День Н

Там, где нужна была сила – по возможности использовали умную машинерию, которую успели изобрести до Дня Безнадежности. В основном, конечно, в тяжелой промышленности, металлургии, добыче ископаемых. К сожалению, в виду многих факторов, пришлось отказаться от таких направлений науки и производства, как ракетостроение и космические полеты, нанотехнологии, атомная энергетика, исследования в области квантовой механики и многих других.
Людям повезло хотя бы в том, что атака не разрушила города, заводы, сельскохозяйственные угодья. Не тронула даже военные базы, гавани и аэропорты. Но, как бы то ни было, она невероятно сильно увеличила территории кладбищ по всей планете. Всего за один день они пополнились вечными постояльцами в количестве трех с половиной миллиардов.
Женщины хоронили своих отцов, мужей, братьев и сыновей. Всех до единого. Оставшаяся в живых половина населения долго и горестно оплакивала своих загадочно ушедших из жизни любимых и близких. Оплакивала бурными реками слез и бездонным океаном скорби. Так мать оплакивает сына, любящая жена – супруга, дочь – единственного и неповторимого отца. Небывалой печали траур воцарился в мире – в новом мире, мире без мужчин.
Женщины водрузили на себя ответственность за будущее – безнадежное, но какое есть. Они работали на мужских работах, служили в армиях, хранили правопорядок, добывали еду и кормили своих старух и дочерей, водили грузовики с продовольствием и мебелью, управляли самолетами и морскими судами, покупали необитаемые квартиры или сами строили себе дома, в попытках сбежать от горестных воспоминаний, нагоняемых своими бывшими жилищами.
Города хоть и значительно опустели, но жизнь в них продолжала дышать и пестрить.
Она шла вдоль оживленного проспекта, заполненного неоном и пустыми надеждами. Каскад ярких вывесок над ее головой перечислял все самое необходимое и желаемое для обновленного общества. Слева блеснула витрина с роскошными платьями и дорогостоящими аксессуарами. Манекены с идеальными женскими фигурами украшались также разнообразными цифрами: «10%», «20%», «50%». И было людно в глянцевых бутиках, и было неподдельное удовольствие на лицах покупательниц. На пути попадались цветочные ларьки, магазины с детской, преимущественно розовой одеждой, салоны красоты. Примерно раз в пятьдесят метров глаз утыкался в самые яркие баннеры и вывески, гласившие следующее: «Секс-шоп», «18+», «мужские секс-куклы», «Сапфистика», «Лесби», «XXX-шоу». И многие заходили в эти магазины и заведения с нескрываемым предвкушением, а выходили с похотливыми, удовлетворенными улыбками. И не было в них и капли стеснения или стыда. С больших придорожных рекламных щитов на толпы женщин низвергал свой пленительный взгляд смуглый араб в золотой чалме. На фоне его портрета плескалось море, накаливался на жарком солнце песок и высились чудесные небоскребы. Навязчивая реклама призывала молодых красивых девушек в возрасте от пятнадцати до двадцати одного испытать судьбу и за большие деньги испробовать нечто неземное.
Самые длинные очереди протягивались до дверей аптек. Лекарств там до сих пор было предостаточно, но теперь половина застекленных и запертых на замок прилавков-холодильников были уставлены крошечными пузырьками с бледной массой. И когда самый ходовой товар быстрыми темпами исчерпывался, фармацевты вывешивали таблички с надписью: «Спермы нет. Новая партия будет на следующей неделе». А несостоявшиеся покупатели с расстроенными выражениями расходились по домам.
Она шла мимо наполненных живыми красками витрин, и старалась не смотреть в лица прохожим. Она прикрывала лицо полями своего слауча, а несовершенство тела было скрыто под просторным серым пончо. Походка на каблуках ее оставляла желать лучшего, но она надеялась, что на этом гламурном проспекте ее – серую мышь – никто даже и не заметит.
Свернув с главной улицы, она оказалась в тесном грязном переулке. Дойдя до шалаша из картона, она, по обыкновению, бросила пару монет в ржавую миску. Пьяная бездомная хриплым голосом поблагодарила ее.
В конце переулка была неприметная дверь. Она позвонила в звонок тремя короткими и одним длинным нажатиями. Через полминуты дверь отворилась, и она зашла внутрь.
