Стук тыгдымского коня. 29

- Потому что хрен вам! - Люси вдруг разозлился, заметив безразличие вместо ожидаемого восхищения. Он пригляделся к Кленову. - А это ты что ли с банками? Лошарик. Вся братва ржала. Сунулся, мля, в добрые люди. Мы тебе баночки-то поколотили. А знаешь, почему? Потому что ты - баран! Вы все - бараны. Стадо. Мы вас доили и доить будем. Время пришло нам.

Он подошел и похлопал багровеющего Мишку по щеке. Хлопки походили больше на пощечины.

- Барашек. Учи уроки, и не суйся к большим дядям. Чао, школяры. Разминайте дойки.

Как только он вышел, Никита швырнул лекции, и, подскочив, полез рукой под кровать.

- Бараны, говоришь. Сука! Щас я те устрою баранов, - он вытянул кусок пластиковой трубы и свернутую в моток антенну от военной рации. Несколько секунд размышлял, потом сунул антенну обратно. Трубу же быстро замотал в газету.

- Ты че? Че задумал? - обмирая от нехорошего предчувствия поинтересовался Кленов.

Уханов молча выглянул за дверь и убедившись, что его никто не видит, шмыгнул к пожарной лестнице. Чертыхаясь, Кленов засунул под майку норовящую раскрутиться антенну, и, придерживая ее рукой, поспешил следом. Никита был уже далеко внизу. Спрыгнув на землю, он осторожно выглянул из за угла. Вышедший Люси, беззаботно насвистывал, мочась на стену под окнами. Когда Мишка спустился, все было кончено. Бандюган без сознания валялся в собственной луже. Склонившийся над ним

Уханов, разглядывал в идущем из окон свете толстую пачку денег. Руки у него тряслись. Неожиданно он брезгливо швырнул деньги на лежащего, и подхватив оружие двинулся обратно. Кленов полез следом. В комнате Никита спрятал трубу, и рухнул в койку.

- А знаешь, почему я их не взял? - спросил он через некоторое время, чужим голосом.

- Знаю, - отозвался друг.

Уханов не сомневался, что приятель все понимает правильно, но необходимость выговориться распирала его изнутри.

- Нельзя их было брать. Пойми. Мы же, как они. Почти как они. На грани. Не хочу!

- Да знаю я! - Кленов жадно закурил. - Я ведь тоже мечтал. В космос летать, коммунизм строить. Не знаю, негров голодных кормить накрайняк. А потом мне говорят. Все это чушня собачья. Нет ничего. Ни истории, ни величия, ни гордости, ни государства. Забудь детские фантазии. Ты - вор и алкаш, и бог твой бабло. Во все уши ссут. Ежедневно ссут. А я хотел, как у Стругацких. Я хотел физику в космос. Легко им было писать. Мол, мы-то так себе грешные, а вот вы придете

чистые, смелые, и все исправите. Только мы хуже еще. И страшнее. Нам же...

Дверь со стуком распахнулась, и в комнату ворвался Фиолетовый.

- Слыхали новость? Люси чакан раскололи. Грабануть хотели, но не успели видать. Бандюганы рвут и мечут.

Гл. 18

Перед экзаменом Мишка с Никитой выпустили халяву, и смело зашли в кабинет. Обряд им помог или бессонная ночь, но экзамен они сдали. Довольный Кленов сунул зачетку в карман, и, сославшись на неотложные дела, тут же скрылся. Уханов, разыскал преподавателя политологии, и тот ему поставил последний зачет. Сессия была сдана. Никита облегченно вздохнул и поехал к Жене Шеноговой, купив по дороге огромную коробку конфет.

- Вот! - торжественно произнес он, протягивая ей конфеты и конспекты. - А то меня совесть замучила. Снится, что приходишь и душишь меня во сне, требуя шоколадку.

- Вообще-то, кто-то расцеловать грозился, - хихикнула Женя, и, щелкнув парня по носу, закрыла дверь.

Расплатившись с сокурсницей, Уханов отправился к Олеське. Девушка паковала вещи.

