Случай в маршрутке (18+)

Порой волшебство становится галлюцинацией. Сегодня в маршрутке я ехал с Есениным. И знаешь что, я не растерялся и задал ему вопрос, который на тот момент беспокоил меня больше других. Я спросил, по какой причине ты (моя девушка) любишь во мне писателя? Он немного поразмыслил, всматриваясь в тусклый, опустевший и холодный ночной город, затем ответил:

- Я точно не знаю, бро, но помню, что пару десятков девушек я все-таки соблазнил своим словом.

В этот момент кто-то или что-то тронуло мое плечо со словами «Молодой человек, передайте за проезд». Я вынул из кармана затертый, подаренный бабушкой коричневый кошелек, и передал последние гроши водиле. Тем временем Сергей Александрович барабанил по колену пальцами, видно, вспомнив какой-то музыкальный мотив.

- А как же сделать так, чтобы она полюбила во мне человека? – Продолжил я донимать Есенина.

- Это, друг, тебе лучше спросить у Бродского. Если что, он за баранкой сидит.

Щурясь, я попытался разглядеть, кто же сидит за рулем. Далее неспешно, хватаясь за сидения, я проследовал на свободное место возле водителя.

- Садись, чего уставился. – Молвил Бродский, останавливая маршрутку на светофоре.

- Мне отрекомендовали вас, - начал я, - как знатока в вопросах личного характера.

- Каких еще вопросов?

- Подскажите, как сделать так, чтобы девушка полюбила во мне человека, а не писателя. - Иосиф Александрович выжал сцепление, нажал на газ и мы тронулись с места. Очень удачно он совмещал шофера, поэта и мыслителя. Удивительно.

- Уют. Создай место, которое она скрасит своим присутствием. Дай ей понять, что комната дышит только в присутствии нее. Девушки, то есть. В любом случае, твое творчество – обшарпанные обои нынешнего века. Не такие старые и грязные, как мои, конечно, но все же. Запомни, женщина на первом месте, проза и стихи – где-то на задворках.

Помявшись и осознав, что моей наглости нет предела, я задал еще один вопрос.

- Тут, в общем-то, такое дело: я позиционирую себя, как писатель (вычурно говорить о том, что я писатель при Бродском, но моя наглость не знает границ). По этой причине я много пишу (в основном дерьмо, но Иосиф Александрович этого не знает), читаю и пью. И вот я задумался о том, что к старости могу быть законченным пьяницей. Чего, конечно же, не хотелось бы. Так вот, как бы мне не спиться с таким образом жизни?

Бродский откашлялся, отсчитал кому-то сдачу и прокричал:

- ЧИНАСКИ ЗДЕСЬ?!

- Здесь. – Прохрипел Буковски.

Иосиф Александрович большим пальцем правой руки указал назад, мол, в конец салона, и деликатно сообщил, что лучше бы мне у Чинаски справиться о долговечности печени. Я уважительно кивнул (или поклонился, не знаю), и встал со своего места. Направляясь в конец салона, я споткнулся об чью-то ногу, как потом выяснилось, об ногу спящего Сартра.
Неожиданно.
В маршрутке было довольно темно, но я все же разглядел на лице Чарльза шрамы оставленные временем. Он полусидел-полулежал на двух сидениях и что-то пил из стеклянной бутылки. Наверно, вино.

- Кххее-кххее, - откашлялся я, дабы привлечь внимание, - я понимаю, что мой вопрос несколько абсурдный, но для меня он все-таки важен. – Буковски отпил с бутылки, и протянул ее мне. Я, в знак уважения, последовал его примеру и тоже присосался к пойлу. Я не ошибся, это было вино. Не скажу, дорогое или нет, но послевкусие осталось такое, будто весь мир утопает в этом напитке.

- В чем вопрос? – Проговорил Чарльз, принимая назад бутылку.

- Я пишу слова. Пишу в стол, в дневник, на компьютер. Пытаюсь сказать что-то важное и не изъеденное веком, но с каждым днем это делать становится все сложнее и сложнее. Подчас помогает алкоголь, и это меня пугает. Я боюсь с такими успехами к концу жизни спиться. Подскажите, что с этим делать?

- Ничего. Нас всех ждет унитаз, с одним и тем же дерьмом в нем. Так стоит ли вообще заморачиваться? Еби баб, и ни о чем не думай. Еби и не думай.

На том и решили. Через две остановки я вышел с маршрутки и проследовал в своем направлении. Домой. Пить, писать и наслаждаться любимой литературой.