01. Сквозь слов туманы

Глава 1. Крик души

Женька проснулся, как обычно, на рассвете. Да и как можно спать, когда капли росы за ночь опустились повсюду — у окон, порога, уселись прозрачными горошинками на крыше. Они проникли во все щели, бусами оплели травинки и цветы на многие километры вокруг. И теперь, когда первые лучи солнца упали на холодную мокрую землю, нежно коснулись её своим теплом, заиграли в маленьких зеркалах сверкающую световую музыку, — весь мир залился утренним звенящим смехом маленьких водяных. По крайне мере, Женька так представлял иногда, когда правда становилась скучной и слишком естественной. Он знал, что водяные тут не причём, ведь этот смех принесла вода, пройдя через горы и поля, она пронесла его глубоко внизу подземными потоками, пролетела с ним по небесам вместе с серыми облаками и как-то ночью осела на землю передохнуть. А утром тепло разбудило в росе мысли-смешинки, тихо сидевшие до этого момента, и Женька услышал, как смеялись когда-то и где-то дети всех миров, не знавшие друг о друге ничего, но теперь соединившиеся в водном оркестре.

Так начинался каждый день, все девятнадцать лет, что он жил в этом мире, с самого рождения он слышал всё, о чём поёт вода. Когда над головой собирались грозовые тучи, а влажность воздуха нарастала с каждой секундой, мир наполняла симфония голосов: миллионы разных идей и мыслей, на всех языках планеты, наречиях, не известных ни одному существу этого мира. Мысли философов, адвокатов, учителей и детей, идеи «Раскольниковых», «Наполеонов», «Суворовых». В дождь Евгений любил высунуть руку в окно и поймать чужие мысли, — попав на кожу, они становились очень громкими, ясными… они как будто убеждали принять их сторону, почувствовать их. Это могли быть простые житейские радости счастливой семьи или невыносимые мучения безумного человека, мысли о помощи ближнему или безнравственные корыстные умыслы.

В детстве Женя боялся принимать ванну — казалось, что за ним следят прямо из его собственного отражения или что он вот-вот растворится, распадётся на блуждающие по миру бестелесные мысли, такие как «я боюсь воды», «не хочу купаться» или просто «мне страшно». Сколько непонимания принесла эта способность, сколько унижений и страданий Женька испытал за школьные годы — именно они выдались в его жизни самыми сложными, ведь высмеивали талантливого странного мальчика не только одногодки, но и некоторые учителя. Бывали дни, когда он ловил в каплях дождя или в воде из-под крана свои собственные мысли о смерти и не понимал, почему боится этого самого лёгкого способа перестать быть изгоем. Перестать быть.

Но время страха осталось позади, теперь уже студент Евгений научился наслаждаться тем, что имел, пользоваться своими способностями, всесторонне развиваться, удивлять родителей и преподавателей любознательностью и многочисленностью беспроигрышных замыслов. И Женька совершенно точно понимал, что достиг этого благодаря матери — именно она поддерживала все его начинания, понимала и не отталкивала его сверхъестественные способности, сидела ночами за чашкой чая и рассуждала о том, где её сын сможет найти себя. Будущий студент ощущал себя вполне уверенно в трёх направлениях: юридический, художественный и журналистика. Последнее Женя откинул почти сразу, он считал, что если и быть ему журналистом, то только выездным, но мама бы сильно волновалась, а этого примерный (почти) сын допустить не мог. Следом уплыла и художка, хоть рисовал он красиво, а идей в голове было великое множество, но всё же они с мамой решили, что заниматься этим можно будет в качестве хобби. Вот так и остался единственный верный для Женьки путь адвоката.

Проснувшись, он сконцентрировался и услышал, как где-то очень далеко скапливались облака — это означало, что день будет солнечным примерно до шести часов вечера — то есть, вполне подходящим для того, что он задумал. Женька уже вторую неделю хотел сходить к Осеннему водопаду, что находился в пяти километрах севернее деревушки, куда он приехал погостить к своей двоюродной тетушке. В мыслях родителей был и полный переезд в эту глушь, подальше от сплетен, но после поступления их сына в один из лучших вузов страны в этом уже не было особого смысла.

