Кто ты, кто я... Мы - звезды в дикой пляске...
Кружились в небе мы до дурноты.
Молчи. Я не придам ничто огласке.
Нас было двое, а остались Я и Ты.

Мы были метеорами дичайшими,
дрожала перед нами вся земля.
Но твой огонь потух, теперь - прощай же.
Нас было двое, а остались - Ты и Я.

Лишь по ночам, когда все - силуэты,
и мир сжимается до точки меньше атома,
пересчитай, прошу, на небе все кометы -
в одной из них моя частица спрятана.

Следи за ней до самой быстрой смерти -
она рассыпется как самый тонкий лед,
ты ей одно спасенье в вечной круговерти -

Почему мы не спим так часто
И метаемся по ночам?
Призрак наш в голове негласно
Наши пальцы подносит к свечам.

И мы плавимся, воска быстрее,
Не кричим, не выходим в окно,
Просто с каждой секундой взрослее
Становиться нам кем-то дано.

Мы стекаемся в грязные лужи
И кричим: мы навек сплочены!
А пороешься - разве кто нужен
Тебе, и кому нужен ты?

И из этих комков однообразия
Из нас лепят послушных бойцов.
Раздробишь! и - какая оказия! -
Куча слабых, лгунов, подлецов.

И ведь в каждом - скажите, бывало?-
Восставало желание жить,
Но не так, как нам всем навязала

А ты можешь представить, как было бы,
Будь у тебя я?
Как волна я тебя бы вымыла,
И забыл бы ты слово земля.

Я б тебя как зима позаснежила
Под покровом бугристых белил.
А тебя твоя девочка нежила
Дланью летних пылающих сил.

Острой бритвой - не пудрой бархатной -
По твой щеке мой размах.
Ты не верь другим, я не сахарная,
Я всех в пепел, и пух, и прах.

Может, с девочкой той и спокойнее;
Будешь сыт и тепло одет.
Ну а если бы я, чужеродная,
Заползла бы в твой бронежилет?

Я б тайфун ежечасно рождала бы,
Ты б заснуть и тогда не смог,
Когда ночь, уже сильно усталая,

На моих часах со светящимся циферблатом
Мерно бьется в конвульсиях тонкая стрелка.
Как ей хочется на Куранты! 
Ведь тогда жила б она в башне, вокруг - солдаты,
А не в комнате темной с жильцов предыдущих побелкой.
Стрелка! Мы с тобою теперь оккупанты.

Ты со мною была, когда я была непреодолима,
Слышала речи мои, будто с трибуны ораторской сказанные.
А как смело кричал мой рот!
А теперь все как в Библии - Самсон был предан Далилой,
И она, такая коварная, оставалась за все безнаказанной.
А ведь в жизни - наоборот.

И не надо так цокать, корить, будто я виновата.

Ты порадуй меня или просто несильно расстрой.
Только разум не тронь, ну а тело - пожалуйста! мучай!
У меня есть ответ, он, конечно, безумно простой:
Люди в Господа верят на всякий бессовестный случай.

Ах, ты видишь? Я вся неприлично пуста.
Между пальцев и между ребер.
И пора уже вроде звонить по "ноль два",
Или "три", выбирай любой номер,

Но только не мой. Я болею чуть-чуть,
Не тревожь телефон напрасно.
Будет в голосе кашель, под мышкой - ртуть,
На словах же - Ну да, все прекрасно.

Даже если придешь ночевать под дверь,
Не дави на звонок сумасшедше.
Был ты вместо пустот в моем сердце. Теперь
Ты стал кем-то забыто-прошедшим.

Ты мне бабочек в теле дарил иногда.
А сейчас так звучит все комично!
Не тверди мне, что "я вот такая одна".
Мы закончили с опытом личным.

Ты - несжатой энергии сгусток -
Распласталась над нашей Вселенной.
Все сожгла своим пламенем нервов,
Дым гоня с запашком терпко-вкусным,
Но самой оставаясь нетленной.

Это все для тебя излишне.
Ты живешь по своим законам.
А готово ли сердце к подсчету уронов,
Или в нем от войны пепелище,
В коем слышно подчас умирающих стоны?

Мне тебя не прочесть, как брошюру.
Не увидеть тебя в линзе солнечных ретро-очков.
Я - скачок, а ты - сто миллионов скачков!
Я с тобой лишь московская девочка-дура,
Что склонилась под будничным весом оков.

День скрылся одеялом худосочным,
Укрыл свои хладеющие руки.
А ты свинцовым словом очень точно
Мне в сердце выстрелил.
От скуки.

Трепещет пораженное созданье.
В глазах моих... Не знаю, может, боль?
Ты напророчил мне такое наказанье
За что? Ну, объясни!
Уволь.

Что, мне теперь скитаться по квартирам,
Пихать в лицо всем горе-стихпродукты?
Да успокойся, не нужна ты миру,
И мне нужна была ты лишь
Как-будто.

А сердце ведь течет...
Да ты бескровна!
Ты слаженный когда-то организм,
Ты поняла?
Конечно, безусловно.
Отлично, хватит гадостных реприз.

Прошу меня не обвинять,
В том, что поймала взгляд Ваш дерзко,
И не дала себя обнять,
Разбив все уговоры с треском.
Прошу меня не обвинять,
В том, что я ножку оголила,
Как Вы не можете понять,
Что я со всеми так игрива!
Не обвиняйте Вы, прошу,
Меня в распахнутой кофтенке,
Бывает, да, что я грешу,
Играя с чувством, как с котенком.
Не виновата я, мой друг,
В своей улыбке белоснежной,
Не виновата я, что вдруг
В меня влюбились Вы так нежно.
А Вы твердите вновь и вновь,
Что я разбойница и лгунья,
Но все равно свою любовь
Мне отдадите в полнолунье. 
А мне смешно, я не люблю

Сегодня я увидел ее впервые. Я, будучи, наверное, вселенским глупцом, целый год смотрел на нее и никогда не видел. Но вот, сегодня это произошло.
А как она изменилась!
Эти красные туфельки на голых ступнях. Я смотрю пока только на них и прикидываю, когда мне будет дозволено поднять взгляд чуть выше. Она  идет, останавливается и встает на цыпочки, нервно оглядываясь по сторонам. Выпуклые плюсневые косточки ее ног напрягаются. Как беззащитно это выглядит!