я знаю таких людей,

чья красота

преступна.

они

сводят с ума:

не знаешь, кинуться им

на шею

или убить.

так недолго

и вправду свихнуться.

а это

нехорошо.

стоит быть начеку,

чтоб не попасть впросак.

будь осторожен

ночью.

когда в темных углах

они прячутся,

полагая,

что незаметны.

но их выдает с головой

аура

красоты.

будь осторожен

днем.

когда они ходят

Храни Господь твой кров

От мух и от клопов,

Пусть мышь не прогрызёт

В стене наклонный ход;

Да не войдут в твой дом

Предатель со лжецом;

А зыбкий, липкий страх

Изгонят небеса,

И удалится вон

Сомнений тяжких сонм.

Молю, ничто дурное

Пусть не лишит покоя

И да не иссушит

Росток твоей души.

Господь, лихую ночь

Гони от окон прочь;

КОГДА-ТО ЕГО ОТЕЦ… (Чарлз Резникофф)

Когда-то его отец изготовлял на заказ ручки

Дело, когда-то прибыльное, теперь приносило гроши.

Они жили на задворках гетто, возле свалки, где люди пепел

Отец говорил: «Образование – лучшее вложение»; он мечтал,

Шкуры сплошь янтарные, лес как изумруд:

Тигры тёти Дженнифер по ковру бегут.

Не страшны охотники вышитым зверям,

С царственным изяществом бродят тут и там.

Пальцы тёти Дженни гладят полотно,

Лёгкую иголку тянут тяжело,

Обручальный перстень якорем повис,

Старенькую руку увлекает вниз.

Знать, помчится скоро тётя к небесам,

Отдых даст мозолям, скрюченным рукам.

Но всё так же будут, не боясь людей,

Гордо бегать тигры, вышитые ей.

* * *

Н. Заболоцкому

В тарелке уснувший лежит мотылек,

И клоп одиноко на лавку прилег,

Большой таракан возле тумбочки спит,

Комар в абажуре зеленом сопит,

У печки забылся дремотой сверчок,

Цикада в саду улеглась на бочок,

Кузнечик на грядке с укропом вздремнул,

Лесной муравей на полянке уснул,

Ночует седой паучок за окном,

Жучок-короед прикорнул под столом,

Устроилась моль на покойный ночлег,

Когда, отвергнут светом и судьбой,

Стенаю в одиночестве безбрежном,

Тревожа небо тщетною мольбой,

Не видя больше счастья и надежды...

Не знаю, кто кого переживет,

Кому придется хоронить другого,

Но дух твой никогда не пропадет,

В моих стихах он возродится снова.

Исчезну я из памяти людей,

Безвестною проглоченный могилой,

А ты – войдешь в бессмертный мир идей,

Твой образ будет вечно жить, мой милый.

В сонетах я сумел запечатлеть

Твой облик, голос и твое дыханье,

Потомки будут на тебя смотреть

И поклоняться дивному созданью.

Пером я подарил тебе бессмертье:

Я твой слуга, я раб своей любви,

Тебе дарю я каждое мгновенье.

Явлюсь по зову – только позови,

Вся жизнь моя – покорное служенье.

Я не ропщу, когда уходишь прочь,

Хоть длится бесконечно ожиданье,

Лишь тиканье часов со мной всю ночь,

И мой удел – смиренное страданье.

Я не даю ревнивым мыслям ход,

Не размышляю, где и с кем встречаешь

Сегодняшний пленительный восход,

Кого своей улыбкой награждаешь.

Любовь глупа, а я еще глупей:

Как мне тебя в сонетах прославлять,

Когда ты часть меня? Скажи, родная,

Что толку о самом себе писать,

Бумагу зря чернилами марая?

Давай мы будем жить отныне врозь

И притворимся, что чужими стали,

Чтоб мне на расстоянье удалось

Воспеть тебя влюбленными стихами.

Я буду жить томленьем и мечтой,

И чувством, что усилила разлука,

И ожиданьем встречи дорогой,

И станет счастьем расставанья мука.

Чем дальше буду я от божества,

Без повода завистники клеймят

Твое чело печатью подозренья,

Но ты, мой милый друг, не виноват,

Что люди верят слухам, а не зренью.