- Здравствуй, - встретила ее женщина средних лет в белом докторском халате.
- Ну, здравствуй, сестренка, - несколько писклявым голосом поприветствовала женщина в пончо.
Они зашли в белую комнату с завешанными плотными шторами. Помещение было не чем иным, как кабинетом врача: письменный стол с кипой бумаг, две жесткие койки с белоснежными простынями, шкафчик с разнообразными пробирками и приборами и яркое, холодное освещение. Они расселись за столом.
- Ты одна? – спросила гостья шепотом.
- Да, можешь говорить нормально. И сними с себя эти нелепые тряпки, ради бога. Не беспокойся – я закрыла все двери на замки.
Она, откашлявшись, прочистила горло. Сняла широкополую шляпу, показав короткостриженую макушку, и, подобно фрисби, метнула головной убор на койку. Отстегнула на плече край пончо и откинула его на спинку своего стула. Быстро сбросила с ног неудобные туфли и размотала на шее шарфик, обнажив выпирающий кадык.
- Тебе не надоел весь этот цирк? Сколько лет ты уже наряжаешься в бабское, а вкуса как не было, так и нет. Прошу тебя, иди умойся. По нелепости твой гардероб уступает лишь макияжу.
Мужчина ухмыльнулся и направился к умывальнику.
- Знаешь, я тут недавно подумал, - своим нормальным мужским голосом заговорил он. – Зачем вам еще надо краситься? Зачем вообще теперь следить за собой? Ведь не перед кем красоваться больше.
- Если нет мужчин, то это не значит, что нет партнеров. Многие женщины делают это для других женщин.
- Вранье, Сашка, вранье все это. Просто женщины в глубине души очень эгоистичны и тщеславны. Самолюбование – ваше любимое дело. А еще – строить иллюзии, что каждая красивее и лучше другой. Уверен, что зеркало изобрела либо женщина, либо мужчина указом женщины.
- Пфф. Тоже мне, знаток женщин.
- А как же! Кто, если не один из трех живущих во всем мире мужчин? Ну, двух с половиной.
- Скоро и вас не останется… - задумчиво и с ноткой печали сказала Александра.
Он закончил умываться, освободив от макияжа свое еще не постаревшее, гладко выбритое лицо. Он был примерно того же возраста, что и она, и также все еще приятен на вид. Он подошел к ней. Присел на корточки и крепко обнял ее вместе со спинкой стула.
- Это будет еще не скоро, сестренка. К тому же, мы пытаемся все исправить. По телеку вчера вон говорили, что немецкие ученые в шаге от того, чтобы победить вирус.
- Это просто пыль в глаза, Миша. Такие заявления делаются для того, чтобы не отнять надежды у населения. Сколько лет ты уже снабжаешь этих ученых своей кровью? Уверена, что они не сдвинулись с мертвой точки. Ах, если бы уцелел хоть один подонок, который изобрел это биологическое оружие, может все бы уже исправили? Нашли бы противоядие?
- Может кто-то из этих палачей и остался в живых. Сидит себе в каком-нибудь глубоком бункере и отсасывает сам себе.
- Миша!
- Ладно, прости. Знаешь, я даже рад с одной стороны. По-любому, эту дрянь изобрели и запустили эти ковбои самодовольные. И сами же в свой капкан и попались. Там, за океаном ни одного самца не осталось. Ну и поделом им. Пускай теперь оплодотворяются моим семенем, хоть я бы этого и не очень хотел.
- Не говори так. Это жестоко. Человечество скоро вымрет, и неважно, кто и зачем выпустил этот вирус.
- Как это неважно?! Мы что, никого не станем «благодарить» за геноцид человека? Отпустим? Помилуем? Понимаешь, это хуже фашизма. Кто-то посчитал, что уничтожив все мужское население вражеского государства, он сможет поработить его за мгновение ока. Заметь, не все население, а только половину. Как это благородно, да? И пришли бы потом великодушные завоеватели, и обрюхатили бы завоеванных женщин, и дали бы жизнь новому поколению своей сильнейшей нации. О, величайшая победа! Вот только никто не подумал, что мы живем не в изолированном обществе, и эта зараза разойдется по всему миру всего за один день. Что за идиотизм!
- Можно сидеть и ругать безликих врагов, а можно попытаться полюбить жизнь и найти свое счастье. Пусть даже перед лицом смерти мира.
