Такая разная мама

Ивочка сидела на подоконнике и плакала. За окном подморозило. Стояло печальное и мрачное время года, когда ещё нет праздничного хрустящего, словно вкуснейший вафельный торт, снега. Но и дождю тоже лень покидать свою постель из тёмно-синих туч.

- Ива, ну ты опять на окне сидишь! Никого не слушаешься, - послышался у неё за спиной недовольный голос няни, Варвары Романовны. - Опять простудишься, будешь долго в постели лежать и гулять не пойдёшь.

- Я не хочу гулять! Я хочу умереть! Я хочу лежать в постели! - отрывисто прокричала шестилетняя девочка.

- Но почему? - няня с фальшивым сочувствием склонилась к ней. - Тебя кто-то обидел? И перестань плакать!

Ива недетскими усилиями подавила горькие слёзы и начала свой грустный рассказ.

- Я пришла к папе в кабинет и спросила, когда вернётся мама. А он, как вскочил из-за стола, затопал на меня ногами. И сказал, что я достала его с этими вопросами. Что мама живёт с другим дядей, и я её больше никогда не увижу. А ещё у них ребёночек скоро будет. Вот, - на одном дыхании выпалила Ива.

- Ну что тут сделаешь? - равнодушным тоном бросила Варвара. - Знаешь, сколько ребятишек в детских домах мыкаются? У тебя-то хоть папа есть. И вон какая шикарная детская!

Ива опять собралась реветь. Варвара поняла, что перегнула палку, и хозяин может устроить ей нагоняй или вообще уволить. Она, по возможности смягчив свой голос, сказала:

- Только не начинай опять реветь. Давай с тобой в "Изумрудный город" поиграем.

- Нет, мы в него только с мамой играли.

- Давай я тебе книжку почитаю. "Маленькую принцессу". Про девочку из Индии, которая в английскую школу попала.

- Нет, мне книжки всегда мама читала, - с недетским упрямством отрезала Ива.

- Ну, как хочешь! - тяжело вздохнув, сказала Варвара и сама начала читать какую-то тонюсенькую книгу, на обложке которой дядя и тётя бесстыдно целовались.

"Наверное, мама с каким-то дядькой теперь так же целуется, а обо мне забыла", - от этой мысли в душе Ивы поднялось горькое, взрослое, ожесточение.

Ива попробовала поведать печальную правду своим куклам, но в выражении их улыбающихся раскрашенных лиц ничего не изменилось. И даже любимая плюшевая жёлтая собачка с одним глазиком не смогла утешить малютку. У кубиков да мебели кукольной Ива и вовсе не стала искать утешения. Она была уже не такой глупой и прекрасно понимала, что они - безмозглые куски пластмассы. Домашних животных в квартире не водилось. Отец говорил, что от них одна грязь. Ива попросила няню Варвару уложить её спать.

- Ещё ведь самое начало девятого. Ты же раньше девяти никогда не ложилась, - удивилась няня.

- А сейчас лягу, - буркнула Ива.

Всю ночь малышке снилась мама в точно таком же костюме(чёрном белье), как у тёти на няниной обложке. Мама как-то противно смеялась и омерзительно выгибала спину. А какой-то кареглазый дядька целовал её лицо, губы, обнажённые плечи. Ива стояла тут же и плакала. Но они её не замечали.

На следующий день няня Варвара отпросилась домой. У неё случился тяжёлый грипп. И отец дал ей двухнедельный отпуск не столько из-за жалости к девушке, едва стоявшей на ногах от сорокоградусной температуры, но из-за того, что боялся за Ивочку. У девочки, по словам доктора, был слабый иммунитет. За окном шёл снег, но не праздничный, а какой-то мокрый. День прошёл как-то никак. Ни играть, ни рисовать, ни рассматривать картинки в книжках Иве не хотелось. Ночевала она одна. Без няни. И было ей очень страшно. Девочке казалось, что кресло вдруг превратится в огромного страшного тигра и её растерзает. Или стол...

И тут в комнате вспыхнул яркий свет. Ива так испугалась, что даже закричать не смогла.

У кровати Ивы стояла... мама. В её рыжих волосах отчётливо виднелись сединки. На лице пролегла целая цепь морщинок. Кожа стала бледнее, чем раньше. Мать была одета в бордовое пальто, застегнутое на все пуговицы, и большой жёлтый шарф. Няня Варя говорила, что такие называются палантинами, и их ужасно неудобно завязывать. Мать подвела брови и подкрасила ресницы, и девочке стало отчего-то неприятно. Ведь раньше мама никогда этого не делала. Но какая разница, если мама пришла? Её голубовато-зелёные глаза сияли, как камушек в кольце у няни Вари. Няня ужасно дорожила этим колечком. Ей его подарил жених.