Разузнав, в конце концов, всю необходимую информацию о дороге к водопаду у местных, Женька собрал в рюкзак несколько яблок, два бутерброда, и двинулся в путь. Правда, сначала он заглянул на задний двор, где на высокой осине сидел Брат — его ручной сокол. Брат слетел на плечо и вопросительно уставился на хозяина одним глазом.

— Ну как ты? Перекусил на дорожку? — ласково спросил Женька и погладил птицу по цветному крылу. — Сегодня далеко пойдём, может, ягод для тёть Тани наберём.

Сокол встрепенулся: прогулки он любил за возможность полетать всласть и спокойно поохотиться. К его хозяину уже не раз приходили разгневанные соседи и жаловались на пропажу цыплят, а Женька после этого слегка журил птицу и несколько дней не выпускал на улицу.

Дорога была лёгкая, вытоптанная множеством ног, по краям росли подорожник и ромашка лечебная. Прогулочным шагом Женька добрался до места за полтора часа и был крайне доволен увиденным.

Водопад был небольшой, спокойный — он вполне оправдывал своё название, так как растущие у самого его начала ивы круглый год (кроме зимы) роняли в воду желтоватые листья. Отпустив Брата в свободный полёт, парень стянул с себя серую длинную футболку, скинул сандалии и, тряхнув рыжей кудрявой головой, зашёл в воду. Холодный даже в самый жаркий день поток тут же окутал его мелькающими чужими мыслями. Женька, с трудом борясь с течением, дошёл до бурлящего, брызгающего места столкновения водопада с камнями. Высокий и не очень-то развитый физически, он сел в позу йога под самый поток. Вода давила всем, что накопила в себе за долгий путь, и Евгений с большим трудом держал спину прямо; волосы намокли, потемнели и теперь почти доставали до плеч, по телу расползлись маленькие дорожащие мурашки, а подушечки пальцев и вовсе почти сразу скукожились и стали неимоверно морщинистыми. Началось самое интересное. Череда того, что он никогда не должен был узнать, что таилось в сознании других людей, в других городах, странах, в других мирах. Словно освобождая воду от того, что она несла многие километры, Женька впитывал информацию, отделял нужную от бесполезной, старался представить всё, что вливалось в его голову.

Этот процесс уже начал подходить к концу, когда Женька услышал крик Брата: птица потеряла хозяина и теперь кружила над водой в его поисках. Женька открыл глаза. Но не успел он подняться, как в лицо брызнуло множество прозрачных капель, и чьи-то далёкие мысли выбили его сознание на задний план; парень чувствовал, что вода несёт его прочь и он вот-вот начнёт задыхаться, но тело не слушалось. Перед глазами возникло огромное прозрачное солнце, с каждой секундой становившееся всё бледнее, а далеко впереди, чуть ли не касаясь обжигающего света, стоял человек и смотрел на жёлтого гиганта. Издалека он казался не больше пальца, а солнце слепило и не давало понять, девушка это или парень. Зато контуры тела этого человека были настолько отчетливы, будто он — картинка, вырезанная из бумаги. Мысль, сопровождавшая видение, горела внутри Женьки огнём: «Всё ложь!» — кричал неизвестный разумом, ломая стены миров.

Всё видение длилось не дольше пяти секунд, и вот уже Женя не просто тело, уносимое течением, а вполне живой человек, плывущий к берегу.

Добравшись до кустов, Женька ухватился за них и вылез на сушу. На улице было тепло, но после ледяной воды даже лёгкий ветерок морозил, по телу побежали мурашки, он почувствовал, что тяжеленые мокрые волосы немного приподнялись от холода.

— Бра-а-ат! — крикнул парень кружащей в небе птице и подставил руку для его приземления. — Брат! Ты понимаешь, что произошло? Понимаешь? Это как будто была вовсе не самостоятельная мысль, она искала меня! Да! Я уверен в этом! Чёрт возьми… специально перенесённая мысль за многие километры, возможно, из совершенно иного мира! Для меня! Чтобы я её нашёл, увидел, понял, почувствовал!

Брат сидел на руке и внимательно разглядывал Женьку одним глазом. Возможно, он разделял радость хозяина, а может, просто ждал, когда тот уже додумается одеться, чтобы не простыть в середине лета.

— Ладно, Браток, надо обсохнуть и обдумать всё это хорошенько, полетай ещё, может, найдёшь себе перекус, — парень сделал подкидывающее движение рукой, и птица, что-то недовольно крикнув, унеслась прочь.

— А теперь надо подумать, а лучше всего думается в диалоге с самим собой, — Женька улегся на нагретый солнцем коричневый песок и начал рассуждать. — Послание, возможно, и было для меня, но передал его точно не тот человек, что был в видении, он не звал на помощь, нет, он просто отвергал реальность происходящего, а сообщение мне решил донести кто-то другой. Но этого не может быть! Вода не могла целенаправленно передать информацию. Она не обладает собственными идеями, она лишь носитель. А вдруг нет? Если задуматься, то с самого детства я получал только то, что мог понять, выше пределов моего осознания реальности не поступало! Это же гениально! Как я раньше этого не замечал?

Женька вскочил и бросился к воде, сел на колени, закрыл глаза, опустил руку в холодный поток и представил то, что видел недавно, постарался заполнить свой разум одной мыслью: «Всё ложь!»

Это длилось уже почти минуту, как вдруг вода вокруг руки начала волноваться. Открыв глаза, Женька увидел рядом совсем крошечный водоворот. Он поблескивал на солнце так, будто состоял из множества стёклышек, кружащихся в потоке, и перемещался вокруг руки не собираясь следовать течению. Женька опустил ладошки под воду и зачерпнул; водоворот не распался, продолжал кружить в руках, причём не только кружить, но и двигаться в определённом направлении, зовя куда-то.

— Вот так волшебный клубок, — радостно воскликнул Евгений. — Может, стоит последовать за ним? А что если он приведёт меня к тому человеку? К тому, кто кричал о помощи, не подозревая, что его мольбы будут услышаны. Хорошо. Только куда же мне его деть этот водоворот? Не в руках же нести постоянно. Да и сразу так всё бросать и следовать непонятно куда, непонятно зачем — это не дело. Нет-нет-нет, как так можно? Неужели я просто, как марионетка, пойду туда, куда потянули ниточку? Конечно, пойду, это даже не обсуждается, ведь тот человек как-то связан с водой, вопрос в другом. Надо всё-таки заглянуть домой, собраться хоть немного, и провернуть это надо так, чтобы тётя Таня поверила и отпустила, или хотя бы не стала отговаривать.

Дорога до дома заняла больше времени, чем до водопада. Как только Женька освободил руки, опустив водоворот в банку, он с невероятным наслаждением почесал нос, потом спину и ногу.

— Тёть Тань, я вернулся, есть что покушать?

Тётя Таня — женщина крупная и статная, настоящая русская баба, если бы не густые рыжие волосы, едва достающие до плеч, — крикнула от выхода на задний двор:

— Ну конечно, проболтался целый день голодный, думаешь, вдали от родителей всё можно? Щи в холодильнике, а как покушаешь, приходи ко мне ягоду помогать пропалывать, — и вышла прочь.

— Спасибо, тёть Тань, приду.

«Ладно уж, действительно весь день проболтался, надо решать, как вырваться из этого захолустья».

Раздался телефонный звонок. Это была мама.

— Жень, привет, родной, как ты?

— Всё хорошо, мам, сегодня к водопаду сходил, очень красиво там, я бы сфотографировал, но телефон дома оставил, чтобы не отвлекаться.

— Замечательно, хоть на шее у тёти не сидишь. Помогаешь ей?

— Да, сейчас покушаю и пойду пропалывать, всё чин чином, — улыбнулся Женька.

— Мы с папой по тебе соскучились уже, может, приедешь к нам на свой день рождения?

— Мам, сегодня ещё только 17 июля, рано думать об этом. Правда, не знаю, тут столько интересного, сегодня собираюсь идти в поход, договорись с тётей, пожалуйста.

— Куда это ты собрался? В поход на сколько: на день, два, неделю? Ну-ка рассказывай! С кем? Неужто один?

— Мам, ну что сразу один, с Братом пойду! — Женька решил ничего не скрывать. — Знаю, что вряд ли поймёшь полностью, но ты всегда меня поддерживала и помогала, я очень благодарен тебе за это. Сейчас меня зовёт вода, я просто не могу проигнорировать просьбу о помощи.

Она вздохнула. Тему особенностей своего сына Ирина не любила, с самого начала старалась доказать себе и ему, что это нормально, что нет ничего страшного. Всеми силами поддерживала его в трудные периоды жизни, периоды отрицания, вот и теперь не знала, как быть. Он не останется, он научился уходить, когда того требуют его интересы. Муж часто говорил, что она слишком распустила сына.

Молчание длилось долго.

— Мам, пойми, где-то далеко есть человек, и он отрицает! Отрицает! Мне знакомо это чувство, я не могу просто оставить его, я пойду.

— Хорошо, — голос матери был холоден. — Хорошо! Но объяснять всё своей тёте будешь сам, — и она положила трубку.

Разговор вышел неприятный, но Женька своего добился, хоть кошки и скребли на душе. Отец узнает, опять обвинит её, а это выльется в ссору. Снова! А всё из-за этого водоворота. Может, его просто выплеснуть? И дело с концом! И не будет никаких проблем в семье. Женька на мгновение задумался и даже протянул руку к банке. Нет… нельзя так, тому человеку нужна помощь.

Женька глубоко вздохнул и тут же осознал, а большей частью вспомнил, что через два часа начнётся дождь. Надо срочно покушать и на огород.

Собраться в дорогу оказалось несложно. Насушил сухарей в духовке, прихватил четыре банки тушенки и три сгущёнки, ну и конечно деньги, что он откладывал на мотоцикл. Осталось последнее — лодка. Женька почти сразу решил, что наиболее оптимальным решением будет плыть по воде, чтобы всегда была возможность почувствовать расстояние до источника мысли или добавить в водоворот влаги, ведь он может высохнуть. Также на его решение повлияло и поведение маленького водоворотика — он очень грустил, отдаляясь от реки. Где взять лодку?

Вечерело. Тетя уже разместилась в гостиной и смотрела какой-то старый сериал о военных — она даже не заметит его отсутствия. А вот о полноценном уходе ей надо будет сообщить. Проще всего с помощью записки, чтобы не пришлось объяснять слишком много. Женька быстренько нашел ненужную бумажку и, начеркав пару строк, повесил её на холодильник. Теперь лодка. Можно было бы попросить у соседей, но что-то подсказывало будущему джентльмену удачи, что вернуть её не получится, а это лишние проблемы на плечи тёть Тани. Украв лодку, он сохранит анонимность. На всю деревню их было штуки три, и только одна у самого причала, но остановиться на этом простом и лёгком варианте Женя не мог. Лодка принадлежала старому одинокому рыбаку, который каждое утро плавал проверять сети и продавал рыбу соседям. Его родственники либо разъехались, либо умерли, документы украли, пенсию вовсе не платили из-за отсутствия тех самых документов, которые он не мог восстановить уже второй год, и в итоге бросил это нерезультативное дело. Так что у Жени осталось только два варианта. У дяди Толи и у Сергея Игоревича. Та-ак… у дяди Толи слишком далеко и с мотором, а красть мотор — это уже лишнее, а вот Сергей Игоревич и не пользуется ей вовсе, забросил на заднем дворе. И время сейчас самое подходящее: он, скорее всего, к друзьям ушёл, пятница же. Выбор сделан. Осталось всё это дело провернуть — лодка не лёгкая, а путь длинный, около полутора километра, да и дорогу дождём размыло.

Женька понимал, что на строительство чего-то стоящего уже нет времени, водоворот вдали от дома загрустил и замедлился, готовый опасть обычной водой на дно банки. Поэтому Евгений взял четыре крепкие небольшие дощечки, два колеса от тачки из гаража и два колёсика поменьше от большого старого самоката и смастерил маленькую кривую тележку. Не самый удобный вариант, но хоть что-то. Затащить тяжеленую лодку на скользящую в последождевой жиже маленькую штуковину было непросто, но Женька справился, слегка закрепил конструкцию длинным шнуром и за него же потянул лодку прочь с родного двора.

Звёзды уже тихонько шептались о прошедшем и будущем дне, когда кривая тележка подкатилась к реке, потемневшим серебром разлившейся впереди, и рухнула, сбросив старую деревянную лодку на серый песок. Рюкзак валялся на пологом побережье, рядом с ним опустился Брат, слетев с носа лодки, у самой воды стояла прозрачная двухлитровая банка с оживившимся озорным торнадо. Погода была самая летняя, темнеющий небосклон, только освободившийся от лёгких тучек, и неизвестная, полная приключений дорога. Всё это создавало странное чувство волшебства, тревоги и восторженности одновременно. Что-то глубоко в душе звало Женьку в путь, что-то знакомое, как будто давно забытое и в то же время никогда не существовавшее, что-то чужое, забравшееся в него вместе с холодной каплей светлой воды. Как будто слеза, пришедшая из внешнего мира и поселившаяся на окраине его сознания; казалось, что она создаёт энергию, как маленький двигатель, заводящий целый механизм, зовущий в путь, к неизведанному. Но кто послал её? Кто на самом деле побудил Евгения к такому безрассудному действию, повлек прочь от обычного скучного мира, в котором самым уникальным был сам Женька — туда, где его способности не удивят никого? Кто тянет нити, создавая новые линии судьбы на двух никогда не соприкасавшихся ладонях у двух ничего не знающих друг о друге людей? И какой мир ждёт путника впереди, за пределами настоящего? Может быть, там звёзды обладают голосом, деревья разумом, а океан душой…

Размышлять на берегу уже не было никаких сил. Женька закинул рюкзак с провизией и всякими мелочами в лодку, поставил банку с водоворотом самым устойчивым образом, пересадил сонного Брата на весло и медленно ввёл своё судно в ночную, чуть колыхающуюся реку.


ОДИН

Часы пробили полночь.

Она раскрыла глаза и увидела перед собой глубокий тёмный лес. Свежий холодный воздух окутал её, проник в лёгкие, заставив поёжиться. Девушка не чувствовала страха, глядя во тьму, скрывающуюся за деревьями, но уханье совы заставило её вздрогнуть. Она услышала плеск воды где-то в глубине леса, и ноги сами пошли вперёд, повинуясь этому зову. Девушка ступила в окутанный мраком неизвестности лес.

И проснулась.

Этот сон не был странным — он просто был, и Вася приняла его, как данное.

Она проснулась. Ощутила тепло уютного одеяла и такой родной запах своей комнаты, зародивший на сердце приятное чувство, резко контрастирующее с холодной неизвестностью, окутавшей её во сне — в самом обычном сне. Но тело Василисы почему-то начала бить дрожь; девушка закрыла рот рукой, не понимая, что с ней происходит.
Было темно. Слышно, как в соседней комнате храпел отец. Электронные часы на тумбочке показывали, что спать можно ещё долго — была полночь, но Вася не могла заставить себя закрыть глаза и унять дрожь. Она не понимала, почему на глазах выступили слёзы; в груди что-то щемило, что-то… было неправильным, и то, насколько резко почувствовала это Вася всем своим существом, заставляло её трястись.

Она встала и на дрожащих ногах зашла на кухню, чтобы выпить воды, но замерла, уставившись в тёмные очертания стола. Что-то было не так — и это чувство буквально разрывало её.

Вася вздрогнула, услышав капание воды. Кран. Это был всего лишь кран, но девушка отчего-то не спешила подойти и закрыть его. У них никогда раньше не протекал кран.

«Хорошо, что я не знаю азбуку Морзе, — подумала Васька, всё ещё закрывая рот дрожащей рукой и не двигаясь. — А то мне бы мерещилось, что капли воды что-то говорят…» Девушке стало смешно. В основном потому, что ей и правда казалось, что она что-то слышала. При этом Вася не могла различить какие-то определённые слова, это было гораздо сложнее объяснить: размеренный стук капель о раковину заставлял её чувствовать что-то. Она не могла понять, что, но на глаза вновь запросились слёзы.

