Сосны великих цэнпо*

Рано утром в день моего тринадцатилетия отец повёл меня в священный лес. Я тогда решил, что это какая-то часть обряда инициации, – во-первых, чувствовалось что-то торжественное, не допускающее вопросов и возражений в том, как он, вызвав меня к себе, приказал собираться в путь. Во-вторых, мы шли пешком, хотя удобнее было бы взять коней, – это он тоже объявил мне кратко и властно. Мы собирались в дальний путь, к тому же стояла поздняя осень, а в это время года уже очень холодно.

В тот день я должен был стать великим цэнпо страны Бот**. Я не просто думал – я ощущал это, как будто каждый шаг приближал меня к новой жизни. Глядел прямо перед собой, и казалось, что я смотрю прямо в будущее. Мир вокруг неожиданно навалился, наполнил меня изнутри бурлящим потоком, я чувствовал и проживал каждый вздох, колебание плаща, осязал весь мир вокруг себя, любую мелочь: пенки лишайников на камнях, белые, желтые, ледяная корка на траве, последние цветы, фиолетовые, задубевшие и сухие, малейшие оттенки листьев, коричневые коробочки – плоды каких-то цветов с аккуратно просверленными жучками отверстиями – всё врезалось в глаза и в память. Куда ни глянь разворачивались волокна тумана, застилая щит горизонта от края до края, а между ними висела раскалённая капля солнца. Я пытался найти сравнение к нему. Капля… Капля чего? Крови? О ней думать сейчас не хотелось, к тому же, кровь красная, иногда коричневатая, а солнце было нежного, золотисто-розового цвета, как вино, смешанное с молоком и мёдом. Я представил три капли: белую, пурпурную и золотистую – сливающиеся воедино. Это показалось мне очень красивым. Я стал придумывать ещё – и оказалось, солнце можно сравнить со всем и ни с чем одновременно. Весенние цветы, желтые листья, медные бляхи, глаза, чай – всё было то и не то, почему? Возможно, потому что оно создало, напоило всё вокруг своим теплом? Потому что во всём есть его часть? Но часть – не целое. А если собрать весь мир, получится – солнце?

Отец шел молча, смотря внутрь себя. Он имел очень смуглую кожу и большие тёмные сильные руки с громадным количеством количеством шрамов под одеждой – много лет он защищал ими свои владения. Но когда-то не смог защитить собственную мать – её выкрало вражеское племя нголоков и сделало женой своего царька. Когда отец пришел с воинами, было уже поздно: она не перенесла позора и скрылась от сына либо свела счёты с жизнью. Он не хотел никого видеть, вернувшись. Его близкие друзья говорили, что он убивал всех врагов, которые попадались ему на глаза без разбору, не взяв ни одного пленного, безумно крича им в лица: “Где моя мать?” После того боя у него остался шрам через весь лоб, слившийся с морщиной, и я вспоминал эту историю каждый раз, посмотрев ему на него.

Шаги на мёрзлой траве отдавались громким хрустом, и оставались тёмные следы. Остановились мы на странной поляне, где было множество пней и остатков гнилых стволов, намного больше, чем сосен, она сильно выделялась этим на общем фоне леса. Отец подвёл меня к одному дереву, могучему и… тоже странному: ветви росли не вверх и не в сторону, как обычно, а уходили в небо громадными спиралями. Вокруг росла горстка молодняка, и он указал мне на одну сосенку. Её крона тоже шла витками.

– Видишь это молодое дерево? Оно появилось из семени той сосны, смотри, как близко они растут и как похожи?

– Да.

– Но оно может никогда не вырасти. Смотри, крона старшей закрывает его от солнца – её ветви больше. И она забирает много влаги из почвы – её корни сильнее. Пока молодой было достаточно и малого. Но так будет не всегда. – он вздохнул и повторил: – Не всегда, понимаешь?

Я только кивнул, хотя пока ничего не понимал.

