Влажный город кружит головы своих горожан тёплым шёпотом ветра. Таким сладким хмелем может сдобрить городской воздух только чистая вода летнего дождя. Новорождённые бабочки порхают над клумбами, вдыхая цветочную пыльцу. Строгий шмель стряхивает со стеблей дождевые мурашки. Звонкий щебет счастливых птиц делает город приятным на слух, и хлёсткий звук их крыльев наполняет ритмом вальс тёплого ветра. Ветер танцует, танцует город, и люди танцуют вместе с ними, хотя и не знают об этом. Люди спешат, люди смеются и плачут, люди живут, люди умирают. Люди ничего не знают.

Население нашей вотчины хлебом не корми, больно охотливо до сплетен и разных фантазий. А уж злые языки хуже метлы перепачкают биографию порядочного человека напрасной всячиной. Вот и Сене Орешкину не повезло – угодил он под клевету с обидными подробностями. Воды-то с той поры утекло достаточно, но опровержения Сеня и поныне горстями раздаёт. Хоть и было за что его журить, но напраслины он нипочём не заслужил. В общем, глотнул бедолага несправедливого яда, чуть не захлебнулся. Жалко парнишку.

Зима всегда трапезничает напоследок, перед тем как весна станет рассаживать своих гостей. И ни разу ещё не бывало, чтобы она после себя насухо вытерла стол, вымыла посуду и выгладила скатерть. Обыкновенно, балованный сквозняк сбрасывает все объедки на тёплый ковёр весны, и зима уходит прочь, не закрыв за собой дверь. И до тех пор, пока в доме не будет как следует прибрано, настоящего весеннего уюта можно не ждать. Остаётся лишь сидеть у телевизора, надеясь на оптимистичный прогноз погоды. Что ж, во все времена крошки слыли крутым нравом и приторно пахли сволочинкой.

Лёнька Гуманков, конечно, был шкодником и шалопаем, но без отягчающих. Ежели и встрянет в какой переплёт по легкомыслию, то без ущерба для народного хозяйства. А что до общественного мнения, то поворчат люди по-соседски день-другой и перестанут. Да и себе мучений Лёнька не учинял, так, лёгкое волнение. Так и дуралейничал в привычной манере, когда дел других не находил, и горя не знал, а только улыбался. И жил он в полном тандеме со своим внутреннем миром до тех пор, пока не появилась у него мечта. Стал мечтать Лёнька угоститься можжевеловым вареньем.

Что ни говори, а любовь у Алёнки с Володькой случилась самая настоящая. Почитай, как с детских лет завертелось, так и стали они, что в носу ковыряться, что в муравейниках, а всё одинаково, в неразлучности. Ещё в ту пору, когда они совочками песок баламутили, Алёнка отличалась миловидными чертами и умелой кокетливостью. Хоть и ростом, что без затруднений пешим ходом под стол на прогулку пойти могла. Видать, генетика у ней такая – мамаша-то ещё не те штуковины с мужской половиной проворачивала. Вот и дочурка прямо при рождении от неё нахваталась.

В былые времена простой народ всегда довольствовался малым. У каждого была одна забота – хозяйство в порядке содержать да совесть в чистоте уберечь. И никаких посторонних затей. Ежели диковинное что неподалёку творилось, кожа морщилась пуще гусиной. Всё лихо людям мерещилось и невидаль бо́язным делом оборачивалась. Посему обыкновенно каждый морду воротил. На всякий случай. У страха, вестимо, глаза велики, но и этого сполна доставало. Нынче эти причуды мало кто уразуметь сможет. Оттого, наверное, всяк цену житейским укладам не разбирает и в любой стороне каждый стыдобой захлёбывается.

Жизнь сама по себе как форма существования весьма скучна и неинтересна. Согласитесь, что просто держаться каких-либо рамок элементарной физиологии, не зная красоты и безумства – довольно унылая перспектива. Куда занятнее жить, пользуясь привилегиями счастливого человека, и совершать красивые глупости, делая мир приятнее. Мой приятель, Гоша Телевизоров, усвоил эти догмы ещё в раннем детстве, отчего всегда был весел, улыбчив, энергичен, и, безусловно, счастлив. Наше знакомство длится вот уже почти девять лет, и все эти годы я знаю его именно таким.

Когда я открыл глаза, он стоял напротив меня. Его пасмурный взгляд выражал грусть и беспокойство, а морщины, путаясь в чёрной щетине, покрывали мглой сосредоточенное лицо. Судя по озадаченности незнакомца, он не знал, кто я такой. Мне так же его лицо не было знакомо, и я не понимал, как он попал в мой дом. Гнев мерно прорастал в моём недоумении, и я громко топнул с желанием прогнать незваного гостя. Я был уверен, что нахал уйдёт, но в ответ он лишь так же рассерженно пнул пол, не двигаясь с места.

Зелёный! Светофор, словно старый кинопроектор, прозрачным ярким лучом осыпал асфальт зеленью, и движение заполнило улицу. Люди засеменили по пешеходной дорожке, заливая шум своих шагов гулом голосов. Машины улыбаются бамперами и сияют начищенными фарами. Шёпот шин под пение клаксона раздаётся в унисон голосам идущих людей. Люди идут… Дети парят над дорогой, порхая полами курток, словно крыльями, и с громким хохотом обгоняют друг друга. Кто постарше уверенно и быстро шагают с глухим шорохом сухой асфальтовой крупы под шершавой подошвой их туфель.

Любопытный мальчишка цепко сжимал пальцами тонкую талию песочных часов и с хохотом тряс колбой, словно погремушкой. С каждым взмахом детской руки песчаная река послушно меняла направление, оставляя на стекле следы кремовых волн. Смятая солома солнечных лучей застревала в толщи стекла, лишь осыпая светлыми пятнами хмурый поток. Глянец стеклянной фигуры нежно скользнул по влажной ладони и часы, словно хрустальная ласточка выпорхнули из мальчишеских рук.