Черно-белая радуга. Глава 14. Урф

Шел квадрион святой Женивары – четвертый квадрион весны. Впрочем, зима пока что даже и не думала уходить – здесь, в горах, снег будет лежать еще квадриона два-три самое меньшее.

Тусклое солнце, с трудом пробивающееся сквозь пелену облаков, освещало унылую картину разорения.

Обглоданные огнем останки крестьянских домов давно уже не дымились. Последние несколько дней шел снег, и теперь они больше чем наполовину были им засыпаны. Кое-где торчали из сугробов обгорелые печные трубы.

Покрытый серо-пегой длинной шерстью огромный зверь недовольно фыркнул, точно спрашивая, что хозяин здесь забыл.

- Да, Урф, ты прав, - Этьен потрепал его по лохматой шее. – Ужина и ночлега мы здесь не найдем. Пошли отсюда.

Уже пятая деревня. Пятую ночь придется им с Урфом ложиться спать под открытым небом. Западный Горный тракт был довольно пустынным местом – деревни попадались нечасто. Одна на день пути – видно, возникали вокруг таверн, где находили приют путешественники. К следующей он выйдет только завтра – и то, что-то подсказывало ему, что и там вряд ли найдется хоть что-нибудь живое.

О, Отец Лучеликий, за что ты разгневался на своих детей? Зачем позволяешь дикой нечисти творить беззаконие на твоих землях?

Хорошо бы найти укрытие до темноты. Этьен повернул к куцему лесочку. Может, там и дичиной какой для ужина разжиться удастся. Провизия закончилась еще вчера вечером.

Сильнее всего Этьен опасался, что подойдя к крепости Хель-Хель, обнаружит там такие же головешки. Он упорно гнал эту мысль, но она постоянно возвращалась. Конечно, целая крепость – это не какая-то жалкая деревушка, но и кочевники последние лет тридцать не наглели до такой степени, чтобы нападать.

Пока юноша, ругаясь вполголоса, пытался разжечь костерок из сырых веток, которые ему удалось собрать, громадный пес, увлеченно фырча, рыл мощной когтистой лапой, больше похожей на медвежью, снег под ближайшим деревом. Иногда он подносил лапу ко рту и что-то с нее слизывал.

Ну что ж. Хоть кому-то из них двоих удастся перед сном заморить червячка, - с усмешкой подумал Этьен. Может, тоже на червей перейти? Они, по крайней мере, водятся везде. Даже в такую погоду можно отыскать под корой дерева каких-нибудь букашек. Впрочем, он еще не настолько оголодал.

В путь юноша отправился рано утром, еще до рассвета разбуженный голодом. Около полудня охотничья удача улыбнулась ему.

Это было своевременно – ибо за оставшиеся три дня пути к крепости ему не попалось ни одной деревни, в которой оставался бы хоть кто-то живой. Пепелища, сровненные с землей – вот и все, что от них осталось. Один раз он едва не наткнулся на вражеский отряд – спасибо Урфу, - почуял их издали, и им удалось обойти неприятеля незамеченными. Вот одно из неоспоримых преимуществ урфов в горах: они мало того, что способны без особых затруднений перемещаться по занесенным снегом дорогам, так еще и вполне могут обойти опасный участок дороги по камням и кручам, в которые ни одна лошадь не сумеет взобраться.

Этьен от души надеялся, что за тот квадрион с лишним, что прошел со дня, когда маркиз прислал в Ильбих почтового голубя, он никуда не отбыл из Хель-Хель. А такое вполне могло случиться, учитывая события, которые творились в горах в последнее время. И тогда ему вновь придется догонять его по горным дорогам, что стали небезопасны для одинокого путника, и, что еще важнее, - сделались совершенно голодны и пустынны.

*** ***

Маркиз восхищенно поцокал языком, разглядывая пса.

- Где вы раздобыли этого вашего скакуна?

- В кости выиграл у одного заезжего торгаша, - отозвался Этьен.

- А вы не промах, мой мальчик, дракон вас дери! – расхохотался маркиз. – Как вы так ухитрились? Заставили дикаря-скотника расстаться с живностью!

- При нем было трое урфов. Мне показалось, что этого он и сам приобрел недавно. Эти звери ведь привязываются к хозяевам сильнее, чем те к ним. Я еще опасался, что из-за этого проблемы будут. А он на удивление быстро привык ко мне.

- Ох, и зверюга! Как, говорите, вы его назвали?

- Ну, сначала я хотел назвать его Азуаром. Вон какие у него глазищи синие. Но их под этой челкой попробуй разгляди. А он постоянно так смешно фыркает, так что быть ему Урфом во веки веков. Он, кстати, на это имя охотнее откликается. Да, Урф? – юноша потрепал питомца по шее.

- Урф! – радостно фыркнул пес, подпрыгивая всеми четырьмя лапами, и восторженно лизнул Этьена в лицо.

Юноша рассмеялся, трепля зверя по голове, загривку и плечам.

- Так меня обычно будят по утрам, если мне случается заспаться, - смеясь, пояснил он.

Тиллиланд лишь укоризненно покачал головой.

- Эх, барон, в вашем возрасте уже следует с девицами облизываться, а не с собаками…

*** ***

Восполнить сей вопиющий пробел в образовании Этьена маркиз решил этим же вечером.

Впервые оказавшийся в публичном доме юноша озирается со смешанным чувством стыда, негодования и острого любопытства. От изобилия свечей и зеркал рябит в глазах. Звонкий смех и яркие платья продажных девок раздражают и будоражат одновременно.