- Какие у тебя красивые золотые серёжки! - проговорила Ива первое, что пришло ей в голову. - Я так по тебе скучала, мама.

- Серёжки красивые, но у меня для тебя другой подарок, - сказала мать. Голос её стал скрипучим и каким-то старушечьим. - Гранатовые бусы. Они в нашей семье по наследству передаются. Я их получила от своей бабушка. Бабушка от матери, моей прабабки. И так далее.

И мама протянула Иве бусы. Карие глаза женщины при этом лукаво блеснули.

- А как ты вошла? Мы же живём на двенадцатом этаже, а у тебя...

- Ключ у меня есть. А отец был так увлечён работой, что не услышал, как кто-то дверь открыл. Но нечего попусту болтать. Как ты? Расскажи, что делаешь? Как тебе живётся? У нас с тобой ровно пятнадцать минут.

- Я очень-очень по тебе скучаю. Отец и няня Варя говорят, что ты живёшь с другим дядей, и у вас скоро будет ребёнок.

- Чушь! - словно опавшая листва под ногами, прошелестела мать. - Я живу одна, потому что твой отец, между нами говоря, невыносимый человек.

- А почему ты меня с собой не забрала?

- Потому что живу я теперь в общежитии. Тяжело работаю. С детьми туда не пускают.

- Я не люблю эту няню Варю. Ей на меня плевать. Она просто деньги зарабатывает, когда со мной сидит, - от недетского взгляда Ивы женщине стало не по себе. - А папа... Он только о моём здоровье заботится. Как чихну, с ума сходит. Но никогда со мной не играет, не гуляет. Только по докторам водит. И игрушки какие-то неживые стали. Равнодушные. Даже кукла Камилла.

- Это потому что ты взрослеешь, - сказала мама. - Но мне пора. Спрячь бусы, которые я тебе подарила, понадёжнее и никому, слышишь? И никому их не показывай. Если папа увидит бусы, то сейчас же выбросит. Так как он очень на меня зол. Поняла? До свидания.

- Когда ты придёшь?

- Не знаю, - прошелестела женщина и вышла из детской.

А Ива плакала и целовала бусы. А потом сунула их в клетчатый кармашек на груди мишки Бэбби, с которым практически не играла.

Кончился ноябрь, наступил снежный декабрь и невесёлый Новый Год. Иве подарили куклу, которая умела плакать и сосать бутылочку. Но малышка подарку не обрадовалась. Ей нужна была мама. И вот в феврале няня Варвара опять заболела. Её увезли в больницу с воспалением лёгких. Впервые за несколько месяцев Ива улыбнулась и решила ни за что не спать в эту ночь. Девочка чувствовала, что к ней в детскую опять придёт мама. И не ошиблась.

На этот раз долгожданная гостья явилась в белой до пят шубе и такой же меховой шапке. Глаза её были пронзительно голубыми. Из-под шапки выбивались угольно-чёрные пряди.

- Мама, а почему у тебя глаза не такие, как в прошлый раз? - спросила Ива.

- Линзы, дорогая, моя. Цветные контактные линзы. Не люблю носить один цвет глаз вечно, - певучим, музыкальным голосом ответила мать. - У нас с тобой мало времени. Всего пятнадцать минут. Гляди, что я тебе принесла. Это бриллиант. Самый настоящий. Только никому его не показывай. Папа твой выбросит камень в окошко, если увидит. Он всё ещё на меня очень зол.

Девочка прижала камень к груди. Он был холоден, как лёд. Мать и дочь немного поболтали о всякой всячине, а потом гостья засобиралась.

- Ты когда придёшь? - спросила Ива.

Но мама ничего ей на это не ответила.

Миновал ветреный февраль, сырой и пасмурный март, солнечный, звонкий апрель и наступил май. Уже, считай, лето. А няня Варя возьми да и подхвати опять какую-то простуду. Проснулась она с звонким, лающим кашлем. Видно, раньше времени лёгкое пальто надела. Отец и отослал Варвару домой.