– Придёт срок – и им станет тесно вместе. Тогда старшая заглушит молодую либо та просто останется маленькой навсегда… Если только…– он сглотнул. – Если только старшую не срубят. – отец замолчал, выжидающе смотря на меня.

– Одна из сосен должна умереть?

– Да. Чтобы могла расти вторая. А теперь… Это – наши родовые деревья. Эти гнилые стволы, – он повёл вокруг рукой, – когда-то были посажены в честь наших прадедов. Видишь, их ветви извиваются, как змеи на знамени нашего рода? За каждой такой кроной стоят поколения цэнпо. Эта сосна – моя, – он почти любовно погладил кору могучего дерева. А эта предназначена моему сыну на тринадцатилетие. – он смотре на меня пронзительными чёрными глазами – моими глазами. И я начинал понимать…

– Одна из них…

– Должна умереть. Чтобы росла другая.

У меня резко ослабли колени. И словно ветром окатило лицо. Поток какой-то пустой тяжести заполнил изнутри, и я опять увидел всё вокруг себя в очень резких деталях – каждый выступ хитросплетения корней, каждый потёк смолы. Однажды я с товарищами видел обвал в горах. Кто-то прошептал: “О Боже…” Стремглав несущиеся вниз камни и песок висели у меня перед глазами, покрываясь черной паутиной. О Боже. О Господи. Отец… Не надо!

– Не надо! Я не знал... Почему? Не надо!

– Надо. Так делали десятки поколений цэнпо. Один из нас не должен жить.

– Так говорят о врагах.

– Враг наступает на твою жизнь – отец уступает тебе свою. Так поступил и твой дед, чтобы я теперь мог сделать то же для тебя. А ты – для своего сына.

У меня в горле начало что-то закипать, и я едва сдерживал слёзы.

– Когда? – выдавил я.

– Сегодня, через два часа после рассвета.

– Одновременно с моим посвящением?

– Да. – Он взял меня за плечи и притянул к себе. Подул сильный ветер – и сосны, скрипя, раскачивали ветви-змеи. – Прощай. – он ушел не оглядываясь и навсегда. Не спросил, запомнил ли я дорогу назад. А когда он исчез за деревьями, я больше не сдерживался:

– Не на-а-адо! – я упал на колени перед сосной и молился всему миру: – Не надо! – слёзы выплеснулись и, как тот обвал, понеслись по щекам, по губам. А затем вдруг закончились – и уже никогда в жизни я не смог заплакать

Я возвращался по следам отца, втайне надеясь нагнать его по дороге. Но больше не видел его живым. В этот день – в день моего тринадцатилетия – жрецы лишили его жизни. Его сосну срубили. Чтобы могла расти моя.

Тринадцать лет назад у меня родился сын. У него чёрные пронзительные глаза. Его мать умерла родами – я не смог защитить свою жену и не мог плакать. Как оправдаюсь я перед ней при встрече? Тринадцать лет назад начался обратный отсчёт моей жизни. Сегодня он кончается. Рассвет. Я веду сына в священный лес. Это не часть посвящения – просто я делаю то же самое, что сделал для меня отец. Он смотрит на золотисто-розовую каплю солнца над горизонтом. Знает ли он, что солнце несравнимо ни с чем – только с солнцем? Ледяная корка громко скрипит под нашими шагами в тумане. Видел ли он когда-нибудь обвал? Сегодня мой сын станет великим цэнпо… А я уступлю ему жизнь.

Выйдя из леса, я слышу эхо вопля его бессильной молитвы:

– Не надо!

“Возглавляли их старейшины, жрецы и военачальники (цэнпо)… Сущёствовал жестокий обычай: как только старшему сыну цэнпо исполнялось тринадцать лет, самого цэнпо убивали, а его должность передавали сыну” – из энциклопедии.

*цэнпо – военачальник в древнем Тибете.

** Бот – именно так тибетцы называли свою страну. Современное название Тибет предположительно пристало к местности из-за ошибки:”Ти Бот” – ”Это Бот”.