Жила-была пижама. Она все свое время проводила в постели, и видела сны. А если и приходилось как-нибудь покинуть это чудное место, то повисала себе на ближайшем стуле, и устраивала беспорядок. Никогда не бывала она ни на балах, ни в парках, ни даже у соседей. И решила пижама нарушить это правило. Нарядив собою маленького мальчика, она отправилась гулять во двор. Мальчик не сопротивлялся. Он и понятия не имел на что способны пижамы, если их долго держать взаперти.

ЖЕНЩИНА: Уберите это отсюда. Здесь ничего не должно лежать. Это память о муже.
(Мужчина убирает торт со стола). Это было его место. Здесь он проводил все свое время.
МУЖЧИНА: За пустым столом?
ЖЕНЩИНА: Именно. Он старался быть хорошим мужем. Экономил на себе, все в семью, сам никогда не ел.
МУЖЧИНА: Такой образ жизни до добра не доводит.
ЖЕНЩИНА: У кого как.
МУЖЧИНА: А вы.. ели?
ЖЕНЩИНА: Ну, конечно, я ведь человек.
МУЖЧИНА: Не за этим столом?
ЖЕНЩИНА: За другим. У каждого должно быть личное пространство. Я не хотела нарушать пространство моего мужа.
МУЖЧИНА: Понимаю.

Жила-была пуговичка. И только у нее и было занятий, что вдеваться в петлю, и выныривать из нее обратно. Тому минуло уж много лет, как ее пришили к пальто, и надели его впервые. С каждым годом нитки все слабее держали ее на своем месте, пока, наконец не позволили раскачаться на себе, как на качелях. Пуговичка качалась-качалась, пока в один миг ни очутилась в кастрюле с супом. Тут же со всех сторон ее окружили картофельные кубики, капуста, морковка и лук. И даже время от времени мимо проплывали фрикадельки. Все с любопытством уставились на маленькое пластмассовое существо.

Еловых веток веерный каскад,

Поверх стола мерцающая скатерть,

И по плечам торжественности ради

Старинных бус лиловый камнепад.

Жил был кошачий хвост. Как все хвосты жил он жизнью зависимой. Никогда не знал точно куда его поведут сейчас или потом. Одно только согревало ему душу: мог он по своему желанию крутиться когда хотел и сколько хотел в любые направления. Но уж на этом вся его свобода оканчивалась. А ему так хотелось быть самостоятельным, движимым лишь порывами собственных помышлений. Пойти, например, на выборы, и проголосовать за кого ему, хвосту, хочется. А может быть, достигнув возмужалого возраста, и самому стать президентом. И приобрести жену, и заиметь образование.

Жил был человек. Он жил один, потому как недавно его бросила жена, и каждый день теперь проводил в одиночестве. Это положение крайне было непривычно человеку, и он мечтал хоть как-то избавиться от него. Время шло, а ничего не менялось. Каждый раз, придя домой со службы он натыкался на те же грабли. Поглядев по сторонам, человек стал убеждать себя, что он вовсе не один, что в его доме помимо него живут картины, перчатки, вешалки, тарелки. Что в прихожей не просто стоят, а встречают его радостные плащи и куртки.

Жил был зонтик. Стоял себе в углу круглый год, за исключением весны и осени, когда то и дело случались проливные дожди. Но даже если за окном стояло лето, его точно также доставали из насиженного жилища, и распахивали в нужный час. Правда иногда, когда все же хозяевам зонтика приходилось забыть его дома, зонтик пропускал счастливые моменты прогулок, наблюдая как за окном идет дождь, а он стоит без дела. Как должно быть, несчастные его владельцы нуждались в нем в такие минуты, как с расстройством наблюдали как намокают их головы, плечи и предоставленные стихии конечности!

Разбужен или усыплен -
Все кажется каким-то зыбким:
В стекле раздавшийся пион,
Портретов ток полуулыбки,

Слезой пролившийся на стул
Отрез лоскутного свеченья...
Как будто бы какой-то гул
Взамен тиши богоявленья.

Неразличимые почти
Но даже в этом темном звуке
Родятся новые пути -
Пути божественной науки.

Ладони узкая ладья

Ажурные встречая волны,

Перчатки вымысел узорный

Влекла из пены бытия.

Жил был шнурок. И не было у него пары. Он слышал, что когда-то, во младенчестве, был у него брат-близнец, но с тех пор утекло уже много воды, а брат пропал, и так и не появлялся, а шнурок потерял уже всякую надежду вновь встретиться с ним. Ботинки, некогда бывшие в ходу, стояли теперь без дела, и, казалось, забыли зачем они существуют в мире. У каждой серьги имелась подруга, на каждую стену смотрела такая же, ручка на двери закручивалась на два шурупа. А шнурок был один. Он бродил повсюду в надежде кого-то встретить, чтобы разделить с ним все тяготы одинокого существования.