35. Иду на вы. Эпилог. (2)
С той поры, как Игорь сыскал свою погибель у древлян, Киевскими землями уже два десятка лет единовластно правила вдовая княгиня. Потому не диво, что в княжих хоромах челядь набиралась на две трети из девок да жен. И на всех на них, хоть были те хоромы рублены просторными да светлыми, а всё одно оконцев не хватило.
Где пяток, а у иного и с дюжину девок враз толпилось. Женам, и тем любопытно было глянуть на дружину молодого князя, да толкаться с девками зазорно — мужние всё ж.
И добро, что так, не то княгиню, какая спустилась в ту пору из своих покоев, никто б и не приметил. Тут же успели, всё-таки, обернуться да поклониться. От Ольги, правда, суматоха возле окон не укрылась. Она нахмурилась, было, но глянула искоса на Малушу, что ступала с нею рядом, и чело княгини разгладилось.
— Ну а ты чего разрумянилась? — спросила она негромко. — Братца, поди, повидать спешишь?
— Его, — не стала запираться Малуша. — Соскучилась. Сколь не видались-то! Возмужал, небось. Признаю ли?!
— Признаешь, — улыбнулась Ольга. — Чай, родная кровь. Но погоди, однако. Вот Святослава встретим, а тогда отпущу тебя к брату. Негоже простого ратника прежде князя привечать.
Завидев у выхода Свенальда, княгиня, уже не глядя на челядь, зашагала к нему. Малуша тронулась следом.
Свенальд постаревший, да ещё боле раздавшийся брюхом, сумел поклонился княгине легко, и тут же, не приветствуя, торопливо молвил:
— Мне донесли ныне, что войско, какое князь в Новограде собрал на Киев идёт. Через седмицу тут будет.
— Велико ли числом?
— Сильное, — кивнул воевода.
— А о чём намедни толковали — про Святослава да вятичей — проведал? Верно ли?
Свенальд пожал плечами.
— Мыслю, что верно. С княжей дружиной от вятичей ратники явились. Не много, но есть.
— Стало быть, — вздохнула княгиня, — не избежать войны с Хазарией. Ох, Святослав!.. Ну пойдём, воевода, князя встречать. А после, не мешкая, перемолвимся с ним словом. Чую, нелегко нам будет со Святославом столковаться.
Ольга ступила в сени, где толпились уже первые люди. Воевода шагал по правую от неё руку. Малуша за спиною.
Не отвечая на поклоны, княгиня вышла на крыльцо и знать поспешила следом.
На ступенях крыльца по обе стороны стояли гридни. Все в бронях да при мечах. Челядь заполонила двор, оставив, однако, довольно места для княжей дружины, что по трое верховых в ряд въезжала неспешным шагом в распахнутые настежь ворота.
Прежде прочих показался десяток киевских ратников из старшей дружины, посланных Ольгой встречать князя в поле за посадом. За ними, в первом ряду, ехали их сотник, сам князь, да советчик княжий Добрыня. А следом уже и вся разноплеменная дружина.
Святослав, одетый в простые, запылённые в дороге льняную рубаху да порты, с непокрытою головой, от прочих воев отличался лишь чубом, какой носили русичи княжего рода. Безбородых да с вислыми усами, подобно ему, меж дружинников было немного. То у руси в обычае, а у прочих племён мужи бороды отпускают, и теперь ратники, улыбаясь, оглаживали их, заприметив в оконцах терема русые девичьи косы, румяные щёки, да озорные взоры из-под соболиных бровей.
Не успели ещё первые верховые осадить лошадей, а к ним уж кинулись от челяди младшие конюхи. Один подбежал и к Святославу — хотел, было, придержать стремя, но тот сам ловко соскочил с коня. Князь потрепал мальчонку по вихрастой голове, и бросив ему поводья, скорым шагом, едва не бегом, поднялся на крыльцо.
Добрыня последовал за князем, чуть поотстав.
Святослав же, остановившись на ступень ниже матери, без слов да поклонов обнял княгиню.
— Ослабь, медведь! Задушишь! — нахмурила брови Ольга. Во взоре её, однако, гнева было не видать. — Чего перед людьми срамишься?! Князь, а скачешь да ластишься как малец неразумный!
Святослав на материнские упреки лишь улыбался молча и та, поцеловав его в лоб, отстранилась.
— Пойдём уж в гридницу, — взяла она его под руку. — Потолкуем.
Князь же ступать в хоромы не спешил. Приняв поднесённый сенной девушкой ковш с квасом, осушил его, и утерев усы, молвил:
— Не торопись, матушка! Позволь, хоть, омоюсь прежде. И приглядеть, не худо б, как людей моих разместят.
