Отставший 02

4.
Подходящую клинику я обнаружил на Кутузовском проспекте. В отличие от двух предыдущих, в ней еще работали водопровод и электричество.
Входя, я невольно глянул в зеркало, висевшее напротив входа, и удивился, как за пару часов почернело и осунулось мое лицо. Правая щека измазана кровью. От угла - красный прочерк. Я сплюнул кровавой кляксой на чистый кафельный пол и прошел в туалет.
В кабинете стоматолога я включил свет везде, где только можно. Вид стоматологического кабинета с детства вселял в меня ужас, и я в глубине души все еще надеялся обойтись антисептиком и марлевым тампоном.
Но открыв рот перед освещенным зеркалом, я увидел, что дело плохо – ткани вокруг изломанного зуба набухали, грозя воспалением. Возможно, если удалить зуб, я получу шанс, но пока любая попытка сомкнуть челюсти сводилась к чудовищной боли.
Смутно, по прежним посещениям стоматологов, я помнил, сначала надо ввести анестезию, потом наступает время щипцов или сверел…
Пошарив по ящикам, я нашел ампулы «Ультракаина» и шприцы. В выдвижном ящике обнаружил набор хромированных щипцов с ребристыми лапками.
На край мойки я положил пачку салфеток и несколько самодельных марлевых тампонов.
Спустя пять минут я стоял перед зеркалом, сжимая в правой руке шприц с «Ультракаином». Я посмотрел на кончик иглы, затем перевел взгляд на себя в зеркале, глубоко вдохнул через нос, открыл рот и вогнал иглу между щекой и десной.
Острая боль пронзила челюсть. Я зажмурился на миг, и до сведения напряг икроножные мышцы. Осторожно надавил на поршень. Боль – и острая и пульсирующая смешались, взорвав голову, но я устоял, хотя руки мои подрагивали. Уже через несколько секунд нижняя челюсть начала неметь.
Неплохо для начала, с надеждой подумал я, решив вколоть вторую ампулу во внутреннюю сторону десны. Повторив манипуляцию, я прислушался к ощущениям. Боль таяла под немеющими тканями. Судя по инструкции эффект наступал через минуту, но я решил подождать десять.
Похоже, я все-таки перебрал с анестезией, потому что своего лица я не чувствовал уже через пять минут.
Я взял щипцы и коснулся зуба, не почувствовав ничего. Вытащив осколок, бросил его в раковину и промокнул рану тампонами. Четвертый тампон мне удалось уложить поверх раны. К моей радости челюсть сомкнулась без проблем, а значит оставалось только опасность воспаления.
Порывшись среди найденного в шкафах, я подобрал упаковку «Хлоргексидина», смочил им свежий тампон, приложил к ране и, прихватив парочку пузырьков, вышел на улицу. Боль ушла, я был счастлив. Но я понимал, что она вернется.
И она, конечно же, вернулась.
5.
Спустя четыре часа, я лежал на стойке бара кафе «Soho» на мосту «Багратион». Мне хотелось верить, что удары молота с каждым мгновением хотя бы на крупицу били слабее.
Глядя сквозь пыльное стекло в мутные потоки Москвы-реки, я старательно прислушивался к этим ударам. Больная щека прижималась к протертой стойке. У витрины с апельсинами для сока появилась гора окурков. Меня знобило.
Интересно, думал я, лошадиная доза анестезии полностью обнажила боль или будет еще хуже?
Поморщившись от очередного пульсирующего удара. Я повернулся к стеллажу с кофемашиной, столбиков с чашками для эспрессо и сверкающим бокалам.
Взгляд пробежался на пестрому ряду бутылок. “Maker’s Mark”, “Chivas Rigal”, “Four Roses”, “Jameson”, золотистая “Olmeca”… О текиле “Olmeca” у меня сохранились неплохие воспоминания, связанные, правда, с другой – серебряной. Я подумал, что золотая будет не хуже.
