Отставший 03

То же нежаркое солнце на безоблачном небе, те же работающие светофоры на пустых улицах, и тот же зловещий скрежет на северо-западе. Новый день как две капли воды походил на вчерашний.
Только розоватый туман над просторными тротуарами стал заметно плотнее.
Утро пахло свежим кофе, жареным фастфудом и разогретой битумной смесью. Одиноко крутилась карусельная дверь в фойе бизнес-центра, мигали вывески терминалов обмена валют, и бегущая строка над офисом Сбербанка сообщала индекс Доу-Джонса.
Зубная боль притупилась, и я твердо решил довести начатое до конца. Вчерашние события растворились в похмельной хандре, ночные аудио-видения я списал на атрибуты опорожненной бутылки текилы. Я был спокоен, и только туман, поначалу принятый мною за облака песочной пыли, наводил на мысли о химической аварии.
«После Илуса, стоит подумать о будущем», – решил я, разглядывая розоватую взвесь. Серьезно подумать, без сигарет и текилы. Возможно, в новом мире стоит держаться подальше от бывших очагов цивилизации. Возможно, мне придется действовать быстро, учитывая стремительность загадочных перемен.
Как это сделать, я пока не представлял, это была смутная, но наверняка не самая, черт возьми, плохая цель.
Без пяти двенадцать я стоял перед дверью офиса Илуса.
На этот раз мои руки в перчатках из спилка сжимали аккумуляторный агрегат за семьдесят девять тысяч, с серрейторным ножом из порошковой стали, а голову защищал шлем «Petzi Vertex» с наушниками и сверхпрочным стеклом во все лицо.
Через десять минут вход на тринадцатый этаж был свободен. Неровные куски металла лежали у моих ног. Первое что я услышал, сняв шлем – синтезированную мелодию в глубине помещения. Цикличный трехнотный звук, походивший скорее на какой-то сигнал.
Я дважды повернул по просторному коридору налево, не успевая поразиться своей уверенности. У Илуса должен был быть самый роскошный офис, и я не ошибся, обнаружив блок, спланированный в виде фрагментов окружности из четырех кабинетов за фигурной металлической дверью. Полукруглая комната с двумя огромными окнами – кабинет Илуса. На паркетном полу лежала теннисная ракетка, блокировавшая дверь. На широком столе, в рамке – фотография Илуса в его самом узнаваемом виде: майка, обнажавшая накачанный стероидами торс, толстогубое лицо, круглая голова с «индейским хохолком» на макушке. Илус обнимал блондинку, которую я смутно помнил.
– Черт побери, Илус, это просто, подарок! – воскликнул я, увидев распахнутый сейф, в котором поверх упакованных в плотный полиэтилен денежных пачек, лежала золотистая флешка на 64 гигабайта.
Я схватил флешку и уселся за стол, перед монитором огромного «мака».
К моему удивлению, «мак» был включен и находился в спящем режиме, я постучал мышкой и увидел вкладку электронной почты.
«Здравствуйте, Гайер! В продолжение нашего разговора, уточняю насчет тех белокурых ко…» – прочитал я. Дальше письмо обрывалось. Неужели ублюдок исчез во время обстряпывания своих гнусных делишек? Ну и дела! Впрочем, времени на удивления нет, я здесь по делу.
Цикличный звук на этаже усилил темп, настойчивей проникая в мозг.
Не в силах побороть раздражение, я встал, пнул ракетку, мешавшую двери закрыться и вернулся за стол. Взгляд упал на подпись Илуса – там, где обычно оставляют контактные данные:
«Non progredi est regredi».
Это латынь, я знаю, любимая фраза Илуса.
«Не идти вперед, значит идти назад».
Сукин сын питал страсть к дешевому пафосу. Я повел курсор к крестику, но в этот момент за дверью раздался глухой хлопок, будто лопнула большая лампочка, приглушенный трехнотный сигнал оборвался, в районе двери что-то тихо щелкнуло, погас экран «мака».
Я подергал мышь – так и есть, электричество отрубилось.
«Ну и к черту тебя! – подумал я, откидываясь в кресле, – нечего тут рассиживаться».
Уничтожу комп, флешку и перейду к его домашней технике. В конце концов, что еще я могу сделать?
Я подошел к двери, ухватился за ручку и замер, глядя в ребристый рисунок темной панели.
Дернул еще раз, отчего-то представив, каким глупым в данную минуту было выражение моего лица.
Дверь оставалась недвижимой. Я уже все понял, но продолжал дергать ручку, как городской сумасшедший. Блокирующая система. Слева от двери только теперь я увидел считывающее устройство.
