Отец моих детей. 01

Он всегда был похож на мать. Не лицом – повадками. Характер был не ее, бабой его не назовешь, но вот же… Из ничего мог устроить скандал, заявив, например, за столом, что это не еда. И вот теперь, когда за тридцать лет, то вместе, то врозь пройдены огонь, вода и медные трубы, рассказывал всем, что он и ушел-то только потому что жена ему не стирала. Даже слов не было, Миля просто рассмеялась. До сих пор стирает! Вот дней шесть назад он вдруг заявился пьяный, сложил прямо у входа свою грязную, провонявшую одежду и улегся на своем законном месте – любимом диване на кухне. Он периодически так приходил, словно утром виделись, без зазрения совести, без объяснений, словно и не уходил никогда к любовнице. Потом снова пропадал.

Миля бросила в машинку его рубашку и штаны, потом развесила их над ванной. А он ночью встал, надел непросохшие брюки и так, в сырой одежде, сбежал опять неизвестно куда, потому что запойного его Гульназ, новая любовь, уже не в первый раз выгоняла.

- Ну и чего ты ему служишь?!- кричала в телефонную трубку Миле приятельница. - Зачем ты ему стираешь? Он над тобой издевается, а ты опять в прислуги!

- Я же свою прихожку прибираю, - вяло оправдывалась Миля. – Что же я буду грязь у порога хранить?

А сама тут же названивала сыну, чтобы тот нашел отца любой ценой, потому что его надо протрезвить, подлечить-прокапать. Слава богу, что Рамиль в эти дни был дома. Правда, они со снохой затеяли ремонт, а потом ему снова уезжать на вахту, в Сибирь. Но отец же!

Через пару часов сынок позвонил, чтобы отчитаться: папку нашел, привез к себе и уложил спать. Тот поклялся больше не пить, только пусть сын его отвезет в больничку и закодирует от пьянства. Добрый Рамиль словно и не предполагал, что еще не раз с точностью повторится эта же ситуация. А ведь многолетний опыт у них уже был…

Сноха из сил выбивалась с двумя проказниками-мальчишками и пьяным свекром, который никуда о них не шел, а занимал своим источающим перегар большим телом чуть не половину их съемной квартиры, к тому же раскуроченной текущим ремонтом. Но ребята стерпели. Свою роль сыграл пятилетний Джамилька, обожавший своего деда. Его внук называл «трататайка», сперва не умея произнести татарское «картатай» - дедушка по-татарски, а потом по привычке.

- Если ты скажешь, что тартатайка плохой, я тебя не буду любить! – ставил он ультиматум бабушке Миле. – Трататай хороший!

Дед для него был высшим авторитетом: он возил внучат на своем серебристом «опеле», он работал на огромном КАМАЗе, он привозил гостинцы и подарки из дальних поездок. А что сейчас лежит бездыханный и временами кричит – это просто так, да и недавно он у них.

В конце концов дед опять сбежал, уловив момент, когда бдительная сноха отвлеклась на кухне. А молодым уже и не хотелось больше нянчиться с почти шестидесятилетним отцом: надо мальчишек покормить и прогулять, ремонт заканчивать.

Бабушка Миля, не приспособленная к быстрым передвижениям по городу, рулила с телефона. Все эти три дня она вызванивала врача, который обычно приводил мужа в чувство после пьянок, сидела с внуками, которых привозили отдохнуть от дедовых концертов, наводила порядок в ванной после перестановок. Пользуясь многомесячным отсутствием мужа, она сумела поднакопить скромную сумму и поменяла наконец вечно подтекавший унитаз.

И как все удачно совпало! Объявился-таки врач, который так некстати уезжал к родне. Сам, сам перезвонил Миле – ну как же, постоянные клиенты! Миля уж не чаяла дозвониться, и вот радость!