- У меня поезд в четыре, - сообщила она, протягивая деньги.- Уезжаю обратно в Херсон. Наверное навсегда. У родителей денег нет больше учить меня тут. Если бы не вы, не знаю, где бы на билет собирала. Проводишь?

- Обязательно, - Никита вернул половину. - Держи на дорогу. Кушать, там. То се.

Олеся снова вернулась к сумкам.

- Ко мне Мишка твой клеился.

- Ну к тебе тяжело не клеиться.

- Да? А чего ты тогда тормозил?

- Гм. Ну у меня девушка была...девушки... вроде бы. Как бы были. Вот.

- И сейчас есть?

- Сейчас нет.

Олеся села к Уханову на колени, и взъерошила ему волосы.

- Кудрявчик такой. Вот скажи мне...Я уеду домой. Миша с долгом расплатится. Еще ты помог какому-то там другу. А что тебе? Ну, кроме фингалов. Несправедливо как-то.

- Справедливость - понятие абстрактное. На самом деле, как говорят мои друзья пендеры, все просто, как рок-н-ролл. Если рассматривать справедливость с точки зрения...

Олеся закрыла парню ладошкой рот.

- У тебя на коленях девушка сидит, а ты философствуешь.

Уханов сконфуженно смолк, и густо покраснел. Горячее, вкусное дыхание красавицы обжигало. Огромные зеленые глаза мерцали манящими звездами. Губы были мягкие и прохладные...

Через четыре часа, Никита смотрел, как поезд отходит от перрона. Олеся помахала в окно, и послала воздушный поцелуй. Уханов махнул в ответ. Было грустно. Дорогу до общежития он преодолел, как в тумане. В комнате с нетерпением вышагивал Кленов. Он выхватил деньги. Волнуясь, все пересчитал, и друзья пошли к Гоше. Ковырявший в магнитофоне отверткой Цирус недоверчиво забрал долг.

- Даже с процентами, - удивился он. - Представляю, сколько вы народа обули. Небось, Никитка замутил? Всегда подозревал за ним тягу к криминальному, замаскированную невинной моськой. Жаль. Я работу вам уже придумал. Парни вы спокойные, оба не хилые. Поперло бы. Денег заработаете. Хотите?

Никита отрицательно помотал головой.

- Если все станут бандитами, кто тогда будет физиком?

Гоша захохотал, показав золотой зуб.

-Ну тогда не смею вас больше задерживать, - он снова уткнулся в магнитофон.

- Останешься еще на пару деньков? - спросил в коридоре Мишка.

- Не. Хорошего по-немногу. Бате новые ворота сварили. Поставить надо, пока он в отпуске. Да и надоел ты мне.

- Сука, - Мишка обнял друга. - Хорошего лета.

На вокзале Уханов пересчитал оставшуюся наличность, купил сестре пару мелких разноцветных фигурок в киоске, и, подобрав возле мусорного бака билет, привычно с помощью булавки и ручки переправил на нем дату. Электропоезд ожидал уже на третьем пути. Внутри рассаживался народ. Дачники распихивали ведра, мотыги и лопаты, служащие разворачивали газеты, студенты беззаботно хохотали, сновали продавцы мороженого, газет и книг. В соседнем ряду дембель устраивал

на полку рюкзак. Голубой берет непостижимым образом держался на самой макушке. Залихватский чуб покачивался в такт движениям. Роскошный аксельбант с кистями так и притягивал глаза. Красивое лицо уродовал огромный рваный шрам.

- Сынок, где же тебя так, - пристала к дембелю бабуля в платочке. - Войны ить нет сейчас.

- Во Владике у осетин с ингушами другое мнение, - блеснул в ответ белозубой улыбкой солдат.

Никита вдруг почувствовал, что сильно устал. Он прислонился головой к стеклу и закрыл глаза.

- Осторожно, двери закрываются, следующая остановка завод Контакт, - сообщил приятный женский голос.

Электричка с равномерным стуком стала набирать скорость. В этот момент в открытое окно влетел, брошенный каким-то ублюдком железнодорожный костыль. Со страшной силой он ударил в стенку над головой Уханова, и, оставив вмятину, отскочил к его ногам крутясь и противно дребезжа. Шум, стоявший в электропоезде, сразу смолк. Все смотрели на Никиту. Открыв глаза, он оглядел костыль, и остановив железяку ногой, снова прислонился к окну. Притихший было народ сразу

принялся обсуждать обнаглевших хулиганов. В вагон зашла семья. Женщина с гитарой, муж с барабанами, и девочка со скрипочкой.

- Ну, сейчас завоют. Подайте сиротам, - прокомментировал кто-то их появление.

Трио разместилось в проходе и заиграло. Женщина неожиданно сильным, чистым голосом запела.

- Есть такие дороги – назад не ведут.

На чужом берегу я прилив стерегу.

Паруса обманув, ветер стих навсегда,

Плоским зеркалом стала морская вода.

Обернуться бы лентой в чужих волосах,

Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх,

Шелком в руки родные опуститься легко –

Вспоминай мое имя, прикасайся рукой.

- Э-эх, где ты, дипломант по бальным танцам! - дембель вскочил, и вдруг затанцевал напротив поющих. Он раскинул руки, закрыл глаза и красиво задвигался в такт музыке.

- Танцуй. Танцуй, сынок, - подбодрила его бабушка.

Сидевшая неподалеку девушка подскочила с места.

- Амина, ты куда? - попыталась поймать ее за руку подружка.

- Здорово же! - отозвалась она и встала напротив солдата, счастливо улыбаясь.

В вагон грузилась стайка гопников.

- Ползает такой. Не бе-ейте меня, - рассказывал под гогот вожак, отхлебывая пиво.

В дверях тамбура он неожиданно замер. Картина, открывшаяся перед ним, была пугающе непривычна. Здоровенный десантник танцевал в проходе. Напртив его вьюнком крутилась девушка. Легкое летнее платье, нежным цветком обхватывало ее фигурку. Глаза задорно и хулигански блестели черными бусинками. Люди вокруг дружно хлопали в ладоши, стараясь попасть в такт музыке. Это было нереально. Это было непривычно. Это был чужой вагон, где таким, как он, не было места. Там не было страха.

- Беспонтово тут, - выдохнул наконец гопник, и, развернувшись, пошел в другую сторону.

Его друзья с облегчением двинулись следом. Электропоезд, посвистывая и стуча колесами, несся все быстрее и быстрее, вырывая людей из объятий душного города. Пара все зажигательней и зажигательней танцевала, вызывая радостные эмоции. Никита сладко спал, чему-то улыбаясь во сне. Музыканты самозабвенно играли.

- Третий год я зову – только эхо в ответ,

Обманул меня ветер, запутал твой след.

Только сталь твоих глаз не забыть никогда,

А в груди ледяная морская вода.

Обернуться бы лентой в чужих волосах!

Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх,

Шелком в руки родные опуститься легко –

Вспоминай мое имя...

Ветер, брат ты мой, ветер, за что осерчал?

Хороню в себе боль и венчаю печаль.

Бурунами морскими пробежать нелегко –

Вспоминай мое имя, прикасайся рукой.

Вспоминай мое имя, прикасайся рукой.

(Хелависа/Мельница)

Пролог

Цируса и Люси застрелят осенью этого же года, во время игры в преферанс вместе с местным авторитетом. Профессиональный расстрел банды, породит множество слухов о прибытии в город легендарной "Белой руки".

Цибалин в начале нулевых эмигрирует за границу, где примет участие в постройке адронного коллайдера.

Фиолетовый в университет так и не восстановится. Его заберут в армию. Колонну, в которой он будет находиться, полностью уничтожат боевики в день подписания хасавюртовского соглашения.

Риль станет профессором и будет преподавать в политехническом университете.

Лепехин со временем станет большим начальником. Он полюбит такие понятия, как статус и престиж, и полностью забудет о дружбе с Ухановым.

Питона убьют в девяносто пятом, за две недели до свадьбы, когда он попытается открыть свое дело. Вместе с ним погибнет и его верный оруженосец Таракин.

В девяносто шестом Уханова и Кленова призовут в армию, в связи с острой нехваткой кадровых офицеров. Полтора года они прослужат в одной части, а потом судьба их раскидает. Одного на Кавказ, другого в Таджикистан. Снова встретятся они только через десять лет.

Конец.