Мысли в голове запрыгали как мячики для пинг-понга. Я огляделся. Электропила осталась у входа на этаж. Непростительная глупость. Илус тяготел к подобным игрушкам, я не сомневался – комната превратилась в ловушку.
Я посмотрел на полы, пытаясь игнорировать первые уколы страха.
Виниловый паркет, под ним, конечно, стяжка и железобетонное перекрытие, которое не пробить даже киркой, будь она тут.
Обошел кабинет. Никаких ключей. Ни в ящиках, ни в сейфе. Заглянул даже под столешницу и за картину. Порылся в хламе на журнальном столике. Все на виду, кроме содержимого шкафа из карагана со вставками матового стекла. Открыл и невесело усмехнулся – ряды одинаковых картонных скоросшивателей. Из «инструментов» только толстый «Паркер». Проклятый Илус, и здесь умудрился нагадить. Я с шумом захлопнул дверцу и повернулся к тому, с чем мне неизбежно предстояло столкнуться.
Тринадцатый этаж. За широким окном – неохватная взглядом гладь отвесной стены бизнес-центра. Крошечные машины, светофоры, мой одинокий велосипед у входа и манящая скамейка у фонтана. Внутренности скрутило в тугой узел. Вдоль каждой плиты – провоцирующий выступ, сантиметров по десять. Подо мной и наверху – уходящая во все стороны стеклянная гладь. Только на одиннадцатом этаже открыто окно. Чуть левее. В двух комнатах от Илуса. Там, где манекены. Я помню тамошнюю планировку. Стеклянные перегородки, все открыто, включая вход, но два этажа… черт побери, я ведь не руфер!
И, тем не менее, я оглядел кабинет. Огромные окна, прекрасные шторы. Может быть, мне повезло, что Илус не любит жалюзи. А может и нет. Может, врубится электричество и дверь откроется сама собой, но… за два дня я уже понял – последнее, на что стоит рассчитывать в этом мире это чья-то помощь и потому – будто против воли, я забрался на стул и сорвал занавески.
Получившейся веревки хватит как раз на два этажа, и останется пройти метров пятнадцать по бетонному карнизу шириной в десять сантиметров, держась за… Меня передернуло. Вспотели ладони даже от мысли об этом. Охватило отчаяние, но выхода нет, ведь силы уходят с каждой минутой – я уже испытываю жажду.
Я протестировал получившийся канат на радиаторе под окном – подергал, уперевшись кроссовками в опрокинутый шкаф. Потом привязал к нему офисное кресло Илуса и бросил в окно. Ткань заскрипела на скользкой трубе, но глухая петля удержала тяжелый «Swan». Кресло висело на полметра ниже нужного выступа. Раскачав, я попробовал разбить им окно на одиннадцатом этаже, но стеклопакет сдержал все удары.
Ветер дул прямо в окно и мне показалось это хорошим знаком. Знаком, что медлить не стоит. Я насухо вытер ладони салфетками, схватился за самодельный канат, и посмотрел на стол. Идиот!
Вернувшись к столу, я схватил «мак» Илуса, бросил его в окно и прислушался. Далекий удар рассыпался в тишине. Так-то лучше.
Как только мои ноги оказались за плоскостью фасада, у меня задрожали руки. Я вцепился в самодельный канат, ощущая, как ветер холодит спину под задравшейся футболкой. В памяти всплыло давно забытое детское чувство, когда я лез по пожарной лестнице на крышу заводского корпуса, но, боже мой, здесь все намного страшнее. Стараясь не думать, и не обращать внимание на бешеный стук в груди, я спускался, глядя на бетонный выступ, о ребро которого терлась скрученная занавеска. Тринадцатый этаж преодолен. Двенадцатый. Где-то здесь должен быть карниз одиннадцатого…
Я утешал себя мыслью, что вскарабкаюсь обратно, если что... Если что? Жалкая мысль – вскарабкаюсь, а дальше? Латинская фраза Илуса всплыла в голове. К черту все мысли!
Только две трети подошв моих «Air Max» уместились на карнизе. Мне казалось, сорок второй размер несколько меньше. Черт побери, я не пройду здесь, даже если бы до земли было не больше полуметра. Я упаду нахрен, но… правая нога уже сдвинулась на пол-подошвы, а спустя секунду подтянулась и левая.
Я разжал пальцы, выпуская канат, и, не опуская рук, попробовал ухватиться за пластиковые выступы грязных рам, но скользкие выступы чертовски малы. Спустя минуту пальцы дрожали от напряжения.
