В муках рождается поэт - 03

Эпизод третий


Нет, двумя годами направленность моей поэзии на сатирическую тематику не обошлась. После защиты диплома в техникуме прошло всего три месяца и эта тематика получила дополнительное питание после моего призыва в Советскую Армию. Только героями стихов и эпиграмм стали мои непосредственные и прямые начальники – сержанты, старшина роты, замполиты. Не уживался я с ними. Написал даже одну длиннющую поэму, посвящённую своему командиру отделения, младшему сержанту, призванному за год до меня из сельской местности Харьковской области. Парень он хороший, с мягким характером, но серенький. Поэма была не сатирическая, а юмористическая, без всяких издёвок. Выход моя желчь находила в стихах, посвящённых старшине и замполиту.
И опять по независящим от меня причинам моё увлечение стихоплётством стало известным командиру взвода. Лейтенант тут же дал мне поручение раз в неделю выпускать «Боевой листок» с острыми эпиграммами на нерадивых солдат взвода. Оформлял листок профессиональный художник – тоже солдат нашего взвода. Нам было поручено самим находить героев и их кандидатуры согласовывать с командиром. Слава Богу, ребята на нас не обижались, понимая нашу подневольность. А в качестве компенсации за такую внеплановую загрузку командир иногда освобождал нас от строевой подготовки или очередных нарядов.
Все свои поэтические творения я фиксировал в толстой крупноформатной тетради с коленкоровым переплётом (тогда за девяносто шесть копеек). К концу первого года службы тетрадь была почти заполнена. Хранилась она всегда «под рукой», то есть на моей полочке тумбочки, вместе с принадлежностями для бритья, иногда книжками, взятыми в библиотеке и купленными в книжном магазине. Другая полочка принадлежала пареньку, занимавшему «второй этаж» надо мной в нашей «двуспальной» кровати. Жили мы с ним дружно. К моему задиристому характеру вполне подходили его молчаливость, полуграмотность, постоянное согласие со мной во всех вопросах. Этим он напоминал мне всё того же Тольку Дюжева. Был у него один недостаток, доставлявший мне некоторые дополнительные неудобства – частенько я обнаруживал располовиненный флакон моего «Тройного» одеколона. Таким образом мой сосед время от времени без закуски боролся со своей депрессией.
К концу первого года службы мы расстались. Я получил по паре лычек на погоны и назначен командиром отделения новобранцев в той же воинской части – школе по подготовке младших военных специалистов. Сосед же мой в звании ефрейтора был направлен для продолжения службы на какую-то точку того же воинского округа. Одновременно с его (и остальных солдат нашего взвода) отъезда пропала моя тетрадь со стихами. Кто-то захотел увековечить моё имя в своей памяти. Опять у меня не осталось и следов этого этапа моего стихоплётства. Может, потому мне и не писалось более в последующие два года службы, хотя бывали недобрые встречи с новыми командирами и замполитами.
До сих пор меня удивляет тот факт, что ни во время учёбы в техникуме, ни во время армейской службы ни разу не возникала потребность в сочинении лирического стихотворения. А ведь у меня была постоянная девушка – москвичка, которая и тогда упрекала меня в сухих письмах и сейчас не забывает упрекать в этом меня (будучи женой). Не вдохновляла меня на лирику и подруга первого года моей воинской службы – прекрасная девушка, большая умница и верный друг.
Значит, до лирической поэзии на этом этапе жизни я ещё не дорос.