Эпизоды апокалипсиса. 02 (Эпизод 3. День "Х")
Эпизод 3
-
День “Х“
-
Если еще год назад мы думали что мир стал настоящим кошмаром, а наша такая, когда-то беззаботная жизнь превратилась в ад, то теперь мы уже точно знаем, что то было только преддверьем настоящего ада.
Почему вирусу потребовалось восемь лет чтобы пойти дальше, и переключиться на животных, не знает никто. Хотя, восемь лет – всего лишь предположение, потому что именно тогда нам телефонировали из соседнего поселения, и сообщили о странном происшествии, случившимся с одним из патрульных. Он вернулся весь в крови и укусах, которые не поддавались идентификации. Ни один из четверых зоологов и двоих ветеринаров, проживавших в том поселении, не смогли точно определить что за зверь напал на патрульного, а он сам давал путанные объяснения, находясь в состоянии шока. Это была последняя телефонная связь с той деревней. После недели молчания, мы выслали в их сторону двух разведчиков, которые вернулись с недобрыми вестями. Деревня та, находилась километрах в пятидесяти от нашей. Когда-то там процветала огромная коневодческая ферма, и выжившие построили на её месте пять сотен приличных срубов. По современным меркам поселок был довольно большим, даже по сравнению с нашим, где на данный момент проживало две сотни семей и столько же одиночек разного возраста.
Ни одного выжившего не обнаружили. Зато обнаружили сотни обглоданных трупов, и множество следов, ведущих в сторону леса. В добавок ко всему разбежались лошади, которых так лелеяли и разводили для выполнения различных функций, в том числе для возможности конного патрулирования. Несколько трупов лошадей так же были обглоданы почти полностью.
Дальше разведчики не рискнули продвигаться, и вернулись в наше поселение. Мы поняли что произошло что-то неординарное, собрали совет и решили удвоить охрану периметра.
Примерно через пару недель после после того происшествия, мы потеряли патрульного. Сэм Питерсон – тридцатидвухлетний здоровенный детина, не вернулся вечером в деревню, и на следующее утро меня, во главе группы из троих человек, послали выяснить что же произошло.
Разведывательные вылазки отличались от патрулирования. Прежде всего разведчикам выдавали автоматы М-4 с тремя магазинами к каждому. Это было связано с особым риском, которому подвергали себя бойцы – разведчики, исследуя те районы местности, куда обычно не заходили патрули. Мы выдвинулись рано утром.
Осень стояла необычайно теплая для конца октября. Деревня наша располагалась в живописном месте на берегу озера Виннипег, в сотне километров от города Виннипег. У нас не было иного выбора, кроме как удалиться от густонаселенных районов, чтобы максимально обезопасить свои семьи от смертельного вируса, и не менее опасных и одичавших больных. Виннипег – красивый и уютный когда-то город, опустел и вымер, без вечно спешащих по своим делам прохожих и красочного разнообразия автомобилей.
Никто не мог сказать точно сколько выжило людей из семисот тысячного города. Но ясно было одно: никогда больше городу не быть тем чем он был до... Теперь город и прилежащие населенные районы в радиусе двадцати километров назывались “Черная зона “.
По приблизительным оценкам около трети заразились, примерно треть погибли по тем или иным причинам, а все оставшиеся бежали, выстроив в отдаленных уголках провинции новые поселения, и окружив их частоколом из толстых бревен, высотой в несколько метров.
Некоторые поселки построили на месте старых – тех, куда вирус не успел добраться в силу отдаленности от города. Но таких мест было очень мало. Поначалу все надеялись что вирус погибнет вместе с заразившимися после наступления морозов. Зима в Манитобе “злобная” и холодная, и выжить в лесу в сорокаградусные морозы нелегко. Но больные быстро приспособились к изменившимся условиям. Они стали зарываться в снег, наподобие косолапых выстраивая себе теплые берлоги. Очень часто охотники, обходя свои ловушки, попадали в лапы больных, которые неожиданно выскакивали из своих зимних убежищ, и разрывали несчастного на куски.
На первых порах охота помогала выживать новым поселенцам, пока домашний скот не размножился настолько, что в охоте надобность почти пропала. Хотя находились еще смельчаки, готовые рискнуть жизнью, чтобы полакомится лосятиной или олениной. Но таких становилось все меньше и меньше.
