Дядя Лёша
Раскаленная буржуйка гудела резво, плевалась искрами и грела так, что жар доставал до самых костей. Гаражная каптёрка переполнилась теплом и клубами табачного дыма. Дядька сидел на топчане, курил ядрёную самокрутку и, время от времени поглаживая седую бороду, тяжело вздыхал.
Вовка расстегнул ворот застиранной рубахи, закатал штаны до колен и уселся рядом. Оба смотрели на отблески огня.
– Дядь Лёш, может дров притащить?
– Так сойдёт.
Вовка подтянул колени к подбородку, обхватил руками и задумался. Печальные мысли бродили в голове у паренька. Он вспоминал свою совсем ещё коротенькую жизнь и ему до ужаса хотелось что-то изменить. Ну, не в смысле там шляпу на глаза напялить или усы с бородой приклеить. Нет. Он обдумывал другое – свое отношение к этой жизни. А повод случился серьёзный – совет дяди Лёши: «Не можешь дело справить – сам виноват. Помощи не жди».
Это из-за того, что Вовка по простоте душевной выложил всё про Длинного. Так звали местного парня, что приставал к младшим пацанам, заставляя таскать ему курево, и люто бил каждого, если не подчинялись. С жердяем никто не связывался – все считали, что верзила сдвинутый и терпели.
Вовке доставалось от него чуть ли не каждый день. Он постоянно ходил с разбитой губой, и вчера заполучил под глазом такой фингал, который, наверное, мог светиться в темноте. Ну, дядька и спросил, что за дела. Вовка рассказал. Если честно, свалял дурака – понадеялся на сочувствие. Получил отворот-поворот. Теперь все ясно.
Слова, конечно, правильные. И, главное, точно подходили к Вовкиному убеждению: каждый сам за себя. Чёрт, хорош сюсюкать. Пора взрослеть. Не маленький уже – скоро десять.
Да, что-то поменять хотелось – житуха последнее время задалась тяжкая. Ладно еле-еле душа в теле, так еще интернат сгорел. Мальчонку вместе с такими же детдомовцами привезли из города сюда, в деревню, прошлой осенью. Поначалу кантовались в старой усадьбе, кутались в брошенные тряпки и с дракой делили кашу да куски хлеба, что раздавал истопник Петруха, приставленный сельсоветом доглядывать за голытьбой. Он усадьбу и сжёг. Ночью растопил печь, а сам пьяный свалился и то ли подтопок не закрыл, то ли ещё что. Кто-то проснулся, увидал как полыхает – свистнул остальным. Пацаны кинулись на улицу. В суматохе прыгали через окна. А в коридор даже не заглядывали – дыму полно. Ну, Петруха и сгорел. И усадьба сгорела. Дотла.
Ребятишек на следующий день устраивали по семьям. Кого куда. Вовка попал к дяде Лёше – местному сторожу, демобилизованному с ранением и контузией, сутулому и вечно хмурому старику. Тот, похлопав мальца по плечу, без улыбки сказал: «Я тебе не сват, не брат, а так». И больше ничего.
Ещё там, в сельсовете, когда разговор зашёл про гараж, староста – тётка Анна – предупредила, ты, хлопец залётный, знаю я вас, не шибко-то со стариком. У него, мол, и так беда – всю семью потерял. Сухая, как костыль, она устало смотрела на детдомовца и говорила медленно: «У мужика горе. Не пакости ему. Понял?» Вовка буркнул, что понял.
Дома у дядьки не было. Теперь оба жили в гаражной подсобке. Много не общались. Старик справил Вовке фуфайку в заплатах и сам подшил валенки. Относился по-доброму, но сурово, и слова лишнего из него было не вытащить. Долгими вечерами после работы он сидел как истукан, грелся у буржуйки, задумчиво пыхал цигаркой. Табак выращивал сам, и запаса хватало на целую зиму. Приемышу курить не разрешал.
