Тёмка Жачкин в Стране Дураков

Тёмка вырвал из тетрадки лист с огромной красной двойкой в нижнем углу. Как-то само так получилось.

«Подумаешь! – подумал он. – «Не «лыжы», а лыжи! Не «ласипет», а велосипед!» Не всё ли равно кататься?»

Там были и ещё какие-то замечания, но он не стал тратить на них время. Сложил привычно листок пополам. Потом перевернул, Потом снова сложил. Посмотрел, что вышло. Оказалось: голубь.

-- Ну что ж, тогда лети!

Голубь взвился над троллейбусными проводами, мимо двух кошек на крыше – чёрной и рыжей с пятнами – и зайчиком заплясал-запрыгал в бездонном синем небе.

-- Эгеге-эй! – закричал Тёмка и, задрав голову, помчался следом. Живые голуби на телемачте посмотрели, сказали друг другу: «Кур-лу-мур» и полетели себе куда надо.

А внизу красота. Как по линейке нарисовано шоссе оловянного оттенка. Машины тараканами: туда-сюда. Река сине-серебристая с чёрным. Петли вьёт, хочет всё собой накрыть, да не получается. И вдоль неё – леса просыпающиеся поблескивают светло-зелёными кляксами.

Чуть дальше башня из дыма – такая прозрачная, что и совсем бы её не увидел, если б воздух вокруг не кривился, как испорченное стекло. Земля под ней вспыхивает звёздами -- то жёлтыми, то оранжевыми, то синими, то зелёными. То фиолетовыми, то ослепительно белыми.

Налюбовавшись, Тёмка посмотрел вверх. Небо. Одно только небо с жарким до боли солнечным диском. Он понял, что очутился там, где никогда ещё в жизни не очутывался. Или не очутался? В общем, где никогда ещё не бывал -- выше аж самого дыма!

-- Ой, -- сказал он.

И сразу почувствовал, что снижается. Тогда он крикнул:

-- Ай! – и кубарем покатился по склону, покрытому жёстким дёрном.

-- Уф-ф!.. – выдохнул он наконец, оказавшись во влажной изумрудного цвета лощине и всласть растянувшись на густом пахучем травяном ковре. Небо над головой приветливо сияло, а солнце, хотя и такое же яркое, уже не жгло, а слегка ласкало его белобрысую голову.

На краю луга, у самой опушки, кругами ходила привязанная коза. Тёмка пошёл к ней. Не то, чтобы она ему нужна. Просто, как он видел сверху, в той стороне должна быть река. А рядом с ней вполне может найтись неглубокое озерцо, в котором вода уже достаточно тёплая, чтобы искупаться.

Увидев мальчика, коза с тихим блеянием опрокинулась на спину и засучила ногами, на концах которых что-то ярко блестело. Подойдя поближе, Тёмка увидел: да это ж подковы! Он их даже потрогал бы, если б не забоялся получить удар куда-нибудь в живот. Да ещё подкованной ногой! Коза, довольная произведённым ею впечатлением, встала и принялась хрупать свои донники, подорожники и прочие лисохвосты – всё, что успело вырасти к этому дню.

Берёзы и тополя с молодыми лоснящимися листиками ещё не давали тени, но кое-какую прохладу обеспечивали и при этом пахли остро и завлекательно.

Пройдя по вымощенной переплетёнными корнями тропинке, Тёмка вышел на небольшую поляну. В центре её сидел лохматый мальчишка примерно тёмкиных лет в трусах и взрослом пиджаке. В руках он вертел сильно поношенный сапог размером с хороший портфель.

-- Здорово, -- сказал Тёмка. – Я Тёмка.

Мальчишка сунул картофелевидный нос внутрь сапога, что-то там вынюхивая.

-- Как тебя зовут? – не унимался Тёмка.

-- Кто как, -- буркнул мальчишка прямо в сапог.

-- Что-о?! – удивился Тёмка. – Барак?

-- Для тебя, может, и Барак, а вообще-то Абак, -- ответил мальчик, вынимая лицо из сапога. -- А тебе не всё равно?

Тёмке и в самом деле было всё равно, как зовут мальчика – «Недолговечный Дом» или «Допотопные Счёты». То ли дело его имя – Артём! Что «Здоровяк», что «Посвящённый Богине Артемиде» -- и тем и другим вполне можно гордиться. Или хотя бы похвастать иногда.

-- А что ты тут делаешь? – спросил он Абака.

-- Всё ему расскажи! – сощурил тот небесного цвета глаза.

-- Да ла-адно! – протянул Тёмка. – Подумаешь, секрет.

