Это был один из тех промозглых осенних дней, которые преследовали меня на протяжении последних десяти лет. Нет, конечно, за десятилетие были и зимы, и весны и даже встречалось лето, но почему-то запомнилась только осень. И это ощущение, что я живу в серой осени, причем не той, которую описал великий Александр Сергеевич, про очей очарование, а самая, что ни наесть серо-грязная гадость. Самое худшее ее проявление: слякоть под ногами, беспрерывно льющий дождь, создавали впечатление, что я живу в аквариуме, который, причём, давно не чистили.

Саньку увезли в город, и в деревне я остался один. Ни то, чтобы совсем один: Машка и Катька не в счет. Что мне с ними в куклы играть? Послонявшись по двору, я переделал все, что пришло в мою голову: погонял кота, подрался с петухом, попытался вытащить Полкана из будки, но тот только смерил меня ленивым взглядом и отвернулся спиной. Когда совсем стало тоскливо я, наконец, заметил деда. Тот сидел на завалинке и улыбался в бороду, наблюдая за моими страданиями.
- Ну что, пострелец, тоскливо без друга
Я кивнул и со вздохом устроился рядом.
- Расскажи чего-нибудь.
- Чего-нибудь?

В маленькую каморку, заставленную под потолок всяким электронным хламом, зашел невысокий парень с длинными, давно немытыми волосами, свободно свисавшими прямо на глаза. Комнатка была больше похожа на склад старьевщика радиоэлектроники, чем на радиостудию, о чем гордо гласила вывеска на двери. Рухнув в старое офисное кресло, от чего оно устало вздохнув спускающей гидравликой, опустило хозяина до упора, а он повернулся к пульту и, подвинув ближе к себе микрофон, щелкнул тумблером.

Художник уже несколько дней бродил в окрестностях городка. Его постоянно что-то не устраивало. Пейзаж, который он замыслил написать, никак не хотел появляться перед его взором. Он уже отчаялся найти, что хотел. Тяжелый этюдник оттягивал плечо, намекая, что и сегодняшний день проведен в бесполезных скитаниях. Что он желал нарисовать – он и сам не знал. Просто искал… Искал, и еще раз искал, но то, что вставало перед его взором, было блекло, банально или же просто не устраивало его. По какой причине – художник и сам пока не понимал.

- Какой новый год, дурочка? Год, он круглый. А у круга нет ни начала, ни конца. Поэтому Нового года нет.

- Нет, есть!

Маленькая девочка упорно топнула ножкой. На глазах навернулись слезы, но губы были упрямо сжаты.

Сегодня была страшная ночь. Панельный дом нагрелся, и мой градустник выдавал какую-то нереальную температуру в помешении - плюс тридцать по Цельсию, не помогали ни открытые окна, ни вентилятор. Хотелось залезть в холодильник, но продукты заперлись изнутри и выходить в пекло отказывались. Холодного душа хватало ровно на пятнадцать минут. В довершении всего на детской площадке происходили брачные игры великовозрастных дебилов, сопровождающиеся скачками и диким ржанием, я так предполагаю, что в город зашел табун одичавших кентавров.

Ожидание драки хуже самой драки. Деловитая суета на мостике: тестирование систем, проверка каналов связи. То с той, то с другой стороны мостика раздавались команды проверки и «Бродяжка» одинаково вежливым голосом отвечала людям, подтверждая боеспособность корабля.

Я сегодня разлепляю гляделки и с мыслью:: «Вау! Сегодгня же Первое апреля!", крадусь к холодильнику. Достал кусок замороженного мяса и на цыпочках в трусах и "в каске" (это виртуально, по ощущениям, так сказать) бегу к ванне. А там ЖАНА! Красавица... в нижнем белье от "Кардена" (это опять же по ощущениям), глазки себе рисует, все дела, в общем! Сча, думаю, прижмусь к ней... Любовно... с мясом... во обрадуется! Ну, на этой праведной мысли я поскальзываюсь на чем-то скользко-липком.

Не зря мой позывной Леший. Наиболее комфортно я чувствую себя именно в лесу. Сколько себя помню… Еще в детстве, когда другие ребята, заходя под своды деревьев, напрягались, боязливо озирались по сторонам – они воспринимали лес, как нечто живое, опасное и чуждое - я всегда в лесу, как дома. Да живое, но не опасное и уж, тем более не чужое. Лес окутывал меня теплотой и добром. Поэтому мой позывной не столько производное от имени, сколько является моей сущностью. Я, конечно, не дух этого огромного живого организма, а скорее его часть. Я его чувствую, как часть себя.

Желтый песок, красные скалы и голубое, без единого облачка, небо. Вот такой триколор… чужой, непатриотичный. А Родина захотела, чтобы пятеро русских вооруженных до зубов парней оказались здесь – в центре ливийской пустыни.