А ночью к Иве опять приходила мама. Румяная, веснушчатая. Заключила Иву в объятия и так долго целовала её, что у бедняжки ещё полночи горели щёки. Одета мать была в яркое платье с нарисованными на нём васильками и ещё какими-то цветочками. Ива не знала их названия. В ушах блестели те же золотые серьги, что и в позапрошлый раз. А на руке отбрасывал блики золотой браслет с бирюзой. Из-под зеленовато-жёлтой косынки выбились волнистые пряди рыжевато-русых волос. Голубые глаза озорно сверкали. Подарила она Иве сапфир. Опять-таки фамильный. Много смеялась. Попросила сапфир припрятать, так как отец мог его увидеть и выбросить куда-нибудь. В унитаз, например. И мама расхохоталась на всю детскую так, что Ива испугалась: вдруг папа услышит? Расцеловав дочь на прощание, мама удалилась.

- Ты когда придёшь? - крикнула ей вслед Ива.

- Когда у пруда расцветёт череда, - отозвалась шалунья-мама и громко расхохоталась.

- Что у тебя тут за шум? Ты почему не спишь? - проворчал неожиданно появившийся на пороге детской папа. Ива, к счастью, успела сапфир спрятать под подушкой.

- Я разговаривала с Катей. Она моя придуманная подруга, - соврала Ива.

- Спать давно пора. Не будешь спать - заболеешь, - сказал отец и ушёл.

"Только о моих болезнях и думает. Нет чтобы обнять и поцеловать!"- эта мысль показалась Иве ужасно обидной, и она расплакалась, уткнувшись в подушку.

Июнь и июль Иве ничем особенным не запомнились. Ну слетали с няней Варей на море. Что там особенного? На пляже жарко. Песок горячий. Няня Варя была в восторге. Участвовала во всяких пляжных играх. А Ива вяло лепила куличики и до смерти боялась, что отец обнаружит её тайник. Кармашек на груди у мишки, где лежали сапфир, гранатовые бусики и бриллиант.

Но, к счастью, этого не случилось. Сокровища девочки остались на месте. А папа ни слова об этом не сказал.

В августе няня Варя попала в больницу с какой-то кишечной инфекцией. Динозаврией или как её там.

Иве опять предстояло ночевать в комнате одной. Всеми фибрами своей маленькой, неокрепшей души Ива ждала маму. И она появилась.

Спокойная, уравновешенная, вся какая-то удивительно-нежная. В светло-голубом брючном костюме и с длинной, толстой пепельного цвета косой. Тело её покрывал красивый, ровный загар. Тоненькое жемчужное ожерелье красиво выделялось на загорелой коже.

Ива рассказала маме, как они ездили с няней Варей на море и как ей там не понравилось. Иве, а не няне Варе, естественно.

- Что ж, бывает, - невесело улыбнувшись, сказала мама. - А у меня вот, что для тебя есть.

И протянула девочке золотое колечко с изумрудом. Ушла, так же тихо и незаметно, как и появилась. А в кармашке у мишки стало на одно сокровище больше. Гораздо более ценных, чем все Ивины куклы, дорогие платья, конная секция, дорогая мебель в детской. Потому что их подарила Иве мама. Единственный человек, который по-настоящему любил девочку.

***

Безумие подкрадывалось к Анне незаметно. Как хитрый лесной зверь. Мелодичный женский голос звал её по имени и заставлял совершать странные, противоречивые поступки. Однажды Анна по приказу голосов разбила свою любимую чашку. В другой раз - выбросила в форточку обручальное кольцо. А муж, полностью погружённый в свои дела, не замечал состояния жены. И вот однажды болезнь привела Анну на крышу какой-то "высотки". Там она и перешагнула из одного мира в другой. Сначала Анна, сидя на облаке, наблюдала за тем, как Иву спешно отправляют к родственникам в другой город со словами, что родители разводятся. Потом Анна увидела собственные похороны. А после... Оказалась она в мрачном и каком-то мёртвом лесу. На деревьях, то ли выжженных лесным пожаром, то ли пострадавших от удара молнии, то ли заболевших какой-то неведомой болезнью, не было ни листочка. Как ни прислушивалась Анна, ей так и не удалось услышать пения птиц. Должно быть, они в ужасе покинули это мрачное место, где не было еды и, самое главное, радости. В следующее мгновение оказалась Анна в мрачной землянке наедине с каким-то бородатым, седым и ещё крепким на вид загорелым стариком.

- Ну и натворила ты дел, Анютка! Ох и натворила! О дочурке-то подумала? Эх ты, эгоистка! - ворчал старик.

- Где я нахожусь?

- Там же, где и все самоубивцы. В аду. А ты думала он из огня состоит? Нет, ад - это мёртвый лес с такими вот землянками.

