- Отец Полэ, я пришла покаяться.
При всех грехах, пороках и недостатках старуха Раньян исправно посещала церковь и добросовестно ходила к единственному священнику в деревне на исповедь. Иногда, впрочем, расталкивая и обливая бранью всех стоящих пред ней, кому тоже нужно было попасть на исповедь. Отец Полэ не раз грозил ей отлучением от лона церкви – всё без толку: под конец старуха даже престала каяться перед ним, а просто недовольно кивала, требуя прекратить этот раздражающий и ненужный разговор.

- Весна, вылезай, - командным и слегка раздраженным голосом произнесла Лето: она была одета непривычно тепло для своего образа – вместо легкого топика из искрящейся зеленой ткани хлопковая футболка, а поверх – ветровка с длинными рукавами. Лето явно была сердита: руки сцеплены на груди, а светлые брови, выделявшиеся на загорелом лице, нахмурены, придавая обычно беззаботному лицу суровый оттенок.
Под одеялом кто-то заворчал, и торчащая доселе веснушчатая стопа исчезла под складками ткани.
Лето от ярости и отчаяния топнула ногой: ну вот опять, снова!

- Ты веришь в магию? - спросил он, когда она уже засыпала. Иногда он любил задавать ей странные вопросы за несколько минут до сна - когда разум пока ещё воспринимает внешние раздражители, но не готов на них отвечать...

- Я хочу согреться, - неожиданно заявила Снегурочка, когда бабка да дед сели перед телевизором, смотреть программу "Вести".
Испугались бабка с дедкой; окутали Снегурку свитерами, шарфами и шерстяными колготками. Дед взял на работе реквизитную шубу со спектакля про Морозко, бабка связала чулки и гетры, - всё равно Снегурочка была какая-то не веселая. Она шмыгала носом и прятала тоненькие ручки за красную шерсть теплого свитера.
- Холодно, - всё равно говорила она каким-то совсем уж безжизненным тоном.

- Грех водиться с такой девкой, королевич, одурит она тебя, со свету сживёт, а сама на трон засядет, как будто павишна какая, - говорит кормилица перед свадьбой.
Королевич не хочет её слушать: о горе Алёнушкином и братца ея, Иванушки, знают все, от холопа последнего до первого боярина. И со свадьбы все шушукаются да перемигиваются, и шапками качают, словно в назидание королевичу; да кто он, царь или дитя, что сам себе невесту выбрать не могёт?!
- Не гневайся, княже, - покорно отвечает ему жена, любимая Аленушка, и в глазах её застыла болотная вода.

Его будильник звонил в четыре часа утра. Из-за этого он не высыпался, но зато у него было целых два часа на самого себя; именно в это время он занимался своими любимыми делами - пил кофе, рисовал и иногда смотрел фильмы. Никаких новинок, только самые любимые - те, что он успел посмотреть в период своей молодости и крепко-крепко полюбить.

Ты посмотри, какая тут весна!
Мне кажется, как будто волны киселя
обрушились на ветки Поднебесной
и залило всё солнцем. Неизвестно,
наступит ли когда-нибудь плохое
в такое чудное, возвышенное время.

Но знаю я: под ветками деревьев,
раскинутых весною розоватых перьев,
опутанных прелестной томной негой,
ребёнок был убит.

Ему стоило больших усилий, чтобы сосредочиться не на отражении в зеркале, а на настоящей девушке, сидевшей перед ним. Он давно заметил за собой такую привычку - исподтишка рассматривать отражение в зеркале, вместо того, чтобы непосредственно наслаждаться красотой живого человека. Он успокаивал себя тем, что в отражении многое заметно - например, непропорциональность черт лица, двойной подбородок, некрасивый профиль, складки на одежде - там, где они не должны были быть... Это успокаивало, и он уже с большим интересом смотрел на отражение приходящих людей.

- Это вообще что? - спросил Сергей, пристально глядя в раскосые и наглые жёлтые глаза какого-то мокрого, щуплого и крошечного костистого существа, закутанного в цветной икеевский плед.

- Ма'ина подахила! - бодро воскликнула семилетняя девчушка, которая изо всех своих детских силёнок прижимала плед с существом к себе. - Утхом ещё!

Я хочу любви, сказала старшая сестра. Я любила бы князя так же сильно, как госпожа Мурасаки любила принца Гэндзи, и даже более того.
Я хочу побольше денег, сказала сестра средняя. Я знаю, князь хороший человек, он обеспечил бы свою наложницу до самой старости. Я бы не мешала ему и его первой жене любить друг друга, просто потребовала быть честным со мной