02. Семь языков пламени

Серапи покосился на барона, а тот невозмутимо ответил:

— Никогда. Однако я много плаваю. Дважды заходил в Бордо. Вас я не помню, но, возможно, мы и встречались.

— В Бордо? Я из Марселя. Видимо, обознался, — француз пожал плечами. — Месье Бикри, желаю вам приятного пребывания в Алжире. Вам тоже, месье Серапи. Всегда буду рад вас у себя видеть.

Он оставил иностранцев в покое и вернулся к своей зазнобе.

— Действительно чудо, господин барон! — вполголоса произнёс помощник капитана. — Но теперь, когда он вас тоже узнал... На улице полно народу, — добавил Серапи с отчаянием.

— Посидим ещё минут пять и пошли, — сказал капитан.

— Как пошли?! Прошу прощения, господин барон, а если он сбежит?

Барон улыбнулся — впервые за два долгих года.

— Я знаю, что делаю, Серапи.

Они вышли на набережную. Отдав Серапи распоряжения, в частности, не спускать глаз с салона, капитан остановил один из шнырявших по мостовой таксомоторов.

— Куда отвезти, месье? — спросил шофёр, араб в европейском костюме и туземной шапочке-шешии.

Капитан вручил ему пятидесятифранковый банкнот. Водитель вытаращил глаза.

— Это задаток. Будем ждать. Потом получишь ещё столько же.

— Как прикажете, месье.

Притулившись у тротуара, таксомотор прождал почти час. Наконец, Бертон — теперь на нём был котелок — появился на улице и уселся в стоявший неподалёку автомобиль с откидным верхом. Серапи заскочил в таксомотор.

— За той машиной, — приказал капитан.

Как и человек, назвавшийся Занесом Бикри, Жан Бертон обладал цепкой памятью, но и она не хранила лица всех когда-либо встреченных им людей. Между тем подозрение, что он где-то видел Бикри раньше, перерастало в уверенность. Почему ему запомнился именно этот иностранец? Кто он был такой?

Француз жалел, что не вовлёк Бикри в более продолжительную беседу. Его начинал охватывать безотчётный, беспричинный животный страх, усиливавшийся с каждой минутой. Почему? Ведь Бикри не проявил к его, Жана, персоне никакого интереса и ушёл почти сразу после их короткого разговора. Должно быть, вернулся на свой корабль.

Корабль!..

Что в этом необычного? Алжирский порт, хоть и уступает по обороту лежащему к западу Орану, каждый год принимает десятки кораблей, и в заведение Жана заходят промочить горло моряки со всех концов света, по крайней мере, из всей Европы.

Жан вспомнил другой порт, где он в своё время тоже держал кабак. Не там ли впервые попался ему на глаза этот тип? Но даже если так...

Размышляя таким образом, Жан гнал свой автомобиль по длинной Сент-Эженской дороге в одноимённое приморское предместье, где он год с небольшим назад купил домик в основном за выручку от одного прибыльного дельца в одной далёкой стране. Он не обращал внимания на таксомотор, следовавший за ним по пятам от самого города.

Уже совсем стемнело и улочки предместья пустовали, когда Жан остановился у ограды своего жилища. Он вылез из машины, и в ту же минуту из мрака с громким визгом вынырнул таксомотор, ослепивший его яркой вспышкой фар. Жан ещё испуганно моргал, когда спрыгнувший со второго экипажа человек больно скрутил ему руки и повалил на землю.

— Это мой должник, — лаконично объяснил капитан шофёру. — В порт.

Шофёр, чей заработок за один вечер превысил месячную таксу, с уважением отметил в уме, что и у неверных имеются способы заставлять платить по долгам. Серапи втащил Жана в таксомотор со словами:

— Сиди тихо, и, может быть, останешься жив.

Предостережение оказалось излишним — когда опомнившийся француз разглядел своих похитителей, у него пропал дар речи.

Подтверждались его наихудшие опасения.

В капитанской каюте яхты, которую Жан лишь смутно разглядел в темноте, царила роскошь, непременно впечатлившая бы его при других обстоятельствах. Но сейчас бедняге было не до завистливого созерцания. Он, наконец, вспомнил, где и когда прежде встречал загадочного яхтсмена. Осознание внушало Жану такое же смятение, как и тонкий, похожий на стилет кинжал в руках страшного человека.

— Так вы её клиент... — простонал Жан. — Я не убивал её, месье! Клянусь, не убивал! Она приносила неплохой доход. Это не я! Это Жозеф... Джо Брешер. Американец. Занимался контрабандой. Да, мы были знакомы. Даже хорошо знакомы. Ещё с Сайгона. Ему заплатили...

— ...и он щедро с тобой поделился, не так ли? — спросил Занес Бикри — на деле барон Альдонес из Дома Катрацци.

— Нет, месье! Он не дал мне ни су! Месье, эта Харуко была юдзё — проститутка. Далась она вам! Таких сотни в Нагасаки. Тысячи. Из-за какой-то шлюхи убьёте честного человека? Подумайте, что за грех на душу берёте! Я невиновен! Её зарезал Жозеф! С него и спрашивайте!

— Ты знаешь, где его найти?

— Увы, нет. — В голосе Жана прозвучала робкая надежда. — Не стану вас обманывать. Знаю только, что Жозеф родом из Сан-Франциско. Может быть, он там. Месье, пощадите! Умоляю — пощадите! Месье!..

— Как он выглядит?

— Будет повыше вас, старше лет на десять, тоже чернявый, вихрастый... широкоплечий, с квадратным лицом, толстогубый, на подбородке впадина. Ходит вразвалочку.

— И ты ничего от него не получил?

— Ну... не совсем так. Восемь тысяч долларов. Сравнительно немного. Уже потом. Он сделал перевод из Сингапура. Я помог ему бежать — той ночью из Нагасаки отплывал пароход. Французский. Шёл в Сайгон. Капитаном был мой давний друг, Поль Морен. Он отвёз нас в Сайгон. Там мы расстались. Жозеф уехал в Сингапур. Больше я его не видел. Никогда.

— Верю тебе.

— Разумеется, месье, я говорю чистую правду.

— Ты сказал правду и раньше.

— Конечно. — Жан попытался улыбнуться.

— Ты сказал, что Харуко была проституткой.

— Ну да, месье. Вы же сами это знаете.

— Ты сказал «была».

— Месье...

— Это значит, что её больше нет.

Альдонес схватил трясшегося всем телом, неспособного сопротивляться Жана за завиток правого уха и полоснул по хрящу кинжалом. Отсечённая ушная раковина упала на ковёр у ног барона. Перекошенное лицо француза на какой-то миг застыло, как восковая маска, потом он испустил скулящий вопль.

Он ещё завывал, когда левое ухо последовало за правым. С уже нечеловеческим прерывистым стенанием Жан свалился ничком на пол и засучил ногами. Тяжёлый пинок в бок перевернул его на спину. Жадно, судорожно хватая воздух пересохшим ртом, Жан Бертон уловил полный осязаемой ненависти взгляд угольных глаз под густыми изогнутыми бровями, чернотой оттеняющими бледную бронзу породистого лица.

Наклонившись, Альдонес третьим взмахом кинжала распорол Жану шею под кадыком.