Непривычная тяжесть горячего и удивительно мягкого тела на коленях. Обволакивающий, одуряющий запах благовоний. Растерянность, непривычное возбуждение и легкая гадливость. Густой хохот маркиза.

- Пейте же, барон, дракон вас дери! - громогласно восклицает он.

И Этьен пьет.

Девица развязно кладет руки ему на плечи, и он невольно отстраняется.

- Не дичитесь, барон, - хохочет маркиз. - Ну, гляньте, какая красотка льнет к вам! Обнимите ее как следует! - и, словно в подтверждение своих слов, с размаху шлепает свою пониже спины. Та заливисто хохочет.

Юноша осторожно, словно боясь обжечься, кладет ладонь на талию девицы.

Она протягивает руку и берет кончиками пальцев кусочек какого-то фрукта. Подносит к его губам.

- Попробуйте, это очень вкусно, - ее хриплый голос ему не нравится, и он, чтобы не слышать его еще раз, послушно ест то, что дают.

Она наполняет кубок и протягивает ему.

Он бездумно осушает его. Она чуть склоняется и накрывает его губы своими - странное, незнакомое ощущение. На краю сознания мелькает воспоминание - совсем другой поцелуй, когда он подносит к губам край платья возлюбленной... Воспоминание испаряется. Это не удивляет его - оно такое целомудренное, ему не место в вертепе разврата.

От вина начинает шуметь в голове. Все перемешивается - свет, цвет, запахи, ощущения. Кажется, его ведут куда-то. Вот комната - это он осознает четко. Звук захлопнувшейся двери. Он остался наедине с девицей. Она распускает шнуровку на своем платье и оно соскальзывает, оставляя тело бесстыдно оголенным. Затем она принимается за его одежду. Кажется, он пытается сопротивляться. Ее смех раздражает. Он напоминает что-то ускользающее, но невероятно отвратительное. Он не может вспомнить, что.

Правда, от удара смех смолкает. Она падает на кровать. Приподнимается, пытаясь что-то сказать, и он, нагнувшись, неловко, но сильно бьет еще раз по лицу - чтобы она замолчала. Это помогает, и он почти проваливается в сон, когда смутно улавливает движение и шорох.

Девица пытается одеться. Кажется, намерена уйти. Это выводит его из себя. Он внезапно вспоминает, зачем его привели сюда. Сделав над собой усилие, поднимается, хватает ее за платье и дергает к себе.

Теперь уже сопротивляется она. Но так даже интереснее. Охотничий азарт вымывает сонную одурь. Теперь он смеется над ее слабыми попытками вырваться. Мягкое, горячее тело извивается, тщетно пытаясь ускользнуть от жадно терзающих его пальцев. Тонкий скулеж нравится ему больше, чем хриплый соблазняющий шепот или развязный смех.

Спустя какое-то время, засыпая, он думает, что понимает, зачем будет иногда сюда возвращаться - за пьянящим ощущением власти и вседозволенности.

*** ***

Прав был Тиллиланд, когда говорил, что бодрящее питье - мерзость первостатейная.

Юноша закашлялся. С трудом заставил себя допить, понимая, что это - единственный способ избавиться от тумана и дикой боли в голове.

- Ну, барон, если б я не помнил, сколько раз вы подобным образом меня приводили по утрам в чувство, я, право же, был бы сейчас в гневе неописуемом! - радостно поведал юноше маркиз.

Одобрительно покивал, слушая, как тот перечисляет все запрещенные имена Лунного Дракона и изощренные способы, коими его следовало бы скрестить с обитательницами давешнего заведения.

- Вижу, вчерашний поход был для вас весьма познавательным, мой мальчик, - усмехнулся он. - Что ж, у вас будет возможность повторить его еще не раз. Надо ведь будет вам на что-то истратить кругленькую сумму, которая у вас заведется. А красотки на нашу долю найдутся и Вайуре.

Поняв, что Этьен плохо с утра соображает, пояснил.

- Нашел я покупателя на вашу псину. И цену выторговал самую выгодную, не сомневайтесь. Вам нужно только спуститься в конюшню и совершить передачу живности новому хозяину. Вы сами вчера заметили, что урфы очень привязываются к владельцам, а этот к вам, несомненно, привязался. И едва ли пойдет с покупателем, если вы сами ему не прикажете.

- Но... я не собирался продавать его, - растерянно пробормотал юноша.

- Ну а что вы собирались с ним делать? Ездить на нем до конца жизни? Сами понимаете, это невозможно. Да и, сказать правду, эти громадные псы слишком добродушны и самовольны, им не место на поле боя. Лошадь для вас я найти сумею. А куда вы денете свою зверюгу? Будете таскать за собой? Вы же ее не прокормите. А продадите - еще и заработаете. И это ваши деньги - ведь этого пса вы сами раздобыли. Ну, вставайте, барон, одевайтесь, покупатель уже ждет вас.

Этьен понуро кивнул. Прав был маркиз, сто раз прав. И позаботиться о продаже огромной собаки было любезностью с его стороны - мог ведь просто сказать - делай с ним, что хочешь. Да и на что ему собака - они едут в крепость Вайур - там начинаются военные действия. Да, по горам Урф его провез - и на этом необходимость в нем отпала. На войне же от собаки действительно проку мало.

Так почему же, когда он передавал повод Урфа в руки нового владельца, сердце кольнуло болью? Почему, глядя на понуро плетущегося за чужим человеком большого пса, он почувствовал себя предателем?..