Фрейлина королевы Ифигении. Глава 60. Разлад

- Еще один храм строят, - проворчала Амарантос.

- Пусть строят, - пожал плечами Монтан. – Будет храм, будут дома вокруг, дороги, будет торговля.

Акула фыркнула.

- Ты серьезно?! Да, все будет. Но это будет под загребущей лапой черноверцев! Скажи, ты правда этого хочешь?!

- Не сказать, что хочу, - тот слегка удивленно глянул на нее. – Но я не слишком понимаю, отчего тебя это так волнует…

- Да оттого, что черноверцы расползаются вокруг, как плесень!

- Ууу, понятно, - осьминог закатил глаза. – Оседлала любимого конька. Тебе снова невмоготу, что кто-то что-то делает без твоего ведома и разрешения. Что кто-то осмеливается жить, не спрашивая твоего позволения.

- Пусть живут, но не на моей земле!..

- Амори, эта земля не твоя, имей совесть, - попросил Монтан. – И прошу тебя, не будем портить прогулку твоими акульими замашками. Я прекрасно понимаю, что в тебе говорит кровь твоих сородичей…

Амарантос задохнулась. Натянув повод, остановила коня.

- Бездна, - Монтан снова закатил глаза. – Не надо, пожалуйста, родная, - проговорил он тихо, подъезжая к ней. – Давай не будем. Черноверцы строят храм, а мы гуляем. Прости, что я помянул твоих сородичей без должного уважения. Я не хотел никого обидеть.

Амарантос, отвернувшись, пришпорила коня. Не хотелось, чтобы осьминог заметил злые слезы на ее глазах. Она не могла вспомнить, сколько раз за истекшие два с лишним года он поминал ее происхождение. Напоминал, что она принадлежала когда-то к народу акул. И каждый раз это больно ранило.

Монтан, вопреки ожиданиям, не проявлял интереса к расширению земель, не пытался конкурировать или ссориться с церковью. Его не интересовало, что черноверцы приводят к обращению целые деревни и поселения. Строят храмы и замки для своих приоров. Облагают жителей данью. А она каждый раз вспоминала, как ведьма сказала, что забирает у него «стремление к власти».

Да, о власти он не помышлял. Ни разу Амарантос не слышала от него, что он намерен расширить владения, а возможно, и взять край под свою руку – хотя она считала это возможным. Он не только сам не пытался ничего предпринять, но и ее попытки вызывали у него неизменное недоумение, а то и прямые возражения.

Единственное, что интересовало бывшего герцога народа осьминогов – это сады и виноградники, которые он разбил вокруг поместья. Те, несмотря на прохладный северный климат, цвели на удивление.

А Амарантос вид цветущих просторов лишь раздражал, напоминая, что в остальных делах помощи ей ждать не от кого.

*** ***

- Ты заставляешь меня предать дело моей матери! – взорвалась Амарантос.

- Сомневаюсь, что делом ее жизни было лезть в существование местных людишек! – раздраженно рявкнул он. – Единственное, что ее интересовало – чтобы с тобой все было в порядке! И с этой задачей я вроде как справляюсь. А если бы ее так беспокоила власть над здешними землями – она бы отсюда не уехала!

И ведь попробуй поспорь. Для Астрейи и впрямь самым важным стало – ее дети, особенно – младший родившийся вдалеке отсюда, и Асмунд, ради которого она все бросила и уехала к южному побережью Золотого моря.

Монтан это отлично понимал. Он знал, что Астрейе наплевать на то, кому достанутся земли по северному краю моря Вихрей, и что с ними станется. А вот интересно, если бы она попросила его приглядеть за этими землями – он бы выполнил эту просьбу? Наверняка, хоть ему самому эти земли и не нужны. Он ведь и об Амарантос заботится лишь потому, что она попросила.

Боясь, что еще немного – и крамольные мысли прозвучат вслух, Амарантос вылетела из спальни, хлопнув дверью гардеробной. Натянула первое, что попалось под руки, и стремительно покинула дом, боясь, что Монтан попытается остановить ее.

Задержаться во дворе совсем ненадолго, чтобы позвать двух верных псов – и прочь, прочь из дома, подальше в лес. В глухую чащу, где никто не бывает, куда не забредают люди, и где можно побыть одной. Наедине с собственным беспокойством, причин которого никак не удается понять.

Быстрая ходьба всегда успокаивала. А пары часов, необходимых, чтобы избавиться от лишних мыслей, как раз хватало, чтобы забраться подальше – туда, где не встретишь случайно забредших путников или крестьян, собирающих грибы или ягоды. Охотники в эту сторону ходили редко, да и зверья здесь не водилось.

Лишь забравшись далеко в чащу, Амарантос сбавила шаг. Спустя еще с полчаса – остановилась и присела на поваленное дерево. Псы улеглись рядом на сухой валежник. Глядя в их преданные глаза, акула завидовала беззаботности животных.