- Эх, Сашка, Сашка…
Михаил поднялся и подошел к холодильнику, заполненному пластиковыми баночками с белым содержимым. На нижней полке он подобрал покрытую инеем стеклянную бутылку и две рюмки. Со всем этим он вернулся к столу.
- Ну и где же твое счастье-то, Саш?
- Мое счастье в моем призвании. Я люблю помогать людям. Иначе какой из меня врач?
С характерным бульканьем обе рюмки наполнились горячительной жидкостью.
- Для большинства женщин счастье в детях. Уверен, и твое тоже?
- Я… - Александра отвернула взор в сторону. – Я люблю детей, но…
- Но не хочешь иметь своих? – Михаил подвинул запотевшую рюмку сестре.
- Хочу, но не хочу одна. Не хочу с пробиркой. Не хочу с другой женщиной. Понимаешь? А раз так, то мне вполне достаточно любви к твоим дочерям.
- Да, Света подарила мне целых семь прекрасных дочек… Если бы только она могла их увидеть сейчас. Такие большие вымахали, и все точные ее копии. От меня им похоже ничего не передалось.
- В этом ты находишь свое счастье, Миша. В своих дочерях. Поверь, я рада за тебя и за них. Но мне кажется, ты себя ограничиваешь, сознательно лишаешь сам себя невероятных возможностей. И очень зря… Если посмотреть на ситуацию под другим углом… то ты мог бы стать самым счастливым человеком на Земле! Стоит только захотеть.
- Саш, мы уже много раз об этом говорили. Не такой я человек. Я же Свету безумно любил. До сих пор люблю в памяти. Не хочу я во всеуслышание заявить о себе. И в первую очередь, поступая так, я забочусь о тебе и детях. Что тогда будет, если все узнают? Меня будут на руках носить? Сумасшедшие будут покушаться на мою жизнь? Знаю точно – спокойной жизни больше не будет никогда. Я мог бы конечно поступить, как этот шейх арабский, который устроил себе многотысячный гарем в Дубае и имеет по пять-шесть жен в день. И не одной повторяющейся. Но какой в этом толк? Тупо плотское наслаждение, без любви? Нет, Саш, не мой это путь. Давай.
Он поднял бокал, призывая ее поддержать, но Александра сказала:
- Ты бы лучше не пил. Тебе сперму сдавать.
- Ты же знаешь, я редко пью. Тем более сегодняшней партии это уже не повредит. А в такое тяжелое время не пить не получается. Давай, за счастье.
Сосуды звонко встретились и вскоре оказались пусты. Михаил громко выдохнул, встал и отправился в соседнюю комнату, прихватив со стола пластиковую баночку с крышкой.
- Журналы возьми, - бросила вслед Александра.
- Мне они ни к чему, - сказал он, постучав пальцем по виску.
Через пять минут он вернулся. Поместил свой труд в холодильную камеру и стал разглядывать заполненную полку сквозь стеклянную дверцу.
- Недельная норма, - пробубнил он.
- Сегодня ночью партию заберут в лабораторию, - вздохнула она, - расфасуют в десятки тысяч пузырьков, и к утру они будут стоять на прилавках пунктов раздач и аптек с баснословными ценниками. Когда на рынке еще оставались запасы из мировых банков спермы, цены были совсем другими.
- Пускай. Главное – все на благое дело. Всего-то нужен хотя бы один мальчик, который даст надежду. А деньги у людей найдутся.
- Вот только тебе почти ничего не перепадает. Зачем ты строишь из себя альтруиста? Да, ты можешь и не жить как шейх, но можно ведь жить и припеваючи и тихо одновременно. Президент ведь предлагала тебе целый дворец в секретном месте. С охраной и любым сервисом. И девочкам твоим было бы лучше. А ты все играешь в эти конспирологические игры с переодеванием. Фарс, одним словом.
- Девочкам будет лучше жить в городе, в обществе. А дворцы мне не нужны. Денег вполне хватает на все, в том числе и на образование детям. Так что я не жалуюсь. И конспирология в данном случае – гарант безопасности для всех. Чем меньше людей знают обо мне, тем лучше. Главное, что меня не засадили за решетку от греха подальше, а разрешили жить свободно.
- Даже и не знаю, что тебе пришлось сделать, чтобы добиться этого.
- Это… достаточно личный вопрос. Не хочу об этом.
- Ну-ну. А вот я бы не отказалась от дворца, - Александра разлила содержимое бутылки по рюмкам, едва заметно улыбаясь. – Третий-то, брат ваш по горю, тоже живет как король.
- Этот транс? – Михаил не сдержал усмешки, подходя к столу. – Азиатам не повезло больше всех. Ей богу, америкосам и того лучше без мужиков, чем косоглазым с их тайским божком с палкой и дыркой.
- Миша, прекрати, - закатилась хохотом Александра, осушив рюмку. – Какие непристойности ты говоришь.
- Серьезно! – он сделал паузу, выпил и продолжил: - Это ж надо: заиметь иммунитет к вирусу, оставшись чуть ли не последним человеком с мужскими причиндалами на планете, и стать вот таким! К тому же, будучи окруженным миллиардами женщин, он оказался еще и геем! Сдает в банк свое сокровище, мастурбируя на старое гейское порно, представляешь? Тьфу, гадость!
- Вы с ним в этом схожи, - подтрунила она, попутно разливая по третьей. – Конечно не в отношении сексуальной ориентации. Или я ошибаюсь?
- Смейся, сестренка, смейся.
Они выпили. Александра принесла вареной колбасы, хлеба и овощей. Выпили еще раз под закуску. С каждой выпитой рюмкой ее веселый настрой стал постепенно сходить на нет, и она в конце концов задумчиво потупила взгляд.
- Я люблю тебя, Сашка, - подбодрил ее Михаил.
- Я знаю. И я тебя, братишка.
- И все же я настою на том, что я знаток женщин. И вот почему. Почему раньше, до Дня Б женщины желали быть с мужчинами? Дело не только в инстинктах и нужде к размножению, а еще в духовной близости. Ведь это и есть самая интимная вещь в отношениях и даже во время секса. Вся эта нелепая на взгляд мужчины сентиментальность и чувственность женщины есть ни что иное, как порождения этой духовной близости, духовного резонанса. Поэтому после гибели мужской части населения женщины утратили это чувство или, точнее говоря, запрятали глубоко внутри, скрыли. Никакие игрушки из секс-шопов и даже современные куклы не способны разжечь этот спрятанный огонь. Многие, и это естественно в виду известных обстоятельств, переключились на представительниц своего пола. Пусть они говорят все, что угодно: что они вновь чувствуют любовь, что жить не могут друг без друга и все прочее. Но все это фальшивка, маска, под которой бесконечная тоска. Как и мужчина без женщины – никто, также и женщина без мужчины. Мы нужны друг другу для разжигания этого внутреннего огня, настоящие, осязаемые, откровенные. А судьба привела нас к синтетической любви, приторной, но пресной. И даже этот шейх вместе со всеми женщинами, что у него были, - никто из них не чувствовал настоящей любви, потому что все, что они делают, – это бездушная механика. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Александра кивала укрыв лицо ладонями и всхлипывала. Михаил продолжал:
- Только истинно любящие друг друга мужчина и женщина способны постичь высшее чувство. Понимаешь? Я лишился любви своей жизни, но сердце мое все еще полно этого эликсира. Я его не расплескал, в то время, как расплескиваю свой сок каждый день на благо цивилизации. В моей жизни есть горячо любимые люди – это дочки и сестра. Сестра, Саш. Ты. Я люблю тебя всем сердцем и хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы сбылись все твои самые сокровенные желания. Чтобы ты действительно полюбила жизнь. Чтобы огонь горел ярче яркого и выжег всю дрянь, что тебя окружает.
Она уже безудержно рыдала, опустив голову на стол. Алкоголь на дне бутылки пускал рябь от вибраций стола. Михаил подошел к ней, встал на колени и поднял ее голову. Тушь текла по щекам, ни чуть не навредив ее приятному, милому лицу. Он крепко взял ее за руки и в глаза откровенно сказал:
- Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Этой ночью он не вернулся домой. Собрался к своим дочерям только утром. По дороге к дому на пешеходном переходе его сбило такси. Скорая забрала его и отвезла в реанимационное отделение. Он был на издыхании, на грани жизни и смерти. Врачи пытались стабилизировать его состояние, попутно раздевая, чтобы изучить все раны и переломы тела. Шокированные увиденным ниже его пояса они остолбенели, а через несколько секунд бездейственной тишины редкий прерывистый пульс на мониторе сердечного ритма превратился в прямую нить.