Ольга глянула на сына с любопытством. Задумалась ненадолго.
— Что о людях своих печёшься — то ладно, — кивнула она, согласясь. — Но не тревожься, их достойно устроят. И бани для них уже протоплены. На закате же столы для пира накроют. А сам, и впрямь, омойся, пожалуй — в пыли весь, да и потом конским смердишь. Но после, не мешкая приходи. Мы с воеводою тебя ожидать станем.
С тем собралась уйти, да задержала взор на Добрыне. Ратник поклонился княгине, а распрямившись, очей не отводил. Ольга взирала на него дольше потребного, но то лишь Свенальд приметил. После улыбнулась грустно, покачала головой, да так ни слова и не вымолвив, пошла в хоромы.
В сенях уже, будто только вспомнив, поманила к себе Малушу.
— Ну, ступай теперь к братцу-то. Мне покуда в тебе нужды нет, а понадобишься, так пошлю.
Милостница тут же выпорхнула обратно, но ни князя, ни брата на крыльце застать ей уже не случилось. Отыскала на заднем дворе у бань.
Отыскать-то отыскала, а подойти не решилась — с дюжину чужих воев в одних портах, с весёлыми криками окатывали друг дружку из кожаных вёдер студёной колодезной водой. Святослав с Добрынею были середь них.
Малуша схоронилась за углом и дождалась покуда брат поглядит в её сторону, а тогда только поманила его к себе. Добрыня сестру приметил, да не он один. Увидав девицу, ратники захохотали, и ну хлопать Добрыню по плечам. Тот только отмахнулся от них. Натянув скоро рубаху, подбежал к сестре и крепко обнял.
— Я уж не чаял, что Ольга тебя отпустит. Велми сурова княгинюшка! Ан ладно, как утвердится Святослав в Киеве, небось другим укладом заживём!
— Напрасно ты так, братец! — покачала головою Малуша. — Княгиня со мною ласкова. И о тебе у меня справлялась. А чего они, — сестра кивнула на ратников, — очи на нас пялят, будто девок прежде не видали, да гогочут, словно гуси?
Добрыня глянул на сестру хитро и ухмыльнулся.
— Так ведь, девка девке — рознь. И ликом, и станом тебя краше, поди, и не сыскать, — он подмигнул весело Малуше. — А что хохочут, то за меня радуются. Им ить невдомёк, что ты — сестрица мне родная.
— Да ну тебя! — смутилась девушка и стукнула брата кулачком в грудь. — Добро, они дурни, так и ты туда ж! Пойдём-ка от них подале.
— Пойдём, пожалуй, — не стал спорить Добрыня. — За конюшнями, припоминаю, было прежде место тихое.
Обняв сестру за плечи ратник повёл её прочь.
Святослав, глядя им во след, оглаживал задумчиво ус.
Неприметный кут меж тыном и стеною конюшни Добрыня отыскал без труда. Всё тут было как прежде — и сырость, и смрад навоза, только колода, какая служила ему и скамьёй, а то и ложем, ныне иструхлявела и брат с сестою остались стоять.
Добрыня приметил как поёжилась Малуша и молвил, улыбнувшись:
— Не княжие хоромы. Зато здесь нас, уж верно, не потревожат.
— Зябко, — пожаловалась сестрица. — И тревожно.
Добрыня рассмеялся в ответ.
— Ишь ты — тревожно! Да покойней места на всём дворе не сыскать! Я тут мальцом от конюшего да ключника хоронился. Ни разу меня отсель не выудили. А я когда вздремну, а когда и поскулю тихонько, что щенок брошенный.
Малуша глянула на брата, будто на незнакомого, прильнула к нему и провела ладошкой по небитой щеке.
Вон оно как!.. Она, от отца да няньки оторванная, что ни день слёзы лила. С братцем в ту пору виделась не часто, но уж когда он к ней забегал, то не с пустыми руками. Или свистулькой одарит, или куклой соломенной, а может глиняными расписными бусиками. Сам-то весёлый всегда, крепкий. Казалось, ему всё нипочём, а вот поди ж ты — скулил, когда никого рядом.
— Не сладко тебе довелось, — всхлипнула Малуша.
Добрыня обнял её и погладил по голове. Как прежде.
— Чего уж теперь-то. Позади всё. Я ныне — гридень княжий. Не из последних — Святослав меня слушает. Да и ты при Ольге. А как покорим недобрых хазар, да как стол Киевский Святослав по праву займёт, тогда, при нём и я в первые люди выбьюсь. И тебя замуж выдадим, — Добрыня улыбнулся лукаво. — Жениха-то себе не приглядела ещё? Ежели на тебя кто из безродных зарится, так враз отваживай. Мы вскоре из знати выбирать станем.
