Синеморец предпоследний населенный пункт морского побережья Болгарии, за ним Резово и турецкая граница. Но там дорога заканчивается, пограничный переход с соседней страной отсутствует. Желающим посетить Константинополь, нужно сделать петлю в шестьдесят километров, иначе в Турцию не попадешь.

Если секса и наркомании в Советском Союзе просто не было, то в представлении пропагандистской верхушки однополая любовь и вовсе отсутствовала на всей планете как данность. Вот так! Но наряду с этим утверждением в уголовно-процессуальном кодексе имелась статья за мужеложство, а блатные барды пели про «терпил», «петухов» и других любителей запретной любви.

Памятник в городе появился относительно недавно. В начале семидесятых годов прошлого века, когда подавляющее большинство советских граждан в коммунизм уже не верило, а к многочисленным постаментам вождей относилось, как к новогодней елке. Без них ну никак нельзя.

- А откуда… а какое… - женщина смешалась, привычной ярости не было, в душе царила ледяная пустота, а этот странный старик казалось просвечивает ее почище рентгена. – Трудно мне, - Ася неожиданно всхлипнула, такого с ней не случалось очень давно. – Денег вечно не хватает, за «коммуналку» долг сумасшедший и субсидию оформить не могу, мать детей не хочет прописывать, да и мне фотографию в паспорте менять надо… и помощи ни от кого…
- Я помогу вам, - твердо прервал ее Герман.

Май выдался переменчивым, как юная ветреница. То дул ледяной ветер и небо раскалывалось от сухих грозовых раскатов, то немилосердно пекло солнце, словно взбесившаяся печка, а пересыщенный влагой воздух принуждал сердечников глотать кардиопрепараты.

Над зданием аэропорта низко нависали тяжелые тучи. Солнце изредка пробивалось из-за пепельных облаков и тогда пейзаж немного оживал. Серый, после недавнего дождя асфальт тускло отсвечивал неяркими бликами, озябшие деревья словно встряхивались и неуверенно тянулись к холодному солнцу. Октябрь выдался гадкий. Вначале резко потеплело, потом зарядили дожди и весь месяц слился в монотонный поток однообразных унылых дней.

Современным любителям «травки» может показаться странным, но еще тридцать лет назад мы совершенно не имели представления, что смолами от сгоревшей конопли можно забивать себе легкие, а дурманом каннабиса мозги. Но именно так все и было. В эмигрантских рассказах Алексея Толстого мы читали про белых офицеров-кокаинистов, с экранов телевизоров нам вещали о страшных наркоманах «загнивающего Запада».

Солнце по-майски жгло асфальт, заглушая тонкий аромат весеннего цветения и навевая июльской жарой, ледяным пивом и донельзя забитым пляжем. Поливальные машины с утра облили город холодной водой, но к девяти часам влага успела испариться, оставив после себя лишь крошечные лужицы на обочинах дорог.

Жаркая пелена вязко нависла над иссушенным зноем городом. В конце мая установилась аномальная для этой местности температура. Тридцать три градуса в тени. Пожухлая сирень уныло обвисла под горячими порывами сдуревшего от нежданного тепла ветра, цветы на городских клумбах не спасал даже круглосуточный полив, а парки задыхались в мареве внезапно наступившего лета.

Вскоре у него заныли челюсти и Леша с трудом проглотил вязкий ком мяса. Он вытер губы салфеткой и положил на стол новенькую десятирублевку, которых в последнее время много напечатал толстый премьер Павлов. Трапезу можно было считать оконченной и молодой человек собрался покинуть сие злачное место, но в этот самый момент на пороге ресторана появился Валик.