Миха возвращался с легким сердцем; в нем больше не кипел гнев на Тошку и даже на забравшего ее козла. Попозже они еще встретятся; Михе многое надо ему сказать - объяснить, что будет, если он хоть раз чем-то обидит его конопатую девочку. Но злости уже не было, совсем.

Он даже сумел не измениться в лице, когда с порога его встретил взбешенный отец:

- Ты где шляешься, тварь? Мы тут весь телефон оборвали... думаешь, пятнадцать исполнилось, так, все можно? Ремня давно не получал?

- Пап, извини, забыл про время... а телефон разрядился просто!

Загремел ключ в замочной скважине. Мишка скривился: ну все, понеслась, родимая... сейчас начнется концерт по заявкам!

- Гляньте, кто явился! - резкий голос тетки не могла заглушить ни одна дверь. - А что же не через неделю-то?

От мамы пахло сладко: вкусными духами, печеньем и яблоками. Мишутка терся о прохладный васильковый шелк ее платья, вдыхал теплый мамин запах. Как хорошо...

- Мам, а ты останешься?

- Нет, мой хороший, поздно уже! И Оксюта ждет; ну, не плачь, ты же у меня маленький мужчина! Давай так - ты сейчас вытираешь слезки, чистишь зубки и ложишься спать, а в воскресенье мы, все вместе сходим в аквапарк. Я, ты и Оксютка...

Небо кровью набухло, ветер смертью пропах,

И снежинки не тают на бескровных губах.

Нам неласковым ложем стали комья земли,

Где-то, в выси далекой, всё кричат журавли.

В лесу чудес - дурных чудес,

Изба стоит; в ней злой ведьмак,

Упырь шальной и крошка-бес

Разводят жуть, плодят бардак.

Запрещалось королям небогатых трогать дам,

Королева, иль княжна - вот, достойная жена!

И грустили короли, ведь жениться не могли,

На крестьянке и швее, вопреки людской молве.

Болью скованна, злом отравлена,

На Суде Большом не оправдана.

Дали кровь и плоть в наказание:

Отобрали мудрость и знание.

Ты не упырь, и не вампир -

А во сто крат мерзее, гаже...

Собой пятнаешь светлый мир,

Дитя, с душой чернее сажи.

Темнота пахла цветами. Сухими, мертвыми, приторно-сладкими. И еще: детской пудрой, краской, немного клеем. От густой смеси запахов нестерпимо болела голова и во рту стояла липкая горечь. Чугунно-тяжелые веки никак не хотели подниматься.

Вечер крадется, снег за окном,
Кухня, горячий чай.
Сонно-уютный, милый мой дом,
Только грызет печаль.

***


Там, за далекой гранью миров,
Души плывут во мгле;
Им, бестелесным, не нужно слов,
Дремлют тела в земле.


Небо и вечность, волшебный дар
Тем, кто ушел навек;
Случай несчастный, болезни жар
Их прекратили бег.


Кровь остывает, дряхлеет плоть,
Тоже бывает так.
Кто-то тоску не смог побороть,
Горе - для сердца враг.


Ныне свободны, зачем дышать,
Плакать, терять родных.
Только живые всегда спешат