Казалось, что огромная берёза жмётся к потемневшей от времени стене дома, ища в ней не то опору, не то защиту от порывистого ветра. Ночами, когда городской шум затихает можно услышать её ворчливый скрип. Наверняка, на жизнь дому жалуется.

Недавно за пятиэтажкой, обнимающейся с берёзой, закрепилась дурная слава. Дескать, живёт в проклятом доме ведьма.

Набожные старушки, проходя мимо первого подъезда, крестились.

А виновница дурной славы, поправив роскошные рыжие кудри, хохотала, наблюдая за ними из окна.

Ах, рябинушка, гнутся веточки.

Все несчастья, знать, мой удел.

И любовь моя – птичка певчая,

Только сокол-друг улетел.

Дождик мантры бубнит за окном,
Пузырит монотонностью лужи.
Между явью гуляю и сном.
Мне сегодня покой очень нужен.


Голубым мотыльком - за рассвет.
Запущу безразличьем в заботы -
Это глупый никчёмный обет,
Не исполненный мной ни на йоту.


Столько раз, отмахнувшись от дел,
С миражом вечерами роднилась.
Но впустую. Знать, некто хотел,
Чтобы всё так, как есть, получилось.


Зарассветный дымок – благодать!
Воскурился небесным блаженством...
Здесь так просто понять и принять:
Мир душевный и есть совершенство.

Красавицу Русудан не знал ни один житель Долхидского царства. Старая колдунья строго-настрого запрещала внучке покидать окрестности леса, который будто стекал с пологих хребтов прямо к морю. Девушка и не догадывалась, что где-то живут другие люди. Ей было уютно в небольшом тихом мирке.

Билет купило лето в никуда,
Ещё немного и исчезнет вовсе.
Бегут, как лето, от меня года -
Улыбкой обогреют с фото. После.
Беспомощность тихонечко пищит
И серой мышкой мечется по хате:
Обузданность минут – весёлый пшик,
А ускорение – до грустного некстати.
Неумолимо движется к концу
И это лето. Бренно всё, не вечно.
Чеканит осень шаг, как на плацу,
В мундире ярком - праздничном конечно.

Смеюсь в лицо судьбе:
«Врёшь! Не согнёшь, корявая!
Не пО сердцу тебе?
Да только я упрямая!


Пускай невзгоды – в ряд
Стоят и усмехаются,
И бурями грозят.
Со мной они не справятся…


Задумалась судьба:
«Да шут с тобой, строптивая, -
Смахнула пот со лба:
Живи себе, красивая!

«Сколько отпущено: год или два,
Вечность, быть может, лишь ночь?..»
Не отвечая, вздыхает луна,
Силясь рассвет превозмочь.


Нет. Не зажжёт любовь вечный огонь –
Поздние чувства не в счёт.
Что впереди: расставанье и боль,
Серой тоски переплёт?..


Пусть. Но сегодня любовь для меня
Нежности песню поёт.
Фальши не слышно. Ты, ночь… Тишина
Каплей надежды замрёт.

Как же в детстве хотелось летать

Над лесами, лугами цветущими,

Где при солнце, и в хмарь – благодать

С васильками, к полёту зовущими.

Души моей туманный Альбион…

Давно в плену у всадника из меди.

Мой город, как и я, в дожди влюблён.

И солнце там во всю не часто светит.

На берегу – дом предков. На века.

Застыл, как верный страж. В Неву глядится.

В старинных окнах – тяжкая тоска,

Что прежнее уже не возвратится.

Любил мой дом, когда звучал Шопен.

В большой гостиной не бывало душно.

Но дом - до неприличья дерзновен:

Распахивал все окна, словно душу.

Ветер, как усердная ткачиха,
Ткёт на небе дивный облачный узор,
А у нас, внизу так тихо-тихо,
Распевает лишь псалмы пернатый хор.


Да трава, что стелется под ноги,
С пересохшею душою от жары
Молит солнце скрыться в поволоке,
Хоть чуть-чуть остепениться до поры.


Все устали. Люди и природа
С нетерпеньем ждут загаданных дождей.
Но препятствует, видать, тем что-то:
Нет, не слышно долгожданных их речей.


Грезится, что все живут надеждой.
Ждут предвестников грозы и верных слуг:
Громыхнёт сначала тихо, нежно,