— Да что же это такое, — с какой-то отчаянной злобой прошептала Васька и в два резких шага достигла раковины. Дрожавшей рукой она потянулась к крану, чтобы закрыть его, но одна капля вдруг попала ей на кожу, вызвав волны мурашек по всему телу. Как будто что-то в душе взорвалось, высвободилось наружу — что-то, что сдерживалось так давно; странные мысли забегали в голове, и Васе стало трудно стоять на ногах.

Девушка резко одёрнула руку и зажала себе рот, сдерживая сдавленный стон. Слёзы сами покатились по щекам. Вася осела на колени и тихо, чтобы не разбудить отца, плакала, пока вода продолжала капать и капать — эти звуки эхом отдавались в её душе.

Это было странно, так странно. Вася тряслась на полу рядом с раковиной, осознавая: «Это всё не то. Неправильно. Всё не так, как должно быть. Всё ложь… ложь!»

Когда она успокоилась, кран уже не протекал, и в квартире царила тишина, прерываемая приглушённым храпом отца. Голова девушки словно опустела, не было никаких мыслей. Она встала, умылась, медленно вернулась в комнату и легла в кровать, но спать не хотелось. Вася будто забыла уже и про тревожный сон, разбудивший её в полночь, и про воду, и про свои рыдания — она просто лежала и смотрела в потолок. Через некоторое время её сознание унесло в пустой, ничего в себе не нёсший сон.

Это было странно.

Вася, проснувшись, выглянула в окно и долго-долго изучала знакомый наизусть пейзаж, пальцами перебирая свои тёмные, как ночь в лесу, волосы, спадающие чуть ниже плеч. Из окна был довольно скудный вид на дорогу, по которой редко ездили машины, на пустую детскую площадку, состоявшую из одной только качели и песочницы, да на пару облезлых берёз и соседние серые скучные дома. Вася всматривалась в каждый дюйм открывшегося перед ней вида, и её гложило чувство неправильности — но теперь какое-то более осознанное, чем ночью. Настолько явно ощутила она себя здесь чужой, что поразилась, как могла жить, не замечая этого.

— Вася, доброе утро, — раздался сонный голос отца; он подошёл к ней сзади. — Чего стоишь здесь? Как же утренняя пробежка?

— Пап… — тихо позвала она и медленно повернулась к нему. В тёмной бороде Павла Петровича виднелись седые волосы, ещё не тронувшие шевелюру на голове, в карих глазах — смертельная усталость. Вася тяжело вздохнула, в который раз отмечая, что эти глаза уже давно потухли. — Ничего, всё… всё в порядке.

Мужчина удивлённо приподнял бровь, и Вася крепко сжала свою тёмную прядь. Она не знала, как объяснить то, что ощутила так остро.

— Просто сон приснился… странный. И я сегодня ночью проснулась от того, что что-то было не так. Неправильно. Как будто… всё не на своих местах. Я, ты, эта улица… всё. Понимаешь?..

Вася уже прикусила язык, виня себя за то, что вообще решила сказать это вслух, но, к её удивлению, глаза Павла Петровича вдруг наполнились пониманием, и он аккуратно приобнял её за плечи.

— Понимаю, дорогая. Как же не понять? С тех пор, как… не стало твоей мамы, я и сам чувствую себя подобным образом. Но ты не отчаивайся, Вась. Ты слишком молода, у тебя вся жизнь впереди. Столько возможностей в этом огромном мире…
Девушка замотала головой, попыталась вырваться из объятий, но отец лишь крепче прижал её к себе. «Нет, ничего он не понял!» — с отчаянием подумала Васька, но перестала вырываться из хватки мужчины.

Она остро ощутила необходимость сбежать. Всё вокруг вдруг резко стало таким чужим, таким… ненастоящим. Девушка не могла оставаться здесь. Странные, словно чужие — но такие правильные по сравнению со всем остальным мысли. Бежать, бежать как можно дальше. От этой опустевшей квартиры и от опустевших улиц. От опустевших глаз отца, который почему-то резко показался таким чужим.