Спрыгнув со стойки, я ухватил четырехгранную бутылку. Нацедил в чашку для эспрессо, и, наклонив голову, стараясь пропустить жидкость через левую часть рта, проглотил содержимое.
Волна жара ударила в грудь, я сразу повеселел. К третьей порции удары молота заметно поутихли, я закурил, и, прихватив бутылку с текилой, отправился по мосту вдоль павильонов.
Дальнейшее помнилось фрагментарно. Я помню, как сидел в большом массажном кресле, наслаждаясь видами Москвы-реки и окрестностями респектабельного района.
Потом оказался в огромном кабинете, стены которого были увешаны картинами, изображавшими танки и авианосцы, воевавшие с динозаврами. Над столом висел портрет Шарля де Голля.
Я пытался раскурить найденную в деревянной коробке сигару, не забывая периодически прикладываться к бутылке, но этот процесс, как и его последствия, мне не понравился. Я продолжил травить себя сигаретами «Ротманс», утешая, что лишь пытаюсь утопить в слабых стимуляторах боль.
После я стоял на шикарном балконе и что-то кричал в пропитанный вечерним сумраком мертвый город, не испытывая ни малейшего страха.
Я разговаривал с портретом седого мужика, убеждая того, что на меня возложена миссия по созданию новой популяции и для этой цели, я как Колумб, обязан заново открыть Америку. В моем мире – я первооткрыватель всего. Много лет я буду колесить по первоклассным американским дорогам на каддилаке, в шапке, как у Кевина Костнера из фильма «Почтальон», питаясь отличными консервами и возможно меня будет сопровождать паства, в отличите от секты Салливана Нэша, состоящая из аппетитных цыпочек.
Слушал какую-то попсу и даже пытался играть в гольф на мосту. Потом меня вырвало. Пол, мойка, крутились перед глазами. Шатаясь, я двигался в направлении стойки, хватаясь за двери, стены темных павильонов, пока не услышал их.
Голоса.
Они раздавались впереди, у эскалатора.
– Я не хочу, чтобы ты страдал, – отчетливо услышал я девушку, в голосе которой звучала непередаваемая грусть, – из-за меня…
– О чем ты, Аня! – возразил мужской голос.
Я подошел вплотную, как мне казалось, к месту, где должны были находиться те, кто произнес, что я только что слышал.
– Нет-нет-нет, – раздалось слева. Я повернул голову, – ты найдешь себе девушку. Ты… станешь большим и сильным. И порядочным.
Я стоял у горизонтального эскалатора, вцепившись в неработающие поручни.
– Ты говоришь глупости… – произнес мужской голос прямо у моего уха и следом раздался вздох – уже чуть дальше и я понял, что разговаривавшие двигались по эскалатору, но я их не видел. Не видел, да и сам эскалатор не работал. Но они каким-то образом двигались.
– Нет, Кирилл, надо быстрее закончить с этим. Ни к чему эти мучения. Я не хочу, чтобы мы страдали эти долгие дни. Не хочу растягивать мучения.
В мрачной тишине, я ясно уловил дрожь в голосе девушки.
– Сколько тебе осталось? – тихо спросил мужчина, продолжая отдаляться.
Я пошел на голос.
– Врачи говорят два месяца. Знаешь… давай… давай…
Девушка была готова расплакаться, я очень не люблю чужих драм, но на этот раз не в силах был остановиться.
– … давай, доедем до конца эскалатора и разойдемся… навсегда, в разные стороны.
– Аня…
– Нет, давай сделаем это сейчас! Чем быстрее разрубим этот узел, тем скорее все закончится. У меня нет сил… Обещай мне!
– Аня!