Я хорошо помню тот день, когда мы втроём собрали вещмешки, накинули “разгрузки” с запасом кипяченой воды и дополнительными магазинами, и вышли из поселения. Мы не знали что нас ожидает впереди, и с чем придется столкнуться. “Следящий” как обычно забрался на вышку, которая достигала в высоту более тридцати метров. В его задачу входило следить за появлением дыма от костра, который должны были разжигать разведчики через определенные промежутки времени. Три столба дыма означали что у группы все идет своим чередом. Два столба – есть задержка в графике, но беспокоиться не стоит. Один столб – возникли проблемы, и нужна помощь.
Тогда в сторону, откуда шел дым, высылали группу поддержки. Да, мы вернулись на тысячи лет назад, и выжившие индейцы, в особенности старики, очень помогали нам – современным и избалованным людям, выживать в тех условиях, в которых на протяжении тысячелетий, существовали в этих местах их предки.
Смешно говорить, но мы даже стали вечерами разжигать костры и устраивать подобие индейских плясок вокруг бушующего огня. А что было еще делать, когда всё вдруг взяло и исчезло с лица земли? А когда выходил к костру старый индейский шаман в страшной маске из перьев и глины, и начинал исполнять мистические древние танцы под грохот тамтам и чарующие переливы чаранг, то даже молодёжь замирала в немом восторге от этого завораживающего зрелища. Всё это заменяло нам телевизоры и ночные клубы. Но к сожалению ни один из шаманов и индейских вождей не был специалистом в области производства настоящих боевых луков и стрел. Индейцы рассказывали что это древнейшее из искусств, было почти забыто в силу ненадобности, и лишь единицы, из самых древних стариков, еще могли бы что-то рассказать.
Старые индейцы говорили что в давние времена за хороший лук и дюжину стрел можно было получить нескольких породистых жеребцов, а изготовляли луки седые индейские воины, которые в силу ранений или старости, уже не могли охотиться или воевать.
-Я помню, как отец моего отца брал меня, совсем кроху, охотиться на бизона или на оленя, -говорил старый вождь по имени Тогкуос, когда мы, бойцы самообороны, вечерами устраивали свои собственные посиделки, чтобы послушать старых и умудрённых жизнью людей, -Дед не признавал ничего кроме лука и ножа, без которых шагу не ступал из вигвама. Обычно он держал тетиву распущенной, чтобы она не потеряла упругость. И только по необходимости упирал один конец лука в землю, всем своим весом налегал на другой, и когда лук под его тяжестью сгибался, набрасывал петлю тетивы на специальные насечки, вырезанные умелыми руками мастера.
Вождь замолчал. Потом подобрал с земли длинную сухую ветку и поворошил тлеющие угли. Тысячи оранжевых огоньков тут-же взметнулись к ночному небу. Вождь проследил взглядом за самым ярким огоньком, который все поднимался и поднимался, словно желая бросить вызов самим звездам, а затем продолжил своим тихим, немного хрипловатым голосом:
Это были Великие мастера. Клан хужойгара что из осейджей славился своими мастерами. Они делали луки из цельного куска дерева, укреплёнными сухожилиями так, что они напоминали кору. За такой лук воин мог отдать хорошего коня. Но лучшие луки изготавливались из рогов бизона или барана. За один лук из бараньего рога, мастер мог запросить у воина до двадцати коней, но из рогов луки делали в основном шошоны и кроу.
Вождь снова умолк, на этот раз глядя куда-то себе под ноги, обутые в крепкие мокасины из бизоньей шкуры. Его седая коса лежала на правой груди, доходя почти до пояса. Потом вождь поднял голову, и его взгляд словно просветлел.
-Я вспомнил, - сказал индеец, - как мой дед натягивал тетиву.
Мы вопросительно посмотрели на вождя. Он продолжал говорить:
-Понимаете, чтобы натянуть тетиву дедовского лука, нужна была недюжинная сила, и мало кто мог справиться с этой задачей. Он мог натянуть тетиву до самого наконечника стрелы, а не каждый индеец был способен натянуть наполовину, не говоря уже о белых...
Стрела, пущенная моим дедом могла поразить зайца на расстоянии в двести шагов...
-Что значит твоё имя, вождь? –спросил тогда какой-то молодой патрульный старого индейца.
Вождь выпрямил спину, расправил плечи, и горделиво произнес:
-Тогкуос – это на индейском значит близнец. Да, у меня был брат. Он старше меня на несколько минут, - индеец улыбнулся, видимо вспомнив о чем-то приятном.
Никому в голову не пришло спросить старика о его брате, но он, словно почувствовав наше любопытство, произнес:
-Моего брата звали Узумэти, что значит медведь. Он родился большим и сильным... Когда всё началось, мы потеряли связь. Он был профессором в университете Манитобы. Преподавал индейскую историю.
