Осинка - падчерица у природы.

В боры сосновые ей, робкой, ходу нет,

Густой ольшаник не даёт свободы,

И ели пышные заполоняют свет.

Хозяин мой нечестных правил
Умнее выдумать не мог:
Он на цепи меня оставил,
И я до косточек продрог.
Осенний ветер свищет в будке,
Голодный зверь урчит в желудке,
Стучит по крыше мелкий дождь...
Я ни на что уже не гож.
С тоской я лето вспоминаю,
Как на лугу от счастья лаял
И пёстрых бабочек ловил,
Как я хозяина любил!
Как мы в высокую траву
Бежали с Альмой вместе...
У-у-у-у-у-у-у!!!

Я выпала из сумочки и больно ударилась о паркет. Не успела опомниться, как меня подхватила чья-то рука и быстро опустила в карман. Было темно, одиноко и страшно: где моя хозяйка? Где дорогие подружки помада и тушь? Что со мной будет?

Благодарю вас, поздние цветы!

Вас не страшат "седой зимы угрозы",

Вам не нужны ни куртки, ни зонты,

От вашей нежной, робкой красоты

Поёт душа, и высыхают слёзы.

Этот полдень июльский лучистый,
Старый мостик над речкою быстрой,
Где ласкает лодыжки трава,
Где журчит водяная прохлада,
Где по гальке у струй водопада
Серебристая ходит плотва.

Мы слетали на велике с горки,
Превращая колёса в восьмёрки,
Прямо в речку на полном ходу.
Тут же в омуте шумно купались,
И под солнышком долго валялись
В том далёком, далёком году.

И когда одолеют заботы,
Я смотрю на любимое фото,
И уже не болит голова:
Там о будущем думать не надо,
Там по гальке у струй водопада
Серебристая ходит плотва...

Лето на исходе, но не грустно мне,
Не грущу, увидев слёзы на стекле,
Высохшие листья не наводят грусть,
И туман густой под утро. Ну и пусть...

Осенью отрадно дачное житьё!
Из калины спелой терпкое питьё,
Запах сена, яблок, хвои и грибов,
И слышны гудки далёких поездов.

Где они, соседей шумных голоса?
И никем не сбита лёгкая роса
На тропинке мягкой у колонки той,
Я иду к которой утром за водой.

Воздух тих, прозрачен, чуть холодноват,
И вокруг мангалы больше не дымят,
Лишь мой дом сегодня задымит трубой
Сядем у камина вечером с тобой.

Толик Ерёмин открыл дверь и вошёл в квартиру. В прихожей его встретили чемодан и плотно набитый рюкзак. Как ни успокаивал Толик себя, как ни старался думать, что гражданская жена Зинка просто "берёт на понт", самое страшное случилось: она, как и обещала утром, "собрала его шмотки".

Замполит Узла связи Гайсинского ракетного полка капитан Васенда в один из летних дней дежурил в подразделении. Сидел в кабинете, зевал и мучился от тоски ужасно. За открытым настежь окном не было слышно ни грохота солдатских сапог, ни грома строевых песен - выходной.

Чаще хмурилось небо, и дни становились короче,

Бесконечное лето лениво стремилось к концу,

Наступали дурные, такие бессонные ночи!

И опавшие листья шуршали, кружась на плацу.

Борис стоял на сцене, а занавес медленно поднимался... Постепенно показались оркестровая яма, партер, сверкающий золотом бенуар, бесконечные ярусы, в далёкой вышине тускло переливалась хрустальными подвесками огромная люстра... Необъятный зал дохнул свежим ветром, подобным ночному морскому бризу. Вид был потрясающим.