Малуша с укоризной покачала головою.
— Гридень, а скоморошничаешь. Нету у меня женихов. А замуж мне, что за знатного, что за безродного, идти не позволено, ежели он язычник. Разумеешь?
— Ну, а коли люб? И ты ему?
— Всё едино.
— Чудная твоя вера! Как же парню с девкой не пожениться, ежели они слюбились, а сродники сговорились?! Нет, не разумею.
Малуша только вздохнула, а речь об ином повела:
— Что же, князь-то, и впрямь на хазар собрался?
— Так, — не стал кривить Добрыня.
— Княгиня за то на него серчает. Я давеча сама слыхала. Сильны хазары-то. Не сдюжить вам. И воевода Свенальд сомневается. Боязно мне, Добрынюшка!
— Сильны, да не шибко. В каганате племён что на собаке блох. И всяк со своей верой, да своим укладом. Покрепче надавить — опрокинем, а они и посыпятся, как горох из куля. Бивал прежде хазар Олег, и мы одолеем! А княгиню не то тревожит, что хазары сильны, а то что Святослав с ней не советуясь поход затеял. Ему же слава ратная надобна, иначе за материнским подолом киевляне его нипочём не увидят. Ну, а я свою долю с княжей накрепко связал. Что ему — добро, то и мне — ладно.
Малуша хотела ответить, да не успела — из-за конюшни вышел, вдруг, сам Святослав. Увидав брата с сестрой, князь подбоченился и широко улыбнулся.
— Обыскался я тебя, друже. С ног сбился. Матушка меня ожидает, мне совет твой надобен, а ты, той порою, с девицей милуешься. Да с какой! Обошёл ты князя своего. И когда успел только?!
Молвил-то Добрыне, а сам от Малуши взора не отводил.
Девка от взора, да от речей его схоронилась за спиною брата.
— Где уж мне с тобой тягаться! — коротко, да натужно рассмеялся Добрыня и чуть подтолкнул сестру вперёд. — То ж Малуша, сестра моя. Матушки твоей любимица. Иль не признал?
Малуша поклонилась князю.
Сестра?! — выгнул удивлённо бровь Святослав. — А ведь, верно, запамятовал я, что есть у тебя сестра. Ныне припоминаю — видал прежде. Только, в ту пору была она невзрачна. А ныне-то как расцвела! И очей не отвесть, и взирать нет сил — того и гляди ослепнешь! Сестра...
Девушка, зардевшись, прижалась к брату, и ни на кого не глядя, молвила робко:
— Пойду я. Княгиня, небось, ищет уже.
— Ступай, сестрица, — согласился Добрыня. — Нам с князем потолковать надобно. А с тобою после повидаемся.
Малуша мышкой проскочила мимо князя. Тот проводил её взором, а когда обернулся, увидал хмурого Добрыню. Подойдя ближе, Святослав положил ему ладонь на плечо.
— Не гляди волком, друже. Чего кривить — приглянулась мне сестрица твоя, запала в сердце. Однако неволить её не стану. Ни её, ни тебя не обижу.
— Неволить? — проворчал Добрыня. — Богато ли той воли у девки неразумной? Тряхнёшь чубом, плечами поведёшь, вот она и твоя.
— Ну, — развёл руками князь, — уж коли она сама меня полюбит, так не взыщи, приду за себя её просить. Не откажешь, чай, князю своему?
Добрыня глянул быстро на на Святослава, призадумался и покачал головой.
— Дело ли князю холопку за себя брать?!
— Холопку?! — лукаво прищурился Святослав. — Ты, Добрынюшка, скрытен, да ведь, и я не прост. Прежде ты таился, ну и я о том речей не заводил. Теперь признаюсь — ведомо мне кто твой отец. И, хоть княжества Древлянского нету боле, но роду вы с сестрой всё одно княжего. Зазорно ли князю на княжей дочери жениться?
Гридень огладил бородку и взглянул на князя прямо.
— Как прознал не спрашиваю. А про Малушу так скажу. Породниться с тобою, Святослав, для нас — честь. Да только, ныне не в пору речи о том вести. Прежде надобно тебе Киеве сесть самовластно, а для того Хазарию одолеть.
Князь посерьёзнел.
— О том и чаял с тобою перемолвиться. Матушка меня к себе зовёт. Чую, затея наша ей ох как не по сердцу.
