04. Дело «Паради»

По ночному шоссе, пролегавшему в заснеженных холмах, мчался громоздкий автомобиль. Он развивал завидный ход, несмотря на значительный вес — корпус машины был бронирован, окна застеклены триплексом. Водитель любил стремительную езду. И в городе он не обращал внимания на ограничение скорости — самый сознательный автоинспектор никогда не осмелился бы не то что оштрафовать, но даже упрекнуть Виктора Райского за пренебрежение подобными мелочами.

В двадцати километрах от Сварды, столицы Волсинии, автомобиль свернул на узкую гужевую дорогу, которая тянулась в заросшей хвойным лесом лощине. Ещё через километр дорога пошла в гору, взбираясь по склону возвышенности. Это был отрог Варских скал, вдающийся далеко в море. Оказавшись на гребне кряжа, Райский въехал в гараж, примыкавший к небольшому двухэтажному особняку, и заглушил мотор. Застегнул ворот пальто, нахлобучил каракулевый «пирожок» и, инстинктивно поёживаясь, вышел наружу.

Взгляд проницательных голубых глаз скользнул по запорошенной снегом тропе, мерцавшей мертвенной белизной в свете одинокого фонаря, и задержался на длинных сосульках, ледяными клыками свисавших с широкого ската крыши из английской черепицы. В своё время в особняке, в котором благодаря искусству архитектора барокко изящно сочеталось с уютной сельской простотой, проживал излишне честолюбивый генерал. Потом этот полководец, уличённый в подозрительных связях, сменил комфорт горных пенат на менее роскошную обстановку столичной тюрьмы, где быстро и бесславно закончил свои дни, и дом перешёл во владение Райского, отправившего в застенок прежнего хозяина. Вилла была переименована в «Паради» — так заместитель директора волсинской контрразведки обыграл свою фамилию. Ей больше бы подошло другое название, но об этом догадывались немногие.

К числу этих немногих принадлежала Юта Фрик. Большинство светских дам Сварды чёрной завистью завидовали диве Королевского оперного театра, умыкнувшей одного из самых привлекательных, и к тому же состоятельных, городских вдовцов. Неужели Райский оказался таким меломаном, что попал в сети нескладной, груботёсаной блондинки с серыми глазами навыкате и манерами деревенщины, единственным достоинством которой был хорошо поставленный голос? Завистницы не знали, что охотника за шпионами и певицу связывали чисто платонические отношения, что Райский поселил Юту в «Паради», чтобы избежать подозрений в непотребных пристрастиях, и что в обмен на эту своеобразную услугу каждый месяц её банковский счёт увеличивался на круглую сумму.

В камине в гостиной весело потрескивал огонь. На столе стояли бутылка «курвуазье», пара бокалов и вазочка с дорогим шоколадом. Юта бесстрастно чмокнула Райского в щёку и спросила:

— Ужинал в городе?

— Угу, — Райский расстегнул пальто и небрежно швырнул его на кушетку. — Холод — ужас что такое. Весна никак не наступит.

— Да, не торопится. Отогревайся.

Сжимая в ладонях бокал с коньяком, Райский устремил взор на висевший над камином портрет безвременно ушедшей жены. Её смерть была логична и неизбежна — избавление от многолетней мучительной болезни. Райский пригубил коньяк и пересёк гостиную. У противоположной стены стояла коллекция тростей — бамбуковая, тростниковая, ротанговая, махагоновая, розового дерева, офицерский стек, наконец, простая сучковатая палка из осины. Райский не нуждался в дополнительной опоре при ходьбе и не старался произвести впечатление ложной степенности. Трости предназначались для другого.

— Какую выберем сегодня, Юта? — спросил Райский с загадочной полуулыбкой, которая так очаровывала столичных дам.

— Тебе ещё не наскучила твоя... кто она?.. дацзыбао?

— Хуацяо*. Нет.

Юта засмеялась и принялась похлопывать по набалдашникам тростей, бормоча детскую считалку.

— Вот эту, — выбор пал на изысканный ротанговый шафт. Райский взял трость, ещё раз улыбнулся Юте и вышел. Певица уселась за пианино и, аккомпанируя самой себе, затянула арию Аиды. Её раздражали доносившиеся из погреба вопли.

*Китайцы, живущие за пределами Китая.