В каждом городе должна быть башня с часами...

«В каждом городе должна быть башня с часами», — снова думаю я, когда в очередной раз проезжаю мимо этого здания. Часы есть, но они не идут уже лет тридцать. И починить их всё никак не могут. Проезжаю мимо и снова забываю до очередной поездки. Слишком много других важных дел.
Прогуливаясь по улицам, поднимаю голову, будто ища что-то взглядом. И сама не понимаю, что же мне нужно. По сотне раз обхожу все улочки, тщетно пытаясь понять, чего сердцу от меня нужно. Но, так и не сумев, возвращаюсь домой, чтобы лечь спать, а завтра снова и снова повторять одни и те же действия целую неделю, а в воскресенье вновь выбежать на улицу и искать, искать, сломя голову, что-то.
Отрывая взгляд от бумаг, смотрю в окно, на облака, плывущие , кажется, слишком быстро, на деревья, колышущиеся от ветра, на пробегающих мимо людей. Все спешат куда-то, к кому-то и зачем-то. Весь мир куда-то спешит, бешено несётся, словно боится не успеть, опоздать, потерять единую секунду… Снова утыкаюсь в бумаги, пытаюсь не задумываться о том, что снаружи течёт жизнь. Такая сложная, такая разнообразная, такая…
Башня с часами снова предстаёт перед моим взором сквозь окно трамвая, утонувшая в весенних вечерних сумерках, застывшие и неподвижные стрелки навевают какую-то тоску. «Здесь жизнь не течёт» — думаю я, но тут же мысль улетучивается, и трамвай трогается с места.
Сегодня я брожу по улочкам как никогда долго, уже начинает смеркаться, а мне всё никак не хочется возвращаться домой. Свежий ветер бьёт в лицо, и на душе так хорошо легко и светло, а не как обычно… обычно никак. И, конечно же, ноги приводят меня к этому зданию. Я поднимаю голову только чтобы убедиться, что там, наверху, увижу часы с застывшими стрелками. Не стоило даже сомневаться, что рано или поздно я пришла бы сюда.
«И что дальше?» — спрашиваю я сама себя. Хотя прекрасно знаю, что сейчас развернусь и просто пойду домой, не понимая, откуда взялось это чувство горечи внутри. Но я обхожу здание, ищу дверь, на каждом шагу повторяя про себя; «Глупо. Глупо. Это просто глупо». Однако, как ни странно дверь открывается сама, где-то совсем рядом, слышен её скрип, и мне неожиданно сносит крышу. И вот я уже бегу по ступеням, пытаясь вспомнить, прошла я через дверь или же вовсе проскочила сквозь стену. Перепрыгивая через ступеньки и теряя на ходу босоножку, я поднимаюсь наверх, и сердце бешено стучит в груди, кажется, вот-вот выпрыгнет. А мысли в голове путаются, и хочется рассмеяться громко-громко как в детстве.
Я выбегаю на смотровую площадку, но чувство, это непреодолимое чувство счастья вдруг внезапно улетучивается, эйфория проходит, и я не понимаю, что же было сейчас. Ветер слегка колышет волосы, машины шумят, снуют по дороге, где-то звенит трамвай. Обычный тихий вечер. Внутренний голос с издевкой спрашивает: «Что же ты надеялась увидеть?» И я не могу ответить, потому что не знаю. Мне на минуту, на крошечную долю секунды, там внизу, вдруг показалось таким важным забраться сюда, но теперь я здесь и совсем ничего не чувствую. Пытаясь успокоиться, прийти в себя, начинаю медленно обходить смотровую площадку, проводя рукой по стене, покрашенной жёлтой уже облупившейся кое-где краской. Я считаю каждый шаг, чтобы восстановить сбившееся дыхание и вдруг краем глаза замечаю на стене сделанную красным фломастером надпись «В каждом городе должна быть башня с часами, потому что…», дальше буквы становятся неразборчивыми размытыми и превращаются в одно сплошное розовое нечёткое пятно, наверное, это дождь постарался. Я смотрю на на надпись и думаю, о том, как же её можно продолжить. Но в голову закрадываются только мысли об остановившихся уже давно стрелках часов и о том, как бы заставить их пойти вновь.
Неожиданно я резко осознаю, что уже почти стемнело и стоило бы пойти домой. Но сегодня не хочется никуда уходить, не хочется идти домой, чтобы завтра снова встать и снова день за днём повторять одни и те же действия, как заведённая игрушка. Не хочется оставлять башню, не разгадав её загадку. Я снова подхожу к перилам смотровой площадки и смотрю вниз. Там едут машины, спешат люди, горят огни, раздаются голоса.
— В каждом городе должна быть башня с часами, потому что… потому что бешеные потоки времени, текущие сквозь город должны где-то останавливаться, — задумчиво проговариваю я и тут же смеюсь, думая о том, что это звучит довольно бредово. Но скрежет металла заставляет меня вздрогнуть и обернуться. Стрелки медленно начинают ползти по кругу, стряхивая с себя оцепенение. И не успеваю я в очередной раз подумать о чём-либо, как со всех сторон на меня обрушиваются голоса, звуки, огни, ощущения, сбивая с ног. Я падаю на бетонный пол и крепко зажмуриваюсь, подумав, что это ветер так сильно разбушевался. Однако где-то глубоко внутри я понимаю, что это те самые потоки времени хлынули к вновь бегущим часам.
«Конечно, тридцать лет прошло. Как же они закрутились и людей в своих водоворотах закрутили, не давая вынырнуть ни на минуту, гоняя туда-сюда» — думаю я, сама удивляясь тому, откуда я это знаю. Но внезапно ко мне приходит понимание, что все знают это и понимают, но не хотят принимать. В конце концов, мы взрослые люди, а всё это так несерьёзно и неправдоподобно, что мы предпочитаем это спрятать глубоко-глубоко внутри, как воспоминания о знакомстве с призраком в пять лет. «Ну что вы! Это же детское воображение тогда разыгралось», — восклицаем мы и снова погружаемся в дела.
Да, я понимаю это всё, пока потоки времени стекаются к башне, сбивая с её стрелок ржавчину, сдувая пыль с застоявшихся шестерёнок, заставляя механизм проснуться от долгого сна. И почти час спустя, после того, как стрелки сдвинулись с места, раздаётся первый удар, за ним второй, третий… Часы отбивают все десять ударов, как и было положено. И уже редкие прохожие с удивлением поднимают голову вверх, вспоминая, когда в последний раз слышали эти часы. Застоявшееся и закрутившееся в городе за тридцать лет время до самого утра течёт сквозь башню. А я засыпаю внутри башни под шум и лязг шестерёнок, и время вплетается в мои сны, мне снится прошлое и, конечно же, настоящее. Только утром я спускаюсь вниз. Купив в первом же киоске карандаш, я снова поднимаюсь наверх и дописываю стёртую надпись. А в это утро в городе никто никуда не спешит.