А и такое бывает, приглянется мавке какой или шишиге дитя человеческое, та его обязательно утащит, да и спрячет в логово своё, от людских глаз подальше. А взамен украденного в зыбку полено подложит, да такой туман на родителей наведёт, что видят они не полено берёзовое, а дитя собственное, слышат голосок родимый, да своей заботой полено то окружают. Хуже того, может нечисть взамен ребёночка своё отродье подсунуть: «Нате, вам, радуйтесь!» Радости большой в том нет, не спит подменыш толком, не ест, изворачивается да капризничает, родителей названных изматывает.

Голод гнал Акульку вперёд. Перебирая опухшими потрескавшимися ногами и подметая лохмотьями материнской юбки дорожную пыль, она медленно брела, с трудом удерживая в руках непосильную ношу. Вот уже два дня она не встречала ни одной живой души, а мертвецы давно не вселяли в её душу страха. Голод притупил все чувства, иссушив тело и растворив свет солнца в пустоте вечно ноющего нутра. Время остановилось, разделившись на свет и тьму, приказывавших идти, или искать ночлег. Вчера таким ночлегом служила одинокая покосившаяся хатёнка на окраине полусгоревшего хутора.

"Да, умирает Петровское", - вздохнул старый лесник, обводя взглядом берег озера, заросший камышом. Слова эти относились не к самому озеру, а селу, которое лет сорок назад жило кипучей жизнью. Лесхоз, своя лесопилка, ремонтные мастерские, клуб, тут же за клубом, узенький переулок, выходящий к берегу небольшого озера.

«Взял тогда Сергий бочонок пудовый, заманил туда погань треклятую, засмолил, да так, чтоб не выбралась. Вынес в поле дальнее, поле чистое, закопал его на три сажени. Не ломать тебе, погань, тела отцовского, не разорять дом родительский, не сеять вражду между братьями, не пугать тебе, погань люд честной!»

- У, шайтан тебя забери! – кричал дед Аслан вслед мальчугану на велосипеде, который обдал его грязными брызгами из застоявшейся лужи.
Вообще, слово «шайтан» было его излюбленным ругательством на все случаи жизни. Произносил он его всегда с неподдельной значимостью и особым выражением, хотя и без особой злобы. Окружающие к этому давно привыкли, на деда не обижались, а наоборот, всеми правдами и неправдами старались вытащить из него это слово, а потом долго смеялись: очень уж смешно говорил дед Аслан. В посёлке за глаза его так и прозвали «Шайтан».

В городскую психиатрическую больницу № 3 сегодня утром доставили двух весьма странных пациентов. Это были мужчины среднего возраста, одетые «по-походному». Полицейский, сопровождавший этих горемык, рассказал, что подобрали их в сорока километрах от города у самой кромки леса.

Лет шесть назад весь район потрясло страшное и странное происшествие. В местном роддоме за одну ночь умерли три младенца. Роды прошли без осложнений, малыши были крепенькими и здоровенькими, а тут…
Отделение закрыли, а всех рожениц отправляли за тридцать километров – в город. Народ ещё долго о том случае судачил, а тут ещё новая подробность выявилась – на теле у всех малышей синяки замечены были. Это кто ж посмел над новорожденными издеваться? Обвиняли весь медицинский персонал, комиссий понаехало, голов полетело!

О Полудницах историй много сложено. Мол, хитра она, да опасна. И не дай бог с ней встретиться в поле, да в полуденное время, когда всяк от зноя хоронится, да ждёт, когда спадёт жара. А случится в поле остаться кому, то нашлёт на него дурноту да слабость, или ещё хуже – сон такой, от которого нет спасения.

Сотни зрителей соскочили со своих мест, когда фаворит сегодняшних скачек, грациозный и чёрный, как смоль Фараон, оторвавшийся на значительное расстояние от своих соперников уже на втором круге, внезапно рухнул, подмяв под себя молоденького жокея.

Чёрный камень, возвышающийся в центре небольшой поляны, отвоёванный у джунглей, тускло блестел при свете факелов. Все мужчины деревни сегодня собрались здесь, чтобы увидеть, как бунгапатма опять подарит жизнь одному из них. На чёрном камне лежал молодой охотник, тело которого было покрыто страшными кровоточащими ранами, оставленными диким кабаном. Левая рука была неестественно выгнута, а на бедре зияла рана от вырванного куска плоти. Лицо человека было очень бледным и измождённым. На нём застыла маска нечеловеческого страдания и боли.