Такое вот «не сват, не брат» у них и шло второй месяц. Ни шатко, ни валко. К молчанию Вовка скоро привык, но по вечерам, как теперь вот, тосковал, вспоминал детдом до войны, и на душе у него становилось горько. Он мечтал вернуться в город, снова увидеть Мишку Серого, Витьку и Балуна – своих приятелей, сыграть на пустыре в чику, сходить в кино и поесть досыта картошки с мясом.
«Эх, зря разболтал! – ругнулся про себя Вовка и привстал, ногой затирая в пол вылетевшую из печи искру. – Сам справлюсь». Но чувство одиночества подступало нещадно. Он улёгся и тоскливо глянул на дядьку. Тот пускал дым, сидел, как обычно, сгорбившись, и думал о своем.
Житуха гаражная текла буднично. По утрам они таскали воду. Огромный бак, что стоял в углу каптерки, надо было заполнить до краев. И сегодня в два коромысла до обеда должны управиться. Когда наполовину завершили дело, дядька присел курить, а Вовка в очередной раз двинулся к колодцу. С пустыми-то ведрами идти легко, но ужасно хотелось есть, и он старался чем-нибудь отвлечь мысли.
Почему-то вспомнилась Вера Ивановна, их детдомовская вожатая, и как злился на её вечные россказни про всякое хорошее. Вераванна, конечно, тетка добрая, всегда старалась подбодрить, но у нее, как считали пацаны, был бзик про «сказки».
Воспитательница без конца твердила выдуманные истории и уверяла, что они, сказки эти, помогут в жизни. Ну, блин, чудная! Вовку это злило тогда и раздражало сейчас. Может потому, что дядя Лёша все время молчит и слова нормального не скажет, может потому, что синяк ноет, а может просто так. Не знаешь ведь, отчего у тебя настроение портится.
Сказки! Чёрт их задери.
Ну, правда. Сколько можно! Сплошное вранье. Разозлишься тут. Иваны-дураки с волшебными мечами и прочая дребедень – всё ж враки. Витька Козлов, когда училке нажаловался, что Вовка списывал – это что? Кто выручил? Царевич какой-нибудь прискакал и вступился? Появляется такой и давай впрягаться. Так, мол, и так, барыня, не надо ругать хорошего парня, а лучше угостите его мороженым. Как же! Ага! Эта «барыня» линейкой по башке колотила так, что никакому царевичу не снилось.
А когда соседские с Первомайки во дворе поймали и отмутузили ни за что – кто заступился? Конёк-горбунёк, может?
«Нет уж! – мотал головой Вовка, перекладывая коромысло с плеча на плечо и почти с ненавистью вспоминая бредни Верыванны. – Будьте такими, да растакими, да помогайте всем, да пример берите с героев. Чушь!»
Кошек спасай, собак не обижай, на букашку не наступи. И чо? Саньке Куравлёву, который к ним в детдомовскую школу ходил, целый рубль занял – и с концами. Обещал вернуть, а где? И сам пропал. То ли переехали они куда-то с матерью, то ли еще чего. Только денежки-то – тю-тю.
А на той неделе вон, вообще. Жучка ихняя гаражная, худючая, рваная. Глянешь – голодного стошнит. На кой подумал её кормить? Еще за коркой хлеба бегал. Пожалел, как учили. На тебе! Цапанула так, что рука аж до локтя ноет. Зараза.
К едрене фене эти сказки. Чтоб еще хоть раз послушал. И книжки повыкидывал бы все, если б были. В печку стопить – и то польза. Вон, Пилюля, который из второго отряда, – никаких книжек с роду не читал, а лучше него сквозь зуб никто не плюнет. Мог с трёх метров в пятак медный попасть. Это да! Не гляди, что кличка смешная – Пилюля. До чего же он на Емелю похож.
Хотя… ну, Емеля, ну, Ванька-дурак. Один хрен. Байда все это несусветная. Как что приключись – никто не поможет. Дядька прав. Сам не выкрутишься – пиши пропало.