Им было безразлично, что происходит вокруг. Им были безразличны происки церковников, пытающихся подмять под себя все земли, до которых им доводилось добраться. Безразлично им было, работают ли мастерские, и над чем они работают, кто покупает их изделия и платит за них. Все, что их интересовало – чтобы хозяйка была рядом, чтобы в мисках каждый день была еда – и то, кажется, не обязательно, чтобы вот так время от времени бродить по лесу часами, вдыхая свежий воздух.

А что было важно для нее? Когда-то казалось, самое важное – безопасность. Чтобы не нужно было убегать, опасаться за свою жизнь, оглядываться, взвешивая каждое слово. Потом – чтобы все было благополучно, чтобы мама была здорова и счастлива. Еще – чтобы рядом был тот, кого любишь…

Амарантос вспомнила, с каким сожалением уплывала из моря в первый раз, сознавая, что придется остаться на поверхности навсегда. Ведь это означало, что она никогда не увидит и герцога народа осьминогов, который пленил ее сердце. Потом оказалось, что «навсегда» способно закончиться гораздо раньше, чем можно предположить… И осьминога она снова увидела, и даже случилось то, на что она даже втайне боялась надеяться – он обратил на нее внимание, и предложил выйти за него. И она согласилась… А он согласился отправиться на сушу.

Акула прокручивала прошедшее раз за разом в памяти, пытаясь понять – где ее жизнь сбилась с четкого курса. И каждый раз память натыкалась на то утро, когда она отправилась гулять одна, оставив Монтана спать в гостинице.

Не окажись он таким соней… а она – настолько упертой в свое стремлении пройтись по городу – возможно, и не случилось бы ничего. Не было бы знакомства с Альфредом, не вспоминался бы он сейчас так часто.

Амарантос зажмурилась. Попытки навести порядок на окрестных землях, попытки сдержать влияние Церкви были всего-навсего жалким бегством от реальности, в которой долгожданное счастье обернулось пустышкой, а в мыслях слишком часто бывал давно погибший человек, бывший ей, по сути, никем. И с которым она знакома была считанные дни.

И жизнь с Монтаном не складывалась вовсе не из-за того, что она стремилась к влиянию, а он – к мирной неприметной жизни, которая некогда вызывала у него отвращение. Просто они стали чужими друг другу. И, скорее всего, он в управлении имением и заботе о садах и виноградниках пытался забыться так же, как и она – в периодических стычках с черноверцами.

*** ***

Насколько верной была мысль, посетившая ее в лесу, Амарантос поняла, возвращаясь. Акула сама не знала, что толкнуло ее направиться не напрямую, а через один из садов, который разбили по приказу Монтана. В лесу она пробыла до позднего вечера, и возвращалась по темноте. Пробираясь при свете полной луны между высокими кустами с душистыми листьями, она остановилась, услышав голоса. Один из них оказался знаком. Слишком знаком. Псы по знаку легли и затихли.

Стараясь двигаться незаметнее, акула пробралась ближе. Монтан и одна из работниц, недавно явившихся из одной окрестной деревушки. Амарантос прежде не обращала внимания, чтобы он как-то выделял кого-то из работавших у него.

Оказывается, напрасно она была столь беспечна! Акула сжалась за густым кустом, боясь шевельнуться и выдать себя. Она вслушивалась в тихие слова и смех. Ревность сжала сердце когтистой лапой так, что стало больно дышать. Не так-то и несчастен, оказывается, был бывший осьминожий герцог в этом краю! И ревность ее по отношению к Астрейе была беспочвенной. Монтан давно позабыл сестру владыки народа акул. А теперь – и ее дочь. Она сжала кулаки в бессильной ярости.

Зачем ей только понадобилось когда-то возвращаться на поверхность вторично! Чем ей не угодила жизнь на дне?! Можно было бы и вернуться во дворец дяди, на крайний случай. До похищения свитков из сокровищницы обвинить ее было не в чем. Побег – так она следовала за матерью, ей пятнадцати не было!

А можно было и остаться с народом русалок. Или вернуться с ними обратно, когда так счастливо встретила Оттара второй раз. Горечь наполнила сердце при воспоминание о воине русалок. Он ведь не хотел ее отпускать. А она – уплывать от него. Зачем ей понадобилось доводить до конца безумную затею со свитками?!

Вот – итог. Она добилась того, к чему стремилась. И осталась ни с чем. Смех за ненадежной преградой из переплетающихся веток кустарника показался невыносимым.

Амарантос, зажав уши руками и зажмурившись, сползла на землю. По щекам покатились обидные слезы. Единственное, что удерживало акулу от того, чтобы броситься прочь со всех ног – нежелание выдать свое присутствие. Лишь дождавшись, когда Монтан с девицей уберутся, она поднялась и на ватных ногах отправилась назад – тем же путем, что и пришла.