— Вестимо, — согласился Добрыня. — Она, мыслю, пожелает с хазарами миром уладить, однако теперь замириться с ними, твоей чести не уронив, не выйдет. Так что, на своём стой. К тому ж, хазарам в малом попустишь — всё потеряешь. Ежели ныне, выказав слабину, вятичей им уступить, то уж на будущее лето они и с Киева вновь дань потребуют. Матушка твоя разумна и сама о том ведает, потому, хоть и против воли, но согласится. Ты ей лишь напомни.
Князь кивнул, но спросил об ином:
— А скажи-ка, не серчаешь ли ты на неё за отца да сородичей?
Добрыня ответил не думая, будто ждал вопроса. Видать, прежде и сам о том размышлял.
— Нет, княже, не серчаю. Что проку о былом жалеть да злобиться? Так уж Боги судили.
— И я за своего отца зла не держу. Ну, — Святослав хлопнул гридня по плечу, — пойдём, до хором проводишь меня. С хазарами-то, поди, легче биться, чем с матушкой моей толковать.
Двое младых мужей, шутя да посмеиваясь, ступали широким княжим двором. Глянешь со стороны — собою пригожие, ладные да крепкие, но простые вои. Кабы не чуб Святослава, то челядь и не кланялась бы.
* * *
Надеюсь, ещё не конец?
Всё хочу спросить: что за должность такая - милостница?
События не всегда подконтрольны нам. Но мы всегда можем контролировать свое понимание этих событий и свою реакцию на них. "Iuppiter iratus ergo nefas".
Понравилось, +
С уважением, Алексей.
Почти.
Ох, найду ли силы когда-нибудь написать комментарии?!. Но, пока не написал:
Милостница - особа при госпоже, которая раздаёт за неё милостыню. В принципе - фаворитка. О том, что Малуша (мать будущего князя Владимира Красно Солнышко) была милостницей у княгини Ольги указано в Повести временных лет. Разумеется раздавать милостыню от имени княгини-христианки могла только христианка, т.е. Малуша тоже была крещёной. Другое дело, каково же происхождение и социальное положение Малуши? В Повести говорится что она дочь некого Малка Любчанина и сестра Добрыни. Д. И. Прозоровский выдвинул версию (достаточно спорную) о том что Малк Любчанин и Мал Древлянский (о судьбе которого ничего не известно после сожжения Искоростеня) одно и то же лицо. Я придерживаюсь именно её не из-за достоверности, а из-за красоты. Тем не менее, забеременев от Святослава и будучи сосланной за это разгневанной Ольгой, Малуша родила Владимира, который (не без помощи дяди Добрыни) стал таки Киевским князем. Будь он бастардом, вряд ли б и знать, и народ признали его права на престол. Он бы оставался узурпатором и не смог бы передать власть по наследству. Хотя с другой стороны, к тому времени Владимир уже истребил своих братьев-соперников. Не знаю... Говоря о низком происхождении Владимира, обычно ссылаются на слова Ронеды дочери полоцкого князя (правителя?) Рогволда, которая отказалась выходить замуж за Владимира потому что он - робичич (сын рабыни). Может и так, хотя возможно, она намеренно и незаслуженно его оскорбила. Не даром же Владимир так обиделся на её слова, что взял Полоцк и публично изнасиловал Рогнеду на глазах у своей дружины и её (Рогнеды) папы с мамой. Последних потом казнил. Хм... Не знаю, не знаю.
Впрочем, я увлёкся.
Спасибо Ирена!
Алексей, спасибо!
Клавдий
"...А я и сам когда-то был самым главным королём. А теперь гоняю дым. Дым и пепел..."
"Крематорий"
От всей души много плюсов!+++++ Отличное историческое повествование. Я бы такого никогда не смог бы создать.
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Спасибо, Дмитрий!
P.S.
"Вырваться и исчезнуть" в закладках. Сейчас освобожусь немного и уж засяду!..
Клавдий
"...А я и сам когда-то был самым главным королём. А теперь гоняю дым. Дым и пепел..."
"Крематорий"
Спасибо за пояснение!
События не всегда подконтрольны нам. Но мы всегда можем контролировать свое понимание этих событий и свою реакцию на них. "Iuppiter iratus ergo nefas".
Буду рад отзывам!
Если ты говоришь с Богом - это молитва; если Бог говорит с тобой - это шизофрения.
Ещё плюс.
Вот оно как бывает!
Hе тoт нacтoящий мyжчинa, кoтopый cpaжaетcя c дpaкoнoм зa тебя, a тoт, ктo ocтaётcя c тoбoй, кoгдa дpaкoн этo и еcть ты ("Рассказано").