Тогкуос не мигая смотрел на догорающий костер. Может поэтому казалось что его глаза стали влажными, а сам он словно состарился на пару десятков лет.
-Мой брат знал всё об индейском оружии, - продолжал рассказывать вождь, -он был настоящим индейцем, не то что я...
Мы еще долго сидели вокруг догорающего пламени, слушая странные истории, такие не похожие на те, которые рассказывали нам наши родители в детстве. Я надолго запомнил тот вечер, потому что тогда поклялся себе, что непременно найду способ как научиться делать такое великолепное оружие как лук. Нам это было просто необходимо.
Мы шли вдоль берега озера Виннипег, продвигаясь дальше на север, туда, куда вели следы пропавшего патрульного. Это был участок, который не считался особо опасным, так как с одной стороны было озеро, а с другой широкая прибрежная полоса. Напасть незамеченным практически было невозможно. Но тем не менее патрульный исчез. Патрульные и до этого исчезали, когда на них нападали зараженные, но давно уже никто не пропадал без вести. Кроме того нас беспокоило то что произошло в соседнем поселении. Меньше всего нам хотелось повторить их участь.
Озеро было необъятным. В ширину около сотни километров, а в длину более четырехсот. Поэтому мы решили что прежде всего попытаемся найти останки патрульного, а там на месте уже решим что делать дальше.
Солнце стояло в зените. Ветра не было, и в серебристой глади озера отражались ели и березы, росшие по невысоким скалистым утесам, возвышающимся над одиноким песчаным берегом. Одиноким? А кто его знает... Может и не таким одиноким как это может показаться на первый взгляд. Я присел на корточки, разглядывая странные следы, извилистой цепочкой уходившие в береговую чащу. Позвал друзей.
Да, именно друзей, а не солдат, разведчиков, напарников, или как там еще...
За столько лет совместной службы в невероятно трудных и опасных условиях, размывается грань между твоими подчиненными, солдатами и даже просто соседями. Да что там, размывается грань между ними и самим собой. Тогда ты уже не представляешь себя без них, а они не способны существовать без тебя. Этому еще не придумали названия. Возможно дружба. Но только настоящая – без капли притворства и двуличия. Потому что в нашем мире мы все зависели друг от друга даже больше чем на полях сражений прошедших войн.
Фред и Рики быстро подошли, и стали разглядывать странные следы.
Фред – жилистый и высокий как жердь, с пронзительными светло голубыми глазами начинал службу в патруле самообороны вместе со мной почти восемь лет назад – в самом начале. Он стал просто незаменимым разведчиком, и я всегда брал его с собой, зная что он никогда не подведет, и даст мудрый совет.
Рики был вздорный малый. Не многие ладили с его взбалмошным характером, но что касалось работы, ему не было равных в физической силе и выносливости. Средний рост компенсировался шириной плеч, а одним ударом молота он мог расколоть здоровенный дубовый пень. Не перечесть количества больных, которым он сломал хребет своей пятикилограммовой кувалдой.
Следов было множество. Но все они принадлежали одним и тем же зверям. Я мог бы поклясться, что тут пробежал выводок свиней или кабанов, если бы вмятины от копыт не заканчивались следом от двух длинных когтей.
-Никогда не видел ничего подобного, - сказал Фред, присев рядом со мной на корточки, коснувшись огрубевшими пальцами, заостренных углублений в мягком речном песке.
Рики стоял, держа автомат наготове, развернув свою, видавшие виды бейсболку, козырьком назад. Это был признак полной готовности и сосредоточенности. Сняв автоматы с предохранителей, мы медленно начали продвигаться в сторону скалистого берега. Несмотря на всю осторожность, мы даже не почувствовали что за нами кто-то внимательно наблюдает.
Мы не были персонажами героических боевиков или театральных постановок. Еще восемь лет назад у каждого из нас была своя собственная жизнь. Мы учились, работали, отдыхали. Как все вставали по утрам, чистили зубы и завтракали. У многих были дети. У всех были свои собственные проблемы и радости. А потом началось это. Отношение к вирусу было очень сдержанное. Для обывателя, Эболла была чем-то вроде насморка или гриппа, которыми можно переболеть в уютной постельке, глядя телек и попивая горячее молоко с мёдом. Люди не верили в серьёзность положения. Даже тогда, когда у их детей появлялись на пальчиках черные волоски, а зубы заметно увеличивались, большинство не придавали этому значения. Привыкли к новейшим технологиям, к научным достижениям, и верили в науку так, как когда-то на заре времен, фанатично верили в Бога.
И вот постепенно, очень медленно, вирус стал распространяться по городу и за его пределами. Всё чаще стали слышны вои сирен полицейских и других срочных служб города. Всё чаще закрывали на карантин школы. Потом стали вводить периодически комендантский час. Можно было частенько встретить вооруженных солдат, патрулирующих улицы. А потом словно налетел цунами. На людей стали нападать их больные соседи и родственники. Дети просто загрызали насмерть родителей, а родители пожирали детей. Те, кому удалось выбраться из смертельных лап одичавших созданий, скоро сами превращались в смертоносных убийц. Толпы начали покидать город. Уезжали в другие города, или к себе на дачи. Понемногу вирус захватил весь континент, а потом и весь мир.
Но выжившие стали собираться в коммуны. Строили и огораживали поселения, принимая новичков только после недельного карантина в специальной охраняемой зоне вне жилых районов.
Первый год был самым трудным. Мы толком еще ничего не знали и не понимали. Многие поселения были уничтожены в первые годы Новой эры.
Запасы стрелкового оружия и патроны быстро истощились из-за неразумного использования, да и запасов-то было совсем немного. Тоже произошло с нефтью. Когда власти уже не могли скрывать тотального бегства граждан из города, то сами покинули свои дома и убрались подальше от зараженной земли.
Тогда начался полный беспредел. Полиция и армия бездействовали, а скорее, просто прекратили своё существование. Мародёры, толпами ходили по брошенным домам и магазинам. Выносили всё что надеялись потом продать – глупцы. Тогда-то кто-то и поджёг нефтехранилище. Огонь бушевал несколько недель. Пламя, можно было увидеть за несколько десятком километров, а черным дымом, казалось, заволокло небо от горизонта до горизонта. И машины стали. Тогда мы продолжили всё строить своими руками. Кирками и лопатами, пилами и топорами, строили своё будущее ради своих детей и ради самих себя.
Я поднял кулак и остановился, прислушиваясь. Напарники, шедшие позади, тоже стали как вкопанные, внимательно оглядывая все вокруг.
Песчаный берег постепенно начал переходить в каменистый, и следов уже было не разобрать. Ветра не было. Тишина стояла такая, что можно было слышать биение собственного сердца. И сквозь эту тишину мне почудился какой-то странный звук. Я стоял с минуту и ждал. Наконец звук снова повторился. Это было похоже на царапание гвоздя по стеклу или по камню. Какое-то странное скрежетание раздавалось откуда-то со стороны скалистого берега. Вот опять я его отчетливо слышу. Это не похоже на животное, но и человеку незачем издавать такие непонятные звуки посреди безлюдного леса. Мне не нужно было ничего говорить друзьям. Мы давно уже сработались, и понимали друг друга без лишних слов. Каждый знал своё место, и каждый выполнял свою работу как следует.
Фред пригнулся, и начал огибать справа подступы к скалистому уступу в десяти метрах от нас. Рик ушел влево, и вскоре мне показалось что я остался один на всём белом свете. И снова этот, скрежещущий по нервам, звук.
Я намотал ремень от автомата на левую руку, отжал защелку и выдвинул приклад. Не отрывая немигающего взгляда от враждебной скалистой высотки, я мягко приложил приклад к середине дельтовидной мышцы, почувствовав как смертоносное оружие, словно вросло в моё тело. До моих ноздрей доносился, слегка уловимый запах оружейной смазки. Он щекотал нервы, подмешивая к адреналину что-то своё, чего никогда не поймут ученые и биологи.
Вороненый ствол медленно поворачивался туда, куда поворачивался я, пристально вглядываясь в окружающую действительность. Враг мог оказаться везде. За любым кустом мог притаиться монстр, слюны которого, достаточно чтобы убить всё человеческое, медленно и жестоко.
Опять звук...
Я медленно, очень медленно продвигался вперед, плавно переставляя ноги одну за другой, стараясь чтобы ни один камешек не сдвинулся с места под моим стокилограммовым телом.
И тут к звуку присоединился еще какой-то звук. Еле слышный. Хаотичный и непонятный. –Может быть ветер, - спросил я сам себя, не веря в свои предположения.
Вот снова скрежетание и опять этот звук, словно в вдогонку, словно дыхнуло приведение, спрятавшееся ночью у ребенка под кроватью.
Защипало глаза.
