А вы лежали на траве?

На стрекозу вдвоём смотрели?

Вам незнакомый муравей

надоедал осточертело?

Я помню

тропинки сквозь детское лето,

авоську "за хлебом!", бидон молока

и тихий чердак, где стропила скелетом.

Там вишня сушилась, как в брюхе кита.

Замёрзло всё.

Все строки трупы,

а мысли вяжут, как айва.

Глотает молча прорубь утра

отяжелевшие слова.

Я помню. Видел.
Ты плыла.
Одна, по сонной ряби,
а любопытная луна,
в глазок небесный глядя,
отодвигала облака

О, мягкотелость сопряжений
и нега чувственных лекал!
О, нежелание движений!
Лежал себе бы да лежал...

Чуть корицы.

Терпкий

кофе на рассвете.

Чёт февральский ветрен -

високосный нéчет.

- Надо что-то менять...

- Может, столицу перенесём?

- Не надо. Там Аврора.

- И чего? А тут Царь-пушка.

- Вся тонкость в диспозиции.

Расстрелян вечер пробкой брюта,

на дне бокала плещет ночь.

Была прелюдия прилюдна,

но так искрила...

Гости - прочь!

Декабрь.
Дебаркадер.
Зима пристала.
Зла.
Видок-то непригляден...
с трудом,
но доползла.

Макаю память в ночь.

Как круассан.

Так предсказуема начинка...

У совести особый прейскурант -

всё норовит подать с горчинкой.