Интрига в расширенном мире.

Скалистый островок, которому не удосужились придумать название, на нулевой широте — экваторе.

В двадцати кабельтовых от круто срывающихся в океан каменных уступов дымит труба рыболовного траулера. На палубе кипит работа. Лебёдки извлекают из воды крупноячеистую сеть.

Мой дом – среди звёзд, моя родина – небо,

Под знаменем рока брожу я впотьмах

На радость мечу и огню на потребу,

Богам одним друг, а Вселенной всей страх.

Где ласково Солнце, где пенится море –

Туда мне дороги давно уже нет,

Где песнь моей Дорны лилась на просторе –

Когда она смолкла, померк и мой свет.

Я злою судьбой обречён на скитанья,

Увядший цветок на свирепых волнах,

Лишь пламени шелест, лишь бездны молчанье,

Лишь ярость погони в полночных тенях.

Я похолодел.

«Железный идол»!

Знаменитый пират, звёздный флибустьер, бич Галактики, научный преступник, чья дерзость сравнима только с его же жестокостью!

Обыск проходил ещё медленнее, чем я ожидал. За стандартный час я сумел досмотреть лишь четыре каюты, три из которых занимали турсы, а одну — страбанин с колючим взглядом единственного глаза и мясистым клювом. Он пискливо тараторил, выражая возмущение, и надоел мне до смерти. Не облегчало мою задачу и то, что я не знал, что именно ищу. Ос-Чивоп, завидев меня, поначалу обрадовался — он предположил, что мы решили удовлетворить его требование об охране — но потом разъярился так, что лишь вид моего бластера предотвратил потасовку.

На центральном посту царило лихорадочное возбуждение, не сулившее ничего хорошего. Вахтенный астронавигатор, яростно жестикулируя, что-то доказывал капитану. Бородатый тип в форме инженерной службы возился с пультом континуум-привода, вполголоса ругаясь. Гордено, связист и мой приятель ещё по Академии Звездоплавания, насвистывал песенку, но в его обычно весёлых серых глазах читалось нечто, похожее на смятение.

— В чём дело? — спросил я у него.

— Мы отклоняемся от курса, — ответил Гордено, — и никто не может понять, почему.

Миновав сферу притяжения Плутона, экспресс вышел из планетарного режима и нырнул в «туннель». Минуту спустя крышка противоперегрузочного «саркофага» автоматически отскочила, и я выбрался наружу.

В городе Зарадек, что стоит на берегу реки Нгар, текущей с Теневых Гор в Великое Восточное Озеро, жил некогда человек по имени Сувладай-Двигдалш. Он был от рождения безволосый, из-за чего над ним постоянно потешались все, кому не лень.

Однажды в жаркий денёк Сувладай-Двигдалш вышел за городские ворота, чтобы искупаться в благословенных водах Нгара. Он проделал около четверти лье, как вдруг раздался голос:

— Сними обувь.

Сувладай-Двигдалш обернулся, потом посмотрел в другую сторону — кроме него, на дороге никого не было.

День тянулся бесконечно. Не только для меня, но и для всего персонала «Европы-Экспресс». Никто, однако, не жаловался на дополнительную нагрузку, поскольку отбытие межпланетного корабля на Марс происходит не каждый день.

Такова была надпись на мраморной розетке, украшавшей фронтон очень старого, но поддерживавшегося в прекрасном состоянии дома по Катулусвег, 13. Над буквами выступало изображение чего-то, что знакомому с палеонтологией человеку напомнило бы трилобита, которого прихоть скульптора снабдила парой веерообразных крыльев.

Большой Макгейб был удивлён. Он ожидал споров, вспышки гнева, плаксивых просьб — чего угодно, кроме невозмутимого, почти отрешённого тона, которым масианин ответил:

— Двести двадцать пять-эл-тринадцать в межпланетной номенклатуре, Зооро на аккароле.

— На обратном пути обязательно тебя навещу, — произнёс Макгейб после короткой паузы. — Поцелуешь своё драгоценное дитя, или что вы там делаете.