-Вот хрень! – выругался я, смаргивая каплю пота, скатившуюся со лба в уголок глаза. Надвинул шапку до самых бровей. –Надо было бандану что- ль нацепить... Но кто знал – в такую-то погоду... Давно напрягу такого не было. Обычно всё в общем понятно. Вот враг, которого надо уничтожить, а вот друг, которому нужно помочь. Забыл про чертов пот – дурак!
Еще шаг. Я знаю – друзья где-то рядом так же как и я продвигаются неслышными шагами к возможной опасности, готовые в любой момент среагировать.
Скрежет, еще один, вдох призрака, и опять скрежет...
Моё сердце выстукивает чечетку, готовое выпрыгнуть наружу. Как хочется дико заорать, плюнуть на всё, и дать пару тройку очередей по этой чертовой скале. Как было бы здорово увидеть десяток маленьких фонтанчиков, брызгающих осколками скалы и дерева, во все стороны!
Мысли эти проносятся за считанные мгновения. Мне уже кажется что я не крадусь, а застыл на месте словно солевой столб, и мне уже никогда, никуда не придется идти.
Я медленно подхожу к невысокому уступу, метров двух высотой, ступенькой преграждающего подход к подножию скалы. Звук раздается уже четче. Что- то скрежещет и тихо вздыхает, скрежещет и вздыхает где-то там наверху. Эти звуки сводят меня с ума. Подаю знак рукой. Фред и Рик присоединяются ко мне, неслышно, и словно приросшие к своим автоматам.
Я им показываю на землю и на каменную ступеньку. Кровь. Много крови. Литры крови, частично впитавшиеся в землю, а кое-где навеки застывшие на гладких, речных камнях.
И опять мы слышим эти странные звуки. Уже близко.
-Тут что-то произошло, - сказал я, показывая на кровоподтеки на каменистом уступе. –Думаю, что раненый пытался взобраться на эту ступень, чтобы от кого-то убежать. Я еще немного поразмышлял, а потом произнес:
-Ну-ка подсобите, братцы...
Меня, пушинкой, подкинули на двухметровый уступ, а там, зацепившись за торчащие корни древнего дуба, я оказался на своих двоих.
Следом, быстро взметнул своё легкое тело Фред, а затем и Рик, легко подтянувшись на мускулистых руках, оказался рядом. Вот теперь мы явно слышали скрежетание и какое-то мычание. В скале мы увидели вход в небольшую пещеру, хотя скорее это было просто углубление в породе, выдолбленное ветрами и дождями за миллионы лет.
Я достал фонарик и посветил. Нет, это все же больше напоминало пещеру. И звуки доносились именно оттуда. Я вошел первым. В нос тут же ударило зловоние испражнений, вперемешку с медным запахом крови и гниющей плоти. Сделав два шага, я остолбенел...
Чтобы меня не стошнило, я вынужден был открыть широко рот, и часто задышать. Ко мне подошли Фред и Рики, которые взвыли, увидев то что предстало перед их глазами.
Сэм Питерсон сидел на каменистом полу пещеры, прислонившись спиной к скале. Одежда на нем была разодрана в клочья. Одна нога вытянулась обглоданной культей, а возле другой, копошились крысы, вырывая остатки мяса. Обе ноги Сэм перевязал выше колен обрывками ремней от походного вещмешка. Возле тела, я заметил какую-то надпись, сделанную кровью:
“Ройте рвы. Заливайте воду. Они идут. Их много “
Я посветил в лицо патрульного и ужаснулся. Лица на нем уже не было. Щеки отсутствовали, а на плече сидела наглая крыса, и тянула Сэма за язык, пытаясь оторвать лакомый кусок. И в этот момент патрульный задвигал одной рукой, в которой еще продолжал сжимать топор. Топор проскрежетал по каменистому полу пещеры, а Сэм Питерсон издал протяжный, полный боли и отчаяния стон.
Всё это произошло за считанные секунды, и мы стояли, не понимая что делать, и какое решение принять. Мы знали что патрульный скорее всего заражен, но не могли просто так бросить товарища подыхать на откормку крыс и других стервятников и падальщиков, шастающих тут.
Первым моим порывом было сбросить серую тварь с плеча товарища, и расстрелять всех этих мерзких гадин в упор. И я уже было сделал шаг в сторону друга, но...
Чья-то тень легла на пол пещеры, словно расталкивая нас в стороны, и в ту же секунду мы услышали резкий хлопок, и режущий слух свист, который прервался коротким негромким шлепком.
Во лбу у Сэма Питерсона торчало оперенное древко стрелы.