.

Я по жизни – форменный бродяга,

Странник, если проще говоря.

Как у озабоченной дворняги,

Нос по ветру вечно втихаря.

Чуть поймаю слово краем ушка,

Не припомню, кто именно начал описывать путешествия древнегреческих героев, но именно с мифов, видимо, повела отсчёт travel-литература. Ко времени пилигримов, на которых мы остановились в прошлый раз, она уже достигла небывалого расцвета.