Павел Петрович начал тихо говорить о том, как тяжело было ему — им — после смерти Васиной матери, но девушка уже устала об этом слушать. С тех пор, как это случилось, прошло уже девять лет. Сначала отец много пил и… как будто бы винил её. Было тяжело. Но вскоре мужчина нашёл в себе силы жить дальше. Они переехали. Начали новую жизнь. Павел Петрович всеми силами пытался и до сих пор пытается заботиться о Васе, дать ей понять, что он рядом, но было слишком очевидно, что это — лишь фарс. Отец любил мать — но не её. И теперь он делает всё, что делает, лишь потому, что это то, чего хотела бы мама. Не он. И от этого иногда становилось только больнее.

У Васи мамины болотно-зелёные глаза и её складная высокая фигура, и часто девушка ловила на себе столь тоскливый и отчаянный взгляд усталых карих глаз. Наверное, это больно — видеть черты навсегда ушедшего человека в ком-то и понимать, что это — лишь иллюзия. Павел Петрович, действительно, старался, но он не мог полюбить Васю как должен любить отец дочь — и Вася это чувствовала. Со временем она привыкла, но теперь, после прошедшей странной ночи, ей хотелось убежать от этого склизкого чувства. Конечно, оставить отца один на один с его вечной тоской было бы эгоистично, но ведь это поможет ему избавиться от призрака своей возлюбленной, который видел он в чертах дочери и который явно всё ещё мучает его.

Когда отец закончил свой монолог, Вася уже успокоилась. Она больше не сжимала в каком-то волнении свои спадающие на плечи волосы и не дрожала. Павел Петрович выпустил дочь из объятий, с доброй, но отстранённой улыбкой заглянул ей в глаза, растрепал волосы и вышел из комнаты. Васька вздохнула и пошла в ванную.

С каждой секундой всё точнее и яснее формировалась мысль, и, пока девушка умывалась, было принято твёрдое решение: нужно идти. Идти как можно дальше от этой неправильности. Девушка посмотрела в зеркало, поражаясь, насколько решительный взгляд встретила она в отражении. Вася кивнула сама себе, будто бы извне слыша: там, где-то далеко, её ждёт настоящая жизнь, и у неё обязательно получится найти все ответы, стоит только сделать первый шаг.

В голове уже выстраивался план действий: сперва нужно купить припасов, затем собрать сумку, найти транспорт и, наконец, помчаться навстречу судьбе.

Куда?..

Как-то сама собой пришла мысль о том, что тот лес во сне она увидела не случайно. Завтракая, Вася твёрдо решила, что его нужно найти. Представив себе путешествие по лесам, она быстро отметила для себя несколько необходимых вещей, которые тут же отправилась искать в кладовой.

Спальник. Вася точно помнила, что он у них был. Наконец, среди завала старых коробок, набитых разнообразным хламом, девушка нашла три старых потрёпанных спальника, один из которых она взяла, встряхнула от пыли и снова свернула.

Дальше — какой-нибудь котелок. Девушка не помнила, чтобы у них было что-то, похожее на котелок, но, к своему удивлению, она нашла в глуби кладовой палатку, и в одной из последних коробок — два котелка разных размеров, шляпы с сеткой, компас, тут же лежал довольно большой походный рюкзак.

Васе стало грустно. Они с отцом никогда не бывали на природе. Однажды в детстве они ходили вместе с мамой на рыбалку — у девушки остались об этом очень смутные воспоминания. Теперь стало очевидно, что ещё до её рождения родители часто бывали в походах. И то, что после появления дочери они перестали выходить на природу и не захотели приобщать к ней ребёнка, вновь вызвало в душе какое-то отрицание. Васька не стала заострять на этом внимание, лишь взяла котёл поменьше, компас и рюкзак.

Положив экипировку к спальнику, она вновь составила коробки в кладовую, вдыхая запах пыли и чего-то старого, навсегда забытого. Чувства грусти не было. Было странно. Не более того.

Скидав найденные предметы в пыльный грязно-зелёный рюкзак, Вася оделась, взяла все свои деньги и пошла в магазин.