Пока он злился на дурь, что вожатая втюхивала, не заметил, как из-за угла навстречу вывернул Длинный. Будто ждал, сука.
Верзила встал поперек дороги, держа руки в карманах, и гнусаво крикнул:
– Куда прёшься, дармоед?
Вовка остановился:
– Воду ношу. Бак с дядькой наливаем.
Длинный изобразил на лице что-то вроде ухмылки:
– Ну, дак топай к своему дядьке и тащи мне горсть табаку. Живо! Пошел!
Сказки кончились.
– Тебе чо, – свирепо наклонился Длинный, – еще накостылять?
– Отвяжись! – вдруг заорал Вовка со всей силы. – Отвяжись от меня!
В нем мигом вспыхнуло такое отчаяние, что он уже и себя не помнил. Нахлынуло, как в омуте. Всю жизнь один, всю малюхонькую жизнь! И снова то же. Вовка не боялся побоев. Не угрозы сейчас его взбесили, не синяки, не этот противный голос, а обида на всё. Вообще на всё!
На жидкие детдомовские харчи, на постылую войну, что конца нет, на приятелей, которых не осталось в живых после бомбежки, на молчание дядьки, на россказни Верыванны. Да на весь белый свет! Провались он, дерьмо собачье.
Малец сжался в комок, словно раненый, и резко скинул вёдра с коромысла. Вцепился в него до боли в костяшках, поднял над головой и, стиснув зубы, первым кинулся на Длинного. Со стоном. Как в последний раз.
Уже собрался ударить, но верзила, хоть и успел вынуть из кармана только одну руку, ловко увернулся, и тут же хлестанул кулаком в челюсть так, что у Вовки в голове зазвенело. Он упал, а Длинный мигом наскочил сверху, крутанул за плечо, вцепился в горло и стал душить.
– Сдохнешь у меня! – узловатые пальцы яростно вдавились в шею. – Сдохнешь, урод!
Лицо Вовки посинело, в голове помутилось и он... начал терять сознание.
Хватка ослабла резко. Руки сорвались с горла, а душитель паршиво взвизгнул и шлёпнулся набок.
Дядька сбил его одним ударом.
Шагнул вперед и еще раз врезал сапогом под ребра. Жердяй кувыркнулся и заныл.
– Пшёл! – рявкнул старик, по-звериному глядя в лицо Длинному.
Тот сплюнул, не смея глянуть в ответ, поднялся, и, схватившись за бок, заковылял прочь.
У Вовки начался сухой, утробный кашель, стало медленно-медленно проясняться в глазах. И сразу жуткая, горячая тоска нахлынула в грудь. Он едва сел, ошалело уставился на дядю Лёшу и вдруг… заплакал!
Да так, что тот от удивления замер, закусив цигарку. Никто еще в деревне не видал, чтоб эти детдомовские волчата ревели.
А Вовка зарыдал.
Зарыдал, кашляя, и отчаянно всхлипывая. Слезы катились по щекам и, казалось, всё-всё, о чём он молчал, что не решался произнести – вся обида и боль сейчас брызнули из его глаз.
Вытираясь рукавом, малец вскочил, кинулся к дядьке, уткнулся в него и ревел не переставая. И вцепился по бокам. Да так крепко, будто держал последнее, что у него осталось.
Старик развёл руки в стороны и только заладил:
– Ну, ты чего? Ты чего? Я же не сват, не брат. Ну, ну…
Вовка рыдал. Что было мочи дергал дядькину фуфайку, а потом вдруг резко откинул голову, и, глядя прямо в глаза ему, выпалил:
– Не сват, не брат… Ты друг мне! Дя Лёш! Друг единственный.
И опять уткнулся в грудь, выдыхая горькие слезы.
