Командировочный 02

Ошарашенному командировочному объяснили, что тот присутствует при инновационном эксперименте по экспресс-изготовлению браги в условиях максимально приближенным к боевым. Все алкогольсодержащие препараты в радиусе ста километров давно выпиты, гуталин кончился, да и хлеб не завезли, а водку начнут продавать только завтра.
Наконец шустрый коротышка Абдурахман, водитель лесовоза из Уфы, зачерпнул поллитровой банкой коричневую бурду и впился обмороженными губами в зверски смердящее пойло. Толпа замерла, затаив дыхание. Наконец Абдурахман мощно отрыгнул и трехэтажно выругался. Очевидно это являлось положительной оценкой дегустации, ибо водители враз заулыбались и мигом выстроились в идеально ровную очередь за брагой. Предложили выпить Леониду Петровичу, но командировочный лишь испуганно покачал головой и забрался под одеяло, впереди маячила еще одна веселая ночка.
И соседи не обманули его ожиданий. Выдув сорок литров браги, водители устроили паломничество в уборную, очевидно экспресс-пойло обладало сильным мочегонным эффектом. В конце концов горемыкам надоели длинные пешеходные прогулки по облупленным коридорам, и они принялись справлять нужду прямо в открытое окно, невзирая на сырой ветер с Белого моря и минус двадцать за бортом.
Особенно экстравагантно смотрелся лохматый гигант, отзывающийся на прозвище Крава. Стоя на горбатом подоконнике он пускал мощные струи, норовя при этом непременно попасть на голову бюстику товарища Куусинена, который скромно запрятался под невысокой елью. Когда это удавалось, Крава утробно выл, словно заправский мастодонт, и продолжал свое увлекательное занятие с усердием, достойным лучшего применения.
Уснул Леонид Петрович только под утро, когда утомленные шоферы все-же закрыли злополучное окно. В суровом полярном краю не было милиции, законов и, пожалуй, самой советской власти. По крайней мере так показалось несчастному экспедитору.
Утро, вернее полдень, встретили Леонида Петровича гулкой тишиной. Он долго стоял, закутавшись в клетчатое одеяло у окна и немигающим взглядом всматривался в пустынный дворик, покрытые благородной сединой ели и занесенные снегом утлые домишки полярного райцентра. Рассерженный ветер свирепо вздымал белые порошинки, выгибал простуженные деревья, стучал холодными кулаками в стекла и угрожающе перекатывал обрывки газет. Опозоренный товарищ Куусинен угрюмо смотрел в сторону Ленинграда, очевидно выискивая там светлое будущее. Следы вчерашних безумств целомудренно покрыл ночной снегопад и лишь желтоватый ледок на макушке финского большевика напоминал о проделках мохнатого Кравы.
После обеда вдалеке раздался глухой шум и отрывистые звуки милицейских свистков, очевидно наступил долгожданный час «Х». Леонид Петрович поел немного копченого сала, заботливо подготовленного женой, в который раз подивился проницательности супруги и вновь залез под одеяло. Гостиница стремительно остывала, по случаю отоваривания водочных талонов, котельная, как и другие городские организации, прекратила работу.
Закрыв глаза, командировочный представил песчаный пляж, низкорослые черешни, белые мазанки и соленый ветер степи. Высоко в небе ровным клином парили птицы, с моря возвращался рыболовецкий траулер, а под ногами лежали переспелые яблоки. Возвращаться в реальность не было ни сил, ни желания.
Сон пришел внезапно. Он мало отличался от жуткой яви, в которой оказался приезжий. По колхозу-миллионеру шатались безумные тени, некогда бывшие людьми. Вконец спившаяся жена, пьяненькие сыновья, опухший кум, сестра Надя с мешками под глазами и участковый Федор Кузьмич с красным от самогона носом.
Соседи, дальняя родня, бригадир, школьная учительница, баптист Вовка с дальнего хутора и покойница мать. Все были пьяны. Хоровод лиц, кутерьма голосов, страшное алкогольное безумие. В промозглых небесах кто-то дико и безобразно хохотал. Словно сам Люцифер устроил эту безобразную пляску.
Из внезапно открывшегося окна в комнату ворвался холодный ветер, но Леонид Петрович не проснулся. Он стонал и корчился, словно в припадке падучей. Дьявольский сон не хотел выпускать его из своих липких объятий.
Проснувшись Леонид Петрович закрыл окно и долго сидел в абсолютной тишине. В три по полудни село солнце и огромный мир погрузился в кромешную тьму. На улице изредка раздавались пьяные голоса, душераздирающе выли собаки. Потом все замолкало, и вселенная опять замирала. В такие минуты Леонид Петрович остро ощущал одиночество, ему начинало казаться, что он остался один в этой холодной реальности. Или во сне его душа перенеслась сквозь пространство и время, и теперь он, как привидение, будет вечно торчать в мертвой гостинице с таким уютным названием «Турист».
Соседи явились ночью и сразу разрушили колдовское очарование непроглядной тьмы. Загорелась лампа под потолком и … понеслось.
К третьему дню Леонид Петрович малость пообвыкся. С утра он шел управление леспромхоза, общался с секретаршей, и возвращался не солоно хлебавши. Директор и его зам хворали, а печать хранилась у главного инженера. Тот правда на работе присутствовал, но отгружать лес без подписи директора отказывался категорически. «Приходите завтра», - это был обычный ответ. Не сильно радостный, но с ноткой надежды, что вскоре этот кошмар закончится.
Потом он бездумно бродил по промерзлому поселку, поднимался к порту, откуда в ясные дни можно было лицезреть загадочные Соловки. Райцентр ничем особым не отличался от таких же остывших городков северной Карелии. Райком партии, исполком, обязательный памятник вождю, четырехэтажки в центре и бараки, бараки… Народ под стать месту. Ссыльные, потомки бежавших сюда после войны белорусов, немецких прихвостней, вахтовики с Украины, немногочисленные представители коренного этноса, пару евреев. С миру по нитке.
Возвращаться в до смерти надоевшую гостиницу не хотелось. Вот и гулял по разбитым мостовым полярного поселка, впавший в грех уныния командировочный. Иногда заходил погреться в пустые магазины. Там было ненамного теплее, чем на улице и красноносые продавцы с невыветривающимся перегаром, подозрительно поглядывали на необычно трезвого и чисто одетого покупателя.
Магазин «Соки-воды», где и отоваривали раз в месяц спиртное, был похож на крепость. Мощные решетки, железная, словно в Госбанке, дверь. Магазин не работал, и только разбросанные кругом бутылки, смятые пачки дешевых папирос, да небольшие лужицы замерзшей крови напоминали о дне «Х».
Под вечер Леонид Петрович шел на почту и добросовестно звонил председателю на домашний телефон. То утешал как мог, и не сильно веря рассказам экспедитора о повальном пьянстве в этом проклятом городке, шумно сопел в трубку.
А через неделю случилась беда. Леонида Петровича разбудил испуганный Абдурахман и срывающимся голосом жалобно попросил:
- Слы, хахол, дай сто грамм, у тебя ведь есть в чемодане, я видал.