Боковым зрением я заметил темные силуэты в окне. Манекены. Один из них – высокий, тонкий, на треть выше остальных. Видна и соседняя башня с покатым настилом, в отражении которого – синий океан неба. Я уже понял, что не смогу вращать головой. Не решусь. Ухо и щека плотно прижаты к стеклу. Должно быть они измазаны этим черным налетом. Перед глазами – открытое окно и два бетонных выступа на фоне воздушной бездны. Двигаясь маленькими шажками, я начал считать до ста. Главное – не торопиться. И не поддаваться панике.
Мне кажется, прошло не меньше часа. В руках не осталось сил. Я стоял у соседнего окна и понимал, что опасения мои не напрасны. Моя дурацкая привычка разбираться с проблемами «на месте». Ведь я знал, черт возьми, еще там наверху, знал, что мне не перебраться через вертикальный выступ. Он слишком широк. Мне как будто перестало хватать воздуха, и я понял почему. Это паника. Я закрыл глаза, сжал челюсти, ощущая резкую боль на месте бывшего зуба... Привкус крови во рту. Но я дышал. Заставил себя глубоко вдыхать и выдыхать.
На самом деле, у меня был шанс. Очень слабый. Настолько слабый, что мысли о нем затрудняли дыхание. Ветер накатывал в спину, прижимал к стеклу и тотчас отпускал. Его силы хватит, чтобы удержать меня во время шага. Должно хватить.
Я стоял, прислушиваясь к ветру. Один накат. Другой. Всё как будто недостаточно сильные… Икроножные мышцы окаменели. Я обратился в слух. Стекло слегка вибрировало и рисунок окна передо мною плыл. Это плохо, это значит, что медлить больше нельзя. Наконец, я услышал хороший раскатистый свист. И поднял правую ногу.
Порыв накатил лихо, мощно, ударил в спину… Я поставил ногу на край соседнего карниза, перенес центр тяжести, вцепившись в шершавые ребра выступов, и с ужасом ощутил, что держусь на одной лишь воздушной подушке. Всего мгновение.
Мощный порыв быстр. На секунду я потерял равновесие, из последних сил напряг мышцы ног. Головокружение вернулось, тиски сжали голову. Но я уже за пролетом. До открытого окна оставался всего один выступ.
Двигаясь крохотными невидимыми шажками, я ощущал, как новая боль бьет в затылок и переносицу, но я почувствовал и другую, гораздо более неприятную вещь. Накаты в спину слабели. Нет прежней мощи. Теперь ветер дует слева. Он не удержит меня, пока я переношу центр тяжести. Теперь мне не выбраться ни назад, ни вперед, если только… о нет! Я в ловушке. В глазах покраснело.
Если я попробую перешагнуть через пролет, меня сдует. Теперь ветер мой враг. Я на краю, у самой черты между жизнью и смертью – никогда еще так ярко я не ощущал собственную смертность. И все же у меня оставался шанс. Один шанс – одна попытка.
Не знаю, сколько прошло времени. Мне кажется, я простоял, как статуя перед выступом минут сорок, прежде чем опустил правую руку. Мой взгляд приковал оконный срез распахнутого окна в полутора метрах от меня. Голубой покрытый грязью стеклопакет. От него отделял бетонный выступ полуметровой ширины. Перебраться не получится, если поведет назад – не смогу удержаться. Было бы за что ухватиться…
Отталкиваться надо отсюда – с того места, где я стоял. Лучше места не найти, как бы глупо это не звучало… Отталкиваться, метя в центр, и вытягивая руки вдоль стекла. Как гребаный человек-паук.
Ветер дул слева, порыв за порывом, надо дождаться…дождаться… – проплывали в голове вялые мысли.
Когда я услышал свист, то понял – сейчас или никогда. Это самый сильный порыв, следующие будут слабеть.
Я оттолкнулся. Вложил в прыжок остаток сил, и с ужасом понял, что не учел пролет. Бетонный выступ ударил в грудь, изменив мою траекторию. Вместо скольжения, я отлетел от фасада.
Перед глазами мелькнул синий пластик и фрагмент офисного стола с черным монитором и алюминиевой лампой. Я вытянул руки, получил сильный удар по запястьям. Окровавленные пальцы вцепились в поливинилхлоридный профиль. По-кошачьи вскарабкался в окно, и упал на нагретый солнцем ковролин.
Спустя минуту, боль полностью овладела мной. В кистях, в ногах, спине, но больше всего – в голове.