- Ива, бедная девочка! Неужели я её никогда не смогу увидеть? Даже во сне? - расплакалась Анна.

- Нет, - отрезал старик.

Прошло три дня, и видит он: хиреет девка, совсем хиреет. Плачет целыми днями.

- Знаешь, Анна, есть у меня способ, как твою дочурку успокоить да утешить.

- Как? - и глаза Анны загорелись лихорадочным огнём.

- Выйди ночью из избы, и, если увидишь поляну, а на ней четырёх женщин у костра, упроси их принять на некоторое время твой образ, спуститься на землю и навестить твою дочку. И подарок от тебя передать.

- А я сама не смогу...

- Нет, даже во сне тебя твоя Иветка никогда не увидит. С самоубивцами всегда так. Ты уж мне поверь.

Наступила ночь, и вышла Анна из землянки. Светила полная луна, а лес издавал жуткие, клокочущие да булькающие звуки. Анна в кровь изранила свои босые ноги, изодрала лицо и голые руки какими-то колючками, чуть не увязла в болоте, кишащем гадюками. Но в конце концов отыскала поляну. Там сидело четыре женщины. Одна совсем пожилая, вся в белом, другая чуть помладше, закутавшая шею жёлтым палантином, третья легкомысленная на вид девчонка в цветастом платье и четвёртая вся в светло-голубом с толстенной пепельного цвета косой и спокойным взором серых глаз с поволокой. А чуть поодаль на корточках сидел жутковатый на вид крепкий мужик с угольно-чёрной бородой и свирепыми звериными глазами.

- Я хочу, чтобы дочка встретилась со мной. Для того и пришла на вашу поляну, - сбивчиво заговорила исцарапанная и изодранная в кровь Анна.

- Для этого тебе предстоит пройти четыре испытания. Столько, сколько тут девушек у костра сидит.

- Может, не надо? - округлили глаза женщины у костра. - Она и так всё осознала и через лес к нам с таким трудом пробиралась.

- Нет, надо! - отрезал мужик.

И искупалась Анна в чане с крутым кипятком, и привязали её к двум белоснежным коням так, что при беге их тело Анны на две половины распалось. И привязали молодую женщину к дереву голой на целые сутки, а какие-то неведомые насекомые жестоко искусали всё её тело и лицо. Распухло оно до неузнаваемости, и глаза заплыли да обезумели. А после всю ночь провела Анна голой в неведомо откуда взявшейся ледяной пустыне. После каждого испытания девушки у костра плакали, а мужик с бородой спрашивал: "Может, хватит? Может, не стоит оно того?". Но Анна неизменно мотала головой. Мужик опять приводил молодую женщину в первоначальный вид(было ей двадцать шесть лет всего), и наступал черёд новых мучений.

- Ну всё, испытания ты выдержала. Ты, наверное, догадалась, кто эти девушки?

Анна устала помотала головой.

- Ну как же? Это ведь Осень, Зима, Весна и Лето. Поскольку в том мире, где осталась Иветта, сейчас осень, твой облик примет именно она.

Женщина в палантине охотно согласилась на это путешествие. Уж больно жаль ей стало Анну и одинокую девочку Иветту. Сделала Осень бусики из рябины, а мужик с бородой превратил ягоды в гранаты. Потом Осень встретилась на улице с Варварой, дохнула на неё сырым промозглым ветром, и заболела девушка.

Зима попросила превратить снежок в бриллиант и тоже спустилась на землю, наслав предварительно на няню Варю воспаление лёгких. А как иначе? Ведь ночевали Варвара и её воспитанница вместе.

Легкомысленная Весна поначалу заартачилась. Ей на свидание с женихом идти понадобилось позарез. Но Осень подарила Весне свои золотые серьги, и та смягчилась. Взбалмошная девица оторвала от своего бального платья, голубого весеннего неба, лоскуток и попросила мужика с бородой превратить его в сапфир. Весна с лёгкостью обезвредила Варвару. Уж больно легкомысленно относилась девушка к своему здоровью и часто одевалась не по сезону.

Лето подсыпало какие-то бациллы в шаурму, столь обожаемую Варварой, и пробралась в спальню. До этого она попросила мрачного мужика превратить лютик в красивое маленькое колечко, а трилистник в небольшой изумрудик.

Так и встречается четыре раза в год Иветта со своей матерью. Не зная, что на самом деле к ней в гости приходят Весна, Зима, Осень и Лето.