Молоко

Работа с краской – это же вредный труд? А разве есть сомнения? Нет, конечно же, когда ребёнок акварелью или уже маститый мастер на мольберте очередной шедевр пишет вреда не много, даже скорее польза, работы уровень эстетики поднимают в ограниченном пространстве и среди заинтересованных наблюдателей. Я вам про настоящую работу с краской, когда маховой кистью или валиком из бочки прихватывают, и когда площадь окрашенного измеряется в десятках и сотнях квадратных метрах за раз. То есть про малярные работы. Некоторые продвинутые исследователи утверждают, что парами краски можно надышаться до помутнения сознания, если долго в непроветриваемом помещении находиться, в котором только-только стены и пол покрасили и испарения очень активные.

На морских судах малярные работы для палубной команды – это одно из постоянных занятий. Постоянно приходится то одно, то другое подправить, чтобы не пугать ржавыми бортами и надстройкой окружающих. Редкий день обходится, чтобы кто-то из матросов с кандейкой сурика или хроматки не топал по палубе от малярки к месту покрасочных работ. А работа же вредная… И вот, чтобы организм человека выводил «нехорошие» молекулы более активно, умные научные головы, разрабатывающие меры безопасности и нормы охраны труда много лет назад пришли к заключению, что молоко в этом вопросе – первое дело. Потом, правда, нормы пересматривали и установили, что лучше свежий сок с мякотью, но традиция – это же… традиция. Да и по чести сказать с соком хорошего качества были проблемы: или хранился недолго, или подменяли ароматизированным кислотным раствором. Короче, молоко победило.

За каждый день работы с краской моряк получал банку сгущёнки. Не полную, а часть, чтобы можно было пересчитать на двести грамм, стакан. В том смысле, что из сгущёнки сделать молоко, пригодное к питью. Таким образом, банки и дни рассчитывались по некоторой формуле, но как бы то ни было, почти у каждого в каюте всегда присутствовало несколько банок качественной сгущёнки.

Рома Степанов решил после обеда сгущёнкой побаловаться. Взял банку, нож и, примерившись, двумя точными ударами пробил отверстия в крышке по обе стороны от центра. Одно отверстие должно быть очень большое, чтобы молоко потекло, а два – достаточный минимум, чтобы хоть налить, хоть прямо из банки тянуть. Ещё Паскаль с Архимедом теоретически обосновали, как жидкость в сообщающихся сосудах под влиянием давления атмосферы из… в данном случае из банки в рот может попасть. Отверстия получились узкие и не равные, одно чуть больше, но не беда, Рома – парень крепкий, лёгкие (или как он сам говорил, дыхалка) здоровые, он сколько нужно из банки высосет. В охотку бывало, что банку за раз опорожнял, с одного подхода, не отрываясь.

И вот только он потянул густую вкуснятину, объявили тревогу. На теплоходе борьбе за живучесть капитан со старпомом уделяли много времени, постоянно экипаж тренировали. То пожарную тревогу объявят и все со шлангами и огнетушителями носятся, то место пробоины в борту укажут, и тогда экипаж таскает здоровенный пластырь под днищем, обжимает и натягивает тросы. Веселуха. В тот раз объявили «боевую» воздушную тревогу. Рома банку на стол поставил и помчался на верхнюю палубу, где числился наблюдателем. Честно начал обозревать горизонт, выискивать вероятные воздушные цели. Чтобы не просто так время прошло, сообщил на мостик об обнаруженном далёком облаке. А что? Чем не летающий объект? Лучше перебдеть – все знают.

Через некоторое время, когда страсти по отражению нападения с воздуха улеглись, Рома вернулся в каюту. Банка сгущённого молока всё также стояла на столе с двумя приготовленными дырочками. Теперь можно с чистой совестью получить удовольствие и здоровье после покрасочных работ поправить.

Степанов потянул сгущёнку. Не идёт. Посмотрел на банку, покрутил её, встряхнул и снова ко рту. Не идёт.

- Что за дела? Загустело что-ли? – возмутился моряк и пару раз глубоко вздохнул и выдохнул, чтобы приготовить лёгкие к работе, мощной тягой потянул сгущёнку в себя.

Лицо его напряглось, глаза застыли, потому что взгляд потерял чёткий фокус, даже руки и ноги напряглись – весь организм старался извлечь полезную сладость для приёма вовнутрь. И дело пошло. Не сразу. Понемногу. Идёт-идёт и… В рот сразу как будто выстрел произошёл, сразу много…

Рома банку от себя, закашлялся и чувствует, что молоко… молоко очень сгущенное. Покатав сгусток во рту, но не глотая, моряк старался понять, что не так. А чувство такое, что не жидкость во рту, а вовсе даже напротив, что-то твёрдое и более того, живое. Осторожно вытолкнув непонятный предмет Степанов пальцами ухватил его и с удивлением уставился на здоровенного таракана, или стасика по-морскому. Но этот стасик был Станислав Станиславович.

- Охренеть, - парень рассматривал здоровяка и тоненькую щелочку, проделанную в крышку банки ножом, - и как ты сюда залез?

Таракан, понятное дело, не отвечал – был в шоке, наверное.

И вот теперь скажите; ведь насекомое дурное, лазает, где ни попадя и по покрашенному тоже не исключено, что гулял. Может и надышался паров краски. Но откуда он мог знать, что молоко помогает?

Стасика Рома смыл в умывальник, а молоко допивать не стал. На сегодня сладкого больше не хотелось.