Как бы ни старались спецслужбы, но утаить смерть одного из трех оставшихся на земле мужчин, самого скрытного и загадочного, так и не удалось. Мировую общественность взбудоражила эта прискорбная новость, и этот день объявили днем траура, наравне с Днем Б. Над оставшимися двумя представителями исчезающего пола усилили опеку и безопасность. Армия медиков ходила теперь за ними по пятам и контролировала каждый их вдох и выдох. При малейшем подозрении на переутомление мужчин отрывали от несения долга перед человечеством и клали на больничную койку, усиливая медицинский уход и не давая пошевелить им и пальцем.
Количество оплодотворений резко сократилось – более чем в два раза. В городах вспыхивали локальные бунты из-за уменьшенного предложения при сохранившемся спросе. Красочные и блестящие витрины нещадно разбивались, а аптеки горели, губя и без этого дефицитный продукт. Охрана правопорядка едва сдерживала натиск в самых крупных городах Старого Света, а разъяренные прекращением поставок правительства стран обеих Америк и Австралии объявили о намерении начать войну за мужское семя.
Одна смерть поставила мир на грань полного безумия.
Биологи, генетики, вирусологи и другие ученые к пику накала мировых страстей так и не смогли одолеть небывалый в истории вирус и даже не приблизились к этому. Но от самоубийства мир спасла беременность. За день до крупномасштабного вторжения в Европу и Азию кораблей сил «обделенных», одна женщина объявила, что в ее чреве растут и развиваются двойняшки.
Мальчики-близнецы.
Время будто бы остановилось. Земля на минуту прекратила свое вращение. Женщины всего мира не могли поверить ее словам, но шокирующего заявления хватило, чтобы поумерить пыл и попытаться разобраться во всем. Несколько уважаемых акушеров-гинекологов крупнейших клиник с помощью полностью функционирующего оборудования подтвердили слова счастливой будущей матери.
Прекратились бунты, воцарился мир, на улицах вновь заструился женский беззаботный смех, а в умах людей зародилась надежда. Тот день так и назвали – День Н, или День Надежды.

Женщина с большим животом сидела в удобном кресле просторной и роскошной гостиной величественного особняка. Нежными руками она поглаживала свой живот, тихо что-то напевая. Она старалась робко скрывать это, но ее лицо светилось от счастья.
Напротив нее в таком же кресле в стиле «Барокко» расположилась женщина в деловом костюме и с диктофоном в руке. Их окружали несколько десятков женщин-охранников в полной боевой экипировке, с автоматами в руках. Позади беременной женщины наготове стояла бригада медиков с каталкой.
Журналистка успела уже задать несколько вопросов про состояние здоровья интервьюируемой и ее мальчиков, про настроение, условия проживания, как та собирается назвать малышей, каким видит их будущее. Ответы беременной на эти вопросы более чем удовлетворили журналистку, и пришло время ей задать последний из списка:
- Как нам известно, ученые все еще не смогли найти противоядия от вируса, поэтому кроме как чудом вашу беременность не назовешь. Как вы думаете, Александра, что же на самом деле произошло? Что позволило вам, не смотря на невозможное, понести мальчиков?
Александра, продолжая гладить живот и улыбаться, опустила взгляд и несколько помедлила с ответом:
- Чудо – говорите? Пожалуй, это можно назвать чудом. Чудеса происходят постоянно, хоть многие их и не замечают. Чудо, когда твои несчетные племянницы похожи друг на дружку, как один. Чудо, что все они красивые и здоровые без исключения. Чудо, что родная мать, больная раком, исцеляется и живет дальше. Чудо, что в настолько сложное время, которое мы всем миром стремимся пережить, надежда не оставляет нас. Мы привыкли называть чудом что-то невероятное, волшебное. Но ведь это не совсем так, потому как мы сами делаем все для того, чтобы оно пришло в наши жизни. Вы спрашиваете, что же сделала я? Что позволило мне сделать невозможное? – у нее намокли глаза, но она ничуть не ослабила лучезарной улыбки. Посмотрела журналистке в глаза и ровно сказала: - Любовь. Настоящая. Осязаемая. Откровенная.