– Пожалуйста, прошу тебя! Так надо… У тебя все впереди, у тебя будет хорошая, длинная, полная всего-всего интересного жизнь, – сквозь всхлипывания быстро говорила девушка, – семья, дети, хорошая жена, друзья, работа, счастье… Ты исполнишь все о чем мы с тобой мечтали, ведь правда? Я только хочу… Я хочу, чтобы в твоем сердце навсегда осталось немного места для меня. Просто иногда… Иногда, когда во время встреч с друзьями или веселых семейных ужинов, ты выйдешь куда-нибудь на улицу, в летнюю ночь, вдохнешь аромат цветов, посмотришь на Луну и… вспомнишь обо мне. Мне не нужно много места, просто уголок в твоем сердце…
Голос девушки стал глухим, я догадался, что парень видимо, прижал ее к груди.
– Ты оставишь меня в своем сердце навсегда, обещаешь? – прозвучало отчетливо прямо у моего уха.
– Навсегда. Навсегда. Навсегда. – звучало эхом на мосту «Багратион».
– Обещаю, – услышал я голос парня и следом тяжелый вздох.
– Вот и конец эскалатора. Я пойду. Не говори ничего. Ничего. Прощай.
– Аня…
– Прощай.
– Я люблю тебя, Аня! И всегда буду!
Кажется, в голосе парня тоже звучали слезы.
Я стоял пораженный у конца пустого неработающего эскалатора, тоже готовый расплакаться. Дрожащая рука потянулась за сигаретой.
На пустой город опустилась безлюдная, но беспокойная ночь. Мне казалось, я слышал и другие голоса, не такие яркие, как этот печальный диалог влюбленных на эскалаторе. Уже глубокой ночью, когда я пошел отлить, я снова услышал голос, на этот раз, как я понял, обращенный ко мне.
– Веселишься?
– Не очень-то весело, – сказал я в пустоту и поднял голову. В подпотолочном сумраке белело что-то квадратное. Динамик.
– В самом деле?
Голос показался мне молодым, но каким-то…
– Кто ты?
… неодушевленным что ли. Я прислонился к наклонному несущему двутавру, выполнявшего роль опоры моста.
– Такой же, как и ты, застрявший.
– Ты здесь? Давай встретимся!
Голос усмехнулся.
– Не так быстро, приятель. Потом вряд ли это получится. По крайней мере, сейчас. Я как бы здесь, но и не совсем здесь… Мы, можно сказать, в разных мирах, хотя и совсем близких. Я просто шагнул немного…ммм… не туда.
Я потряс головой и взъерошил волосы, подозревая, что голос звучит у меня в голове.
Но он совершенно очевидно с характерным треском звучал из динамика, привинченного ко внутренней опоре моста.
– Откуда шагнул?
– Оттуда, где ты сейчас находишься.
– А зачем… ты шагнул? – меня сильно тошнило от алкоголя и покачивало, будто я находился не на крытом мосту, а на корабле.
– А ты думаешь, попал в сказку? Будешь колесить по дорогам благоустроенных стран, наслаждаясь оставленными игрушками?
– Ну…
– Все не так радужно приятель, увы, – засмеялся неодушевленный голос, а у меня зародилось подозрение, что кто-то разыгрывает меня. Надо бы найти, где находится тут будка с микрофоном, – мелькнула мысль.
– Ты видел туман? – продолжал голос, – скоро прибудет Тонкий человек и уничтожит все, а тебя заберет.
– Заберет?
– Он всех забирает, – закашлялся голос, – всех застрявших и отставших.
– Но… но… что это за хрень… тонкий человек? Что за хрень ты несешь? Где ты?
– Я тут рядом, сижу в таком же мире, только он не может сюда…
Дальше начались помехи, и я разобрал лишь отдельные слова: место, дня и туман. А потом пропал и треск. Все утихло. Только где-то вдали все еще что-то скрежетало, и выла какая-то далекая сирена.
Я подошел к панорамному ограждению моста, поглядел на темный город за рекой. Где-то вдали, за силуэтами домов горели редкие огни. Быть может, там тоже есть люди?
Со всем этим еще предстоит разобраться, подумал я, падая в массажное кресло. Не прошло и минуты, как я провалился в сон.