-- Секрет не секрет…

Абак поставил сапог перед собой, вытянул из кармана белую нитку, из другого микроскопический крючочек и стал прилаживать одно к другому. Покончив с этим, он отломил от ближайшего дерева ветку, привязал нитку к её концу и сел, опустив крючок в голенище сапога.

-- Это ты… Зачем? – в тёмкину голову вползло смутное подозрение. Вернее, целых два смутных подозрения, но о втором он пока опасался даже подумать.

-- Тс-с! – Абак приложил палец к губам.

-- Чё «тс-с»? Ты чего это делаешь?

-- Не видишь? – зло прошептал мальчик. – Рыбу ловлю. Не шуми тут.

-- Да какая рыба! – почему-то тоже шёпотом зашипел Тёмка. – Вода-то у тебя где?

-- При чём тут вода! Тише, тебе говорят.

-- Да как же без…

-- Ну ты! – обозлился рыболов. – Вот только попр-робуй, спугни. Только попр-робуй. Я ть-тебе!..

Дошептать он не успел. Сапог зашевелился, подпрыгнул несколько раз, и из него показалась большая мокрая голова с круглым перламутровым глазом.

-- Тяни! – пронизывающим до костей фальцетом закричал Абак. – Тяни же! Уйдёт!!!

Тёмка двумя руками уцепился за сапог и стал стаскивать его с рыбы.

-- Ты будешь тянуть или нет?! Откуда ты такой взялся?

-- Н-не сла-азит! – срывающимся от напряжения голосом прокричал мальчик.

-- Сильней! Сильнее дёргай, тебе говорят! А-а, дай сюда!..

Рыба, приоткрыв рот, взирала на их возню равнодушными глазами. Когда им наконец удалось вытряхнуть её на траву, она издала нечто похожее на вздох облегчения.

-- Уф! – рыболов стёр со лба бисеринки пота и с гордостью посмотрел на добычу. – Ух, кака-ая!

Рыбина, раза в два крупнее сапога, из которого появилась, вальяжно вильнула хвостом.

-- Жадничать не надо, -- заметил Тёмка, пытаясь унять дрожь в руках, что возникла от непривычных усилий. – Куда такую махину!..

Добытчик презрительно посмотрел на мальчика и сплюнул сквозь зубы.

-- Ты, я погляжу, вообще не рыбак. «Куда такую»! Разве удержишься, когда такое счастье в руки прёт!

Рыбина снова вильнула хвостом и свободным глазом посмотрела на Тёмку, как ему показалось, свысока.

-- А чего в реке не ловишь?

-- Вот и видно, что ты не рыбак, -- с достоинством отозвался мальчишка. -- «В реке». В реке любой дурак поймает. А потом: из реки мы бы её не вытащили. Ушла бы. Да, чего доброго, и нас с собой утащила. Читал я, как одного старика рыба чуть-чуть в речку не утянула. Во дела!

-- Не в речку, а в море! Я тоже читал.

-- В речку, в море… Не всё равно?

Тёмке показалось, что наступил самый момент, чтобы задать торчавший в нём колом вопрос.

-- Слу-ушай, -- осторожно проговорил он. – Можно у тебя спросить? Я тут видел…

Он осёкся, опасаясь, что мальчишка не поверит ему и, чего доброго, ещё станет насмешничать.

-- Ну? И чего ты там такое видел?

-- Видел… Как будто у козы… Там…

-- И чего у неё там? Баян, что ли?

-- Подковы! – набравшись храбрости, выпалил Тёма.

-- Да не тяни ты кота за хвост! Чего спросить-то хотел?

-- Вот и хотел спросить: зачем они.

-- Что значит «зачем». Копыта же.

Абак пожал плечами и отодвинулся, демонстрируя лёгкое пренебрежение к собеседнику, задающему какие-то несуразные вопросы.

На поляне выросла фигура человека родительского возраста, без пиджака и в одном сапоге. Волосы его крашеными пиками разбегались в разные стороны, а нос торчал наподобие клоунского – до того красный и круглый, что так и хотелось дёрнуть за него, чтобы проверить, настоящий ли.

-- Здорово, ребятня! – приветствовал он мальчиков голосом, напоминающим радиопомехи. И, обернувшись персонально к Тёмке, прибавил:

-- Жух Абакович.

-- Артём, -- представился Тёмка, поднимаясь на ноги. – Абакович -- это ваша фамилия или отчество?

-- Абакович -- это моё сынчество, -- ответил дядька и шмыгнул носом, отчего тот подпрыгнул до узкого бородавчатого лба.

-- А что такое «сынчество»?

-- Это то же, что ваше «отчество», только гораздо лучше. С ним никто никогда не может забыть о сыне. Верно, сынок? – он потрепал Абака по щеке, попутно стряхнув с неё несколько мелких травинок.