Внуков освобожденные родители увезли домой. Обиженная побегом свекра, сноха успела на ходу быстро и горячо высказаться о его выходке. В чистой квартире Мили теперь тишь да гладь, только ножки болят носить большое тяжелое тело и покоя нет. Опять Миля хватается за телефон, мысленно благодаря научно-технический прогресс. Что бы она делала в трудные дни без этой трубки? Снова выискивает по своим каналам беглеца-мужа. Удачу поймала только на следующий день , отозвался муж. Долго не мог понять, что к чему. Только повторял свое:

- Пусть Рамиль меня в Уфу отвезет! Пусть на лечение меня отвезет, скажи ему!

- Зачем тебе в Уфу? Рамилю выезжать на работу на днях, не может он тебя возить. Сиди дома, врач сам к тебе приедет!

Но вразумление не доходило. Тогда Миля в сердцах потребовала:

- Ну-ка, дай трубку своей Гульназ! Я ей все объясню.

Соперница боялась. Телефон взяла. Но голос… Не объяснить какой был голос. Миля спокойно и размеренно диктовала, когда ждать врача, что требуется от близких, чтобы поддержать «больного», и как в дальнейшем Гульназ должна оберегать Милиного мужа-перебежчика от рецедивов.

- Вы нас не бойтесь, - говорила она мерным голосом, глядя на свою ногу, вытянутую на табуретке. - Он нам не нужен. Мы только рады, если вы с Василем будете жить дружно. Но мы ведь уже два раза его в порядок приводили за время вашей «дружбы». А если вы еще раз его выгоните пьяного, я точно так же поступлю. Посажу его в такси и отправлю по вашему адресу.

Трубка не дышала. Передохнув, Миля наконец отзвонилась приятельнице, отвела душу.

- Ты вот что хочешь, думай, Лен, - говорила она, - а я себя считаю святой. Знаешь, я книгу хочу написать…

Свою книгу Миля начала бы с Туркмении, где они с Василем познакомились. К двадцати восьми годам Миля была крепкой, румяной и амбициозной. Родители работали в строящемся городе, оставив первенца Милю в деревне у родителей, и девочка выросла не в холе и неге, а в труде и скудости, верила только в себя. Студенческие годы не особенно переменили ее взгляды на жизнь и людей. Можно сказать, она всегда оставалась сама собой. Не случайно куратор их группы Ирина Викторовна сдержанно восхищалась:

- Миля всегда какая есть – в любой ситуации естественна!

С парнями, которых на филфаке было по пальцам пересчитать, у Мили складывались отличные дружеские отношения. Она и была настоящим другом, верным, честным, справедливым. А вот любовь… Нет, не было такого, чтобы она могла закрыть глаза и кинуться в чьи-то могучие объятия. Тогда она по-идиотски влюбилась в Димку Мышкина, мелкого блондина с лицом херувимчика, уфимского мальчика с их же курса. Одногруппница Альфира категорично заявила подружке:

- Каримова, это блажь! Забудь! Выкинь из головы!

Но Миля не могла. Она страдала, хотя видела Димочку то с одной, то с другой девушкой из их общаги. Димочка был городской, но в общежитие его манил богемный дух, которым были пропитаны, кажется, сами стены старого здания. Комендантша, могучая, как гренадер, и грозная тетя Лида, вечерами была у себя дома и не видела, как осаждают вверенное ей девичье общежитие молодые люди. А две бабушки-вахтерши сквозь пальцы смотрели на приключения, по умолчанию принимая устоявшийся порядок общажной жизни. Однако порядок соблюдался.

- Дватсыт шыстой кумыт, к вам маладуй чилавик пришул! – на весь коридор кричала одна из бабушек, полная большая старуха деревенского вида, восседая за вахтерским столом поперек прохода в вестибюле.

Тогда кому-то из двадцать шестой комнаты надо было выйти к ней, отдать свой паспорт или студенческий билет, записать, к кому именно и на сколько пришел на этот раз «маладуй чилавик». А вот Димочка вообще незаметно проскальзывал мимо вахтерши, он же был весь свой, филфаковский, и такой милый, неприметный. Казалось, он вообще не способен на что-то мужское, решительное, смелое. Однако на поводу у любвеобильных девушек он шел охотно, что и почти излечило в конце концов Мильку от безответной и, что уж там говорить, бесперспективной любви. Итак, большой любви не случилось. А знакомства на стороне не дали того, чего ждало девичье сердце.