Истории из жизни

Если кто-то считает, что остров Маврикий это Африка, он сильно ошибается. Маврикий – он сам по себе и, что примечательно, население острова не негры. Негры есть, конечно, но немного. Зато много индусов и китайцев. Каким образом они там оказались, можно только догадываться, но факт. Поэтому, если не сказать, где находится человек, а вот так сразу спросить, указывая на группу маврикийцев: «Что за страна?», многие скажут, что, скорее всего, это Индия, и наиболее внимательные уточнят, что ближе к Китаю.

Меня всегда пугало то, что я так слаб... Постоянно, когда происходят, какие либо ситуаций, я ничего не могу изменить. Я как будто, наблюдатель. Который кроме как смотреть, больше ничего и не умеет.

Где бы вот найти себе бабу?
Не на раз, и даже не на ночь, а так, типа до конца...
Просто чтобы рядом грела бок, и чтобы голова не болела.
Еду варить я и сам могу, стирать - машина есть сатанинская.
Которая носки у меня ворует куда то.
Секс? Я и сам могу подрочить. Фантазия у меня ого-го.
И образное мышление развито.
А вот чтобы бабу бы. Рядом, под боком.
Мягкую, теплую... И чтобы пахла бабой.
И чтобы глаза были, посмотреть в которые и увидеть там бешенство матки и заниматься сексом до утра.

Соседка Клавдия больше не обливалась холодной водой в овраге возле колодца, но от затеи своей не отказалась. Она перенесла место водных процедур в сад. Дед Макар не дурак. Он тоже сменил место дислокации и расположился ближе к саду Клавдии. Теперь его наблюдательный пункт находился в лопухах возле пушистой и высокой черёмухи. Если залезть на черёмуху, то сверху видно всё, как на ладони. Сад Клавдии просматривался очень хорошо.

Следующие полгода были сплошным беспросветным угаром, смесью бесконечной ругани, детского плача и разрушительного грохота. Все летело, крушилось без жалости, крик достигал наивысшей точки. Однажды этот кипящий котел взорвался. Мощный вихрь поднял вверх одежду, детские вещи, какую-то посуду и тряпки и разметал так, что ничего не осталось. Дом опустел. У НЕГО снова не было семьи.

Жили мы жили с женой, не тужили, но вирус эмансипации настиг и нашу семью. Всё чаще я слышал, что я не помогаю по хозяйству жене, уделяю ей мало внимания, не люблю, не ценю и прочие бабьи трагедии, высосанные из пальца.

Писатель сидел над густо записанным и ещё гуще зачёрканным разворотом тетради. Он задумчиво грыз конец шариковой ручки. Хотелось думать о яблоках – перезрелых яблоках, которые падают с ветвей в траву сейчас, в середине августа, пуская в землю сладкий, уже забродивший сироп. Но думалось только о том, как ему не нравятся синие ручки вообще и шариковые ручки в частности. Как старые школьные привычки вот уже пять лет мешают ему спокойно купить набор чёрных гелиевых ручек, напоминающих чернило, заходить на поля тетради и не следить за аккуратностью почерка.

Вы видели, как горят деревья? Не сухие, нет, а именно живые. Когда поджигают сухую траву под ними для очистки земли, не обращая никакого внимания на то, что пламя охватывает и растущие деревья на этой территории. Людям все равно, что они не виноваты в своем местонахождении. Рабочие молча выполняют поставленную перед ними задачу, и все.

Достаточно много лет назад, в те времена, когда СССР ещё строил социализм, а население страны, доживающей последние годы в целостности территории, наслаждалось преимуществами застойной экономики, рабочий электроаппаратного завода Сергей Рыжухин, ругаясь очень разнообразно и витиевато, хотя и негромко, шёл вдоль по улице недалеко от политехнического института.