Васька купила дождевик, несколько банок спрея от насекомых (была середина августа, и назойливые насекомые ещё надоедали) и карту региона. Шагая к выходу, девушка внимательно изучала леса вблизи своего города, как вдруг остановилась напротив отдела, где продавались ножи. Васька чуть не ударила себя по лбу: как без этого? Не кухонный же нож из дома красть? У отца, конечно, был карманный нож, совмещающий функцию открывалки, отвёртки и ещё бог весть чего, но забирать его было бы нехорошо. К тому же, его подарила мама…

Цены на ножи оказались выше, чем хотелось бы, но, рассудив, что это того стоит и что денег в любом случае хватит на дешёвые консервы, Васька купила себе нож, чем-то похожий на нож отца. Он был небольшим, но тяжеловатым, серебряного цвета. Девушка быстро сориентировалась, как им пользоваться: она могла с лёгкостью достать нож (несколько видов лезвий: обычное и с рубцами), открывалку, ложку и небольшие ножницы.

В продуктовом магазине девушка купила несколько двухлитровых бутылок, банки с консервами и кучу пакетиков лапши быстрого приготовления. Она вернулась домой с тяжёлыми пакетами и упаковала всё в рюкзак. Кроме приобретённого, будущая путница положила с собой фонарик и спички, а также шарф, тёплые штаны и свитер. Теперь, глядя на полный рюкзак, Васька ощутила себя готовой ко всему. Оставалось найти попутку… и решить, откуда начать своё путешествие…

Девушка оделась в свою обычную повседневную одежду — тёмные джинсы и серая футболка, поверх — тёмно-зелёная толстовка с капюшоном, в кармане которой так удобно помещался нож. После того, как Васька тащила пакеты, она осознала, что рюкзак будет очень тяжёлым, но нести его на плечах было немного легче. Девушка утешила себя мыслью о том, что, во-первых, с каждым днём запасы будут постепенно уменьшаться (что, конечно, было сомнительным плюсом), а во-вторых, она просто будет делать частые передышки.

Теперь Васька была готова. Она вышла в коридор. Отец сидел в гостиной и смотрел телевизор — сегодня у него был выходной. На сборы девушки он не обращал никакого внимания, и теперь даже не посмотрел в сторону, чтобы узнать, куда она собралась. Васька на секунду замерла, думая, стоит ли с ним прощаться. В конце концов, она оставила рюкзак в коридоре и прошла в гостиную. Павел Петрович вновь не обратил на неё внимания. По телевизору шёл какой-то документальный фильм о дикой природе. Монотонный голос рассказывал о том, как охотятся ночные совы. Девушка замерла, глядя на пейзажи ночного леса на экране и на хищные глаза совы. Затем она перевела взгляд на отца. «Я ухожу туда, пап. Ты смотришь на это сейчас по телевизору, а я буду там сама. Ночью. С совами. Я буду искать», — подумала она, но не решилась ничего сказать. Отец никак не реагировал на дочь. Тогда Васька собралась с силами и, подойдя ближе, неловко, но сильно обняла отца. Тот ничего не сделал в ответ, и девушке вдруг стало очень-очень грустно. Но в следующую секунду его широкая ладонь легла ей на затылок.

— Ну, Вась, — тихо сказал Павел Петрович; казалось, ему приходилось прикладывать усилия, чтобы делать свой голос добрым и ласковым, а не безразличным. — Что такое?.. Всё хорошо.

— Да. Я знаю, — тихо отозвалась Вася и выпустила отца из объятий. Тот пусто улыбнулся ей и вернул свой усталый взгляд на экран. Девушке больше ничего не хотелось говорить. Она вышла в коридор и обула кроссовки.

Васька на секунду задумалась: будет ли она скучать по отцу? Тут же она поняла, что нет. Это чувство будет привычным. Она поняла это, потому что знала, что значит скучать по кому-то. Она скучала по маме. Но теперь девушка осознала, что точно так же скучала и по отцу все эти девять лет.

Девушка тяжело вздохнула, поправила лямки рюкзака и ступила за порог. Она закрыла дверь квартиры — навсегда закрыла, и теперь пути назад не было. Васька вышла из дома и направилась вперёд — в неизвестность.