Плата
Я открыл глаза от яркого света. Веяло утренним холодком, я поёжился и понял, что связан. Дёрнулся. Разумеется, это не помогло.
В комнату вошёл человек. Молодой мужчина, широкоплечий и с довольно длинными ногами. "Пловец", - мелькнула первая мысль.
- Эй! - крикнул я. - Вы кто? - спросил на русском. - Отпустите, - вяло взмолился я.
Тот не ответил.
- Почему я связан, кто вы? - повторил я по-польски.
Немецкого молчаливый мужчина тоже, видимо, не знал. Я собрал все осколки памяти воедино и задал те же вопросы на английском.
Он всё молчал.
Я со злостью уставился на него, пытаясь прожечь взглядом.
Мужчина ушёл.
Попытка осмотра комнаты мало что дала, так как яркий свет сильно бил в глаза.
Через пару часов захотелось есть. На мой окрик никто не пришёл. К полудню солнце буквально жарило меня, к тому же я был в свитере и тёплых штанах. К тому времени обнаружилось, что у комнаты нет крыши, зато у неё пять стен. Только одна стена длиннее остальных, на ней располагались три двери. Почему-то сразу вспомнилась задачка про приз за одной из трёх дверей и не хотела вылезать из головы. Находился я в самом центре комнаты, на матраце с подушкой. Больше тут ничего не было, кроме штыря, к которому приковали надетый на меня ошейник.
К вечеру голодные колики давали о себе знать. Холодный ветер обдувал меня потного, от чего становилось мерзко. Я дрожал и хрипло звал на помощь.
Не помню, как вырубился; утром меня вновь разбудило яркое солнце.
Очень хотелось пить.
Вошёл тот же мужчина, как мне показалось - из средней двери. Я жалобно на него посмотрел. Он, как самурай из фильмов, достал из-за спины длинную палку и начал в меня тыкать. Палка была острая на конце, с каждым касанием меня пронзала невыномимая боль.
Экзекуция закончилась через несколько минут. Я перестал кричать и посмотрел на палача. "Вода, вода", - произносил я на десяти языках, на каких знал это слово. Ну хотя бы акву и гидру должен знать каждый. Мне уже плевать, за что; только дайте воды...
Мужчина вновь ушёл не сказав ни слова. Я кричал ему вслед страшнейшие проклятия и изощрённейшие многоэтажные матерные конструкции, на которые только способны ресурсы русского и польского языков.
К четырём часам он вернулся и поставил между мной и дверью металлический штырь с шариками.
Эту ночь плохо спалось - дождь лил, как из ведра. В четырёх окнах одинаково коротких стен отсутствовали стёкла, и меня обдувало со всех сторон. Раскаты грома не давали сомкнуть глаз, а молнии то и дело били в этот металлический шашлык. Было невероятно страшно.
Сколько раз я гулял под грозами, и с телефоном, но никогда не чувствовал такого страха. Наверное, потому что никогда не видел вблизи молниеотвод в действии.
Меня разбудил горячий полуденный свет. Надо мной стоял пловец. Увидев, что я очнулся, он разжал кулак и мне прямо в глаза посыпался сухой песок. Я взвыл от пренеприятнейшего ощущения и вновь заматерился на все лады.
Мужчина по-русски произнёс:
- Рад, ты веришь в реинкарнацию?
Я готов был его убить, я кричал ему это, угрозы, проклятия, мольбы, обещания... всё в перемешку. Пловец равнодушно смотрел на меня. Как только я выдохся, он повторил вопрос.
- Нет... - иссушенным хриплым голосом прошипел я в ответ.
- А зря, - усмехнулся он и пошёл к двери.
- Стой...
Естественно, это его не остановило.
Мне снился один и тот же сон всю ночь. Ко мне приходила крыса и шипела: "Помниш-ш-шь, помниш-шь?" Далее, словно в фильме (только от первого лица), показывалось, как я в детстве издевался над крысами. И своими, и теми, которые живут бесплатно. Я тыкал в них острыми предметами, поджигал, клал в морозилку и микроволновку, сыпал соль и песок на глаза. И, понятное дело, почти не кормил. Вопреки всемирному мнению, это никак не сказалось на моей психологии в дальнейшем, потому что родители о моей тайной жизни так и не узнали. Соответственно, не повели ни к какому врачу и не лечили, чем только бы усугубили положение. Я не стал убийцей, маньяком или террористом. БДСМ меня тоже не привлекает. Вы не поверите, но за десять лет успешного существования на рынке моя фирма не захватила и не поглотила ни одну грязным способом. Я даже сотрудников редко увольняю, а если уж приходится, то сообщает об этом им кто-то другой. И да, я не скупаю втайне грызунов килограммами, дабы в закромах своего пентхауза проводить изуверства.
Возвращаясь ко сну... Ностальгическое кино завершается, и эта шипящая тварь превращается в того самого пловца, садиста. Потом к нему подходит другой парень - тоже блондин - и говорит с польским акцентом:
- А помнишь, как ты выжигал муравьёв лупой?
А что? Все дети так делают. И снова мелькают кадры, возвращая меня в беззаботные деньки...
После pov-фильма мы наедине с блондинчиком, он превращается в муравья и бежит на меня. В этот момент я или просыпаюсь, или, как мне внушили, смотрю на кадры из своей прошлой жизни. Кабина пилота сменяется столом, штабом, бумагами, картами... Я историю не особо, но кто такой Герман Геринг, я знаю; и мне внушают, что до переселения я был именно им. Это странно, он умер в сорок шестом, а я родился в семьдесят третьем. Мне говорят, что душа может блуждать многие годы, пока не найдёт истинного хозяина. Каждый сон немного отличался от предыдущего, мелкими деталями, и все эти отрывки были пугающими, но не страшными, видимо, чтоб я после каждого не пробуждался.
Я в первый раз проснулся не от яркого свечения солнца. Похоже, оно находилось за стеной между окном и потолком. Вернее, его отсутствием.
Комната преобразилась, и я долго не мог понять, как. Взглянув наверх я обомлел. Вначале я подумал, что его - потолок - просто застеклили. Но вскоре я пригляделся и оцепенел, осознав весь ужас ситуации. Надо мной висела огромная линза. И я, насколько могу судить из школьного курса физики, находился прямо в фокусе гигантского, двусторонне-выпуклого куска стекла.
Меня собрались сжигать. Причём, сжигать, как муравьишку.
В комнату вошли двое. Двое из сна. Муравей и крыса.
- Прощай, - "муравей" сделал ударение на первый слог, - Рад.
Я закричал. Опять лепил всё без разбору, даже немецкий подключился.
Они молча ушли.
Через пару часов стало невыносимо жарко. Меня тошнило - так я хотел пить. Я дрыгался из последних сил, пытаясь развязаться. Естественно, тщетно. Около одиннадцати начало припекать. Причём, в прямом смысле - кожа на спине начала печься. Кричал бы, но не мог даже хрипеть.
Вырубился на час, проснулся от дикой боли. Пучок солнца прожёг спину и теперь орудовал у лёгких. Я даже не кашлял - я выдыхал кровь.
Спустя несколько часов я пришёл в себя. Ощутил холод.
Вечер? Или смерть пришла?
Оглянувшись, я понял, что она на подходе. Я находился в достаточно вместительной морозильной камере. Льда почти не было, скорей всего, недавно размораживали.
Калория за калорией, джоуль за джоулем она забирала у меня тепло. Давила стенами и монотонным гудением. Спина примёрзла запёкшейся кровью к полу, совсем не давая мне пошевелиться.
Когда гудение прекратилось, я издал последний выдох.