Дядька совсем оторопел. Глаза у него блеснули, а в уголке рта так и повисла потухшая цигарка. Он неловко обнял приемыша:
– Да я вот и говорю же, не сват же. Друг. Друг. Эх, малец. Кто ж я тебе еще…
А Вовка не унимался. Ревел. Ему ужасно хотелось выплакать всё, что накипело. Без остатка. Старик гладил его вихрастую голову, прижимал к себе и шептал, шептал… столько слов, сколько не вымолвил за два последних месяца.
Не скромничайте, Игорь. Рассказ дважды в призерах. Это о многом говорит.
Сердечно поздравляю с призовым местом.
Я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать.
(Пьер Огюстен Бомарше)
Да, Олег, только речь шла о "первом" месте. Это недоступно.
Спасибо огромное! У меня действительно есть повод гордиться.
«Слушать истории – моё любимое время суток»
За рассказ конечно +
но
Что это за конкурс?
Сергей Тишуков
А что смущает, Сергей?
«Слушать истории – моё любимое время суток»
Да ничего. Просто не знал об этом конкурсе.
Сергей Тишуков
Игорь, ну Вы ведь знаете все, что я хочу сказать
Спасибо Вам за Дядю Лешу!
Примавера
Ох, чёрт! Неудобно получилось. Вы меня хвалите, а я Вас ругаю изо всех сил. Спасибо огромное! Спасибо, Аня!
«Слушать истории – моё любимое время суток»
С удовольствием, перечитала этот рассказ. Невероятно понравился, хожу под впечатлением, оба раза в конце прослезилась. У вас получилось затронуть глубокие темы без малейшей вычурности и пафоса. Очень-очень трогательно описана история мальчика и его единственного друга.+
Оля! Благодарю искренне и нежно за такие добрые слова! Очень рад, что понравился рассказ. Хорошего Вам настроения!
«Слушать истории – моё любимое время суток»
Очень здорово, Игорь! Поздравляем! +
Кузмичи мои дорогие! Как же это вы не спите заполночь?! Спасибо огромное!!!
«Слушать истории – моё любимое время суток»
Выставлять одну и ту же работу на одном и то же сайте, но в разных конкурсах выглядит странным. Я думал авторам хочется делиться чем-то новым, показывать свой навык письма в конкурсах, собирать комментарии, следить за прогрессом. Как автор я Вас просто не понимаю.
Рассказ безусловно хороший, я помню его еще с прошлого конкурса, но хотелось бы новых, не менее хороших.
Спасибо за добрые слова. А что касается "новых", то, я уверен, Ваш читательский вкус побаловали другие авторы.
«Слушать истории – моё любимое время суток»
Замечательный рассказ. Примите мои поздравления, Игорь!
Люди как реки (Лев Толстой)
Благодарю, дорогая Инесса! Рад, что Вам понравилось.
«Слушать истории – моё любимое время суток»
сильный рассказ, очень понравился
Люба
Любовь, спасибо, что прочли! Очень-очень приятно слышать такой отзыв.
«Слушать истории – моё любимое время суток»
+ !!
Искатель
https://www.newauthor.ru/blogs/tulskij
Тут все мои творения.
Да с аннотацией.
Классный рассказ. Прочитала на одном дыхании. До слез.
Спасибо, Игорь! Жизненный рассказ! Взволновало по хорошему!!! +++
Мда.... Прочитал...
Афтар! А ты чо сказать-то хотел в рассказе? Какая основная мысль и посыл читателю? 80 процентов шыдевра - рефлексии и самокопание главгера, замешанные на конфликте с Длинным. Кстати, а кто вообще главный герой-то? И конфликт ничем не разрешился в итоге.
Ну и по мелочи.
"отворот-поворот"(с) И приворот, ёпт. Новое веяние в стане фразеологизмов.
"демобилизованному с ранением и контузией"(с) нифига себе дембель... Может, всё таки комиссованному, с таким-то диагнозом?
Вывод: гра-фо-мань, с претензией на соплевыдавливание у юных мозгом читателей
Среди людей с погибшим взором, не будет места для орла...(Хагрид)