Наихудшее — блуждать в потёмках. Неизвестно, ни когда враг нанесёт удар, ни каким способом это сделает. Вряд ли негодяи решатся на нападение на дом Греггов. Гораздо проще устроить засаду у проклятых пещер. Недаром я застал Макропулоса и Шнее за рекогносцировкой!

Зачем только я рассказал Истуоллу, что археолог? Какой дьявол тянул меня за язык? Но не мог же я предположить...

На Альберт-Роке был всего один полицейский. К тому же, по нелепым британским законам, он не носил оружия!

Вот тебе и раз!

Поселившись в «Импириэл-Хаузе», я не мог нарадоваться на желанное уединение. А не прошло и недели, как в отель ввалились сразу пятеро новых постояльцев. Они приехали на пароме из Гамильтона и путешествуют вместе. Вот их имена, национальность и характеристики.

Эванс, владелец отеля, оказался не только словоохотливым, но и любителем посплетничать. На следующий день после странной встречи у пещер я неожиданно получил приглашение на ужин у проживавшего на острове семейства. Выяснилось, что хозяйка — моя соотечественница, тридцать лет назад вышедшая замуж за англичанина и поселившаяся на Бермудах. Когда Эванс растрезвонил urbi et orbi о моём водворении в «Импириэл-Хаузе», эта миссис Грегг, истосковавшаяся по родине, загорелась желанием со мной познакомиться.

В жизни каждого человека наступает пора, когда уединение — насущная необходимость. Вот и я решил временно сойти со сцены Археологического Института, чтобы завершить свой «Сравнительный анализ древностей доарабской Сахары» — звучит ужасно, но я не беллетрист, а издатели всё равно поменяли бы название. Трудно сосредоточиться на сочинении, если тебя постоянно донимают коллеги и студенты. Местом отшельничества я избрал Бермуды, а точнее — Альберт-Рок, крайний восточный островок архипелага. Почему именно Бермуды?

На рассвете волна смыкалась с волной

И с волною прощалась волна,

Меларен балтийский прилив встречал,

Колыхаясь до самого дна.

Под звавший к утрене перезвон,

Под гулкого ветра стенанья,

Пальмгрен в Стокгольмскую бухту вошёл,

Вернувшись из дальних скитаний.

«Отец, поведай, где же ты был?

Что видел на краю света?

Заветные рощи в замёрзших морях —

Правда ли, ложь ли это?»

«Мной позабыто почти что всё,

Путь во льдах и смерчах жесток,

Три вещи хранит ещё разум мой —

Ветер с востока, из-за Столбов Восхода, приносил последние вздохи умиравшего дня. В каморке для слуг, что примыкала к императорской опочивальне, ждали трое мужчин. Один, породистый атлант с бородкой клинышком, нетерпеливо мерил шагами тесную комнатушку. Второй, пожилой бледнолицый эллин с седой шевелюрой, сидел на низкой кушетке, смежив веки. Казалось, он спал. Третий, тщедушный, сутулый, с мясистым горбатым носом, свисавшим едва ли не до подбородка, кутался в просторный красный плащ, поёживаясь, будто от холода.

Юность прошла, я вдоволь сражался,

И вот безутешным певцом остался.

Что толку жить и что пользы в батальях,

Коль сделался рыцарь добычей печали?

Руки, сжимавшие алебарду,

Держат теперь лишь лиру барда.

Сердце, что жаждало славной доли,

Ныне полно скорби и боли.

Солнце стенает в час захода,

Отсвет кровавый бросая на воды.

Коршуна вижу над горной кручей,

Парящего в белых, как саван, тучах.

— Это бедствие! — простонал карлик.

— Не отчаивайся, — проскрипела ведьма. — Путь из Каркосы неблизок. Мало ли что может случиться в дороге?

— Да что случится с целой армадой?!

— Над Кридским морем могла бы разразиться буря — но та, кто так тебе ненавистна, в бурю рождена. Дурной знак! Скольким ты готов пожертвовать, маленький каркосец?

— Назови цену. Казна Арделлана богата.

Старуха засмеялась.

— Думаешь, мне нужно золото? Глупыш! Принеси голову красотки из тавров, с которой развлекаешься, и я разбужу Спящего в Бездне.

Сердце герцога Уота из Дома Страксов, регента Арделлана и всей Вазарии, неожиданно остановилось.

Арделлан облачился в траур. Чёрным крепом обтянули тронную залу королевского замка; приспущены были знамёна Страксов и вассальных домов; по улицам бродили плакальщицы. Не успели служители Ордена Фонты проводить герцога в Туманные Чертоги погребальными гимнами, только захлопнулась за саркофагом крипта башни Кротто, как совет попечителей собрался, чтобы избрать нового правителя.

Почти к самому побережью подступала бесплодная Ахарская равнина, где на злобное вытьё суховеев откликались глухими ночами голоса ещё страшнее. Лишь у самого моря пустыню перегораживал кряж базальтовых гор, чьи северные склоны, открытые живительному дыханию кридского бриза, поросли влажным вечнозелёным лесом. У ребристого ската скального гребня, некогда исторгнутого из бездны огнём преисподней, раскинулся удивительный город.