-- А… Наоборот? – вслух задумался Тёмка. Он вдруг вспомнил о своём отце, которого никогда не видел, но от мамы знал, что он где-то есть. Дома он часто ломал голову, пытаясь сообразить, почему этот отец, если он и вправду где-то есть, никогда о нём не вспоминает. И вот наконец нашлась разгадка. Оказывается – всё оттого, что у него нет сынчества!

Тёмке стало грустно, но тут ему пришло в голову, что отсутствие отца в доме иногда бывает очень даже кстати – например, когда приходится вырывать листы из тетрадки или дневника – и он мгновенно успокоился.

-- Наоборот?.. -- задумчиво произнёс Жух Абакович. – Наоборот, конечно, без отчества сложнее.

Тёмке показалось, что мужчина при этом не то всхлипнул, не то вздохнул. Но в ту же секунду он воскликнул своим обычным бодрым голосом.

– Но всё равно. С сынчеством лучше. По крайней мере, правильнее!

-- А если не сын, а дочь? – полюбопытствовал Тёмка.

-- У кого дочь, тот имеет дочество, -- взмахнул руками Жух. – Чего тут непонятного! Вот это добыча!

Он потрепал рыбину по хвосту. Та приподняла крышку жабры и выпустила из-под неё большой пузырь, похожий на мыльный.

-- Ну что, господа. Позавтракаем и в путь!

-- Сырую рыбу есть нельзя, -- со знанием дела произнёс Тёмка. – Особенно речную. В ней глисты бывают. Во-от такие!

-- А кто тебе сказал, мальчик, что мы собираемся есть её сырую.

Жух стал быстро-быстро тереть друг о друга ладони.

-- Запоминай, мальчуган, -- подмигнул он Тёмке. – Так ты всегда согреешь себя в самый трескучий мороз.

Тёмка увидел, как ладони дядьки стали вырастать. Затем они начали похрустывать, парить и наконец засветились красным. Он подсунул одну ладонь под рыбину, другой накрыл. Рыба зашипела, зашкворчала, покрылась корочкой – и изжарилась.

-- Великому Дондууку, -- уважительно произнёс Жух, оторвал рыбью голову и нанизал её на сук серебристого тополя. Затем отломил от тушки большой кусок.

-- Это тебе, уважаемый гость.

От рыбы шёл изнуряющий аромат. Тёмка впервые почувствовал, как проголодался от этого своего полёта. Зажмурившись от предвкушения, он поднёс аппетитную порцию ко рту и…

Зубы клацнули друг о друга. Открыв глаза, он едва успел увидеть, как с ладоней испаряются последние потёки жира.

-- Ого! Наш юный друг уже справился со своей порцией! – весело отметил Жух. – Нижайше прошу соизволения!

Он отломил новый кусок, ещё аппетитней первого, и положил его в тёмкины ладони. Кусок заколебался и исчез-растворился в воздухе. На тёмкины глаза навернулись слёзы.

-- Ого-о! – протянул Жух Абакович, увидевший, что произошло на его глазах. – Необъяснимый феномен какой-то. Значит, ты вообще не съел ни крошки?

Тёмка кивнул, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.

-- Но что же нам делать? Мальчик не может долго быть без горячего.

Он отломил ещё порцию и попытался накормить гостя со своей руки. Но чуть коснувшись губ мальчика, еда мгновенно исчезла.

-- Да что же такое! Над этим надо подумать, -- сказал мужчина. – А сейчас ясно только то, что оставлять тебя здесь одного никак нельзя. Отправляйся-ка ты с нами, Артём. Конечно, трудно будет на голодный-то желудок. Но одному ещё хуже. А вместе мы что-нибудь да придумаем. Вместе мы ого-го! Правда, сынок?

Он шлёпнул Абака по спине с такой силой, что из него вылетела рыбья кость, которой тот как раз собирался подавиться.

-- А куда идти? – невесело поинтересовался голодный Тёмка.

-- Вот туда. – Жух Абакович указал перстом в сторону огромного шершавого тёмно-коричневого холма.

-- В муравейник?! – ужаснулся Тёмка.

-- К сожалению, нет, -- ответил Жух. – Нам гораздо дальше. Муравейник – это только ориентир.

Он взял сапог, вытряхнул из него с десяток мелких рыбёшек и натянул на босую ногу.

-- Опять туда? – без особого энтузиазма осведомился Абак.

-- Только туда. Только вперёд! – по-командорски задрав голову, объявил папаша. -- О-о-ой!!!

Он упал-уселся на землю, стащил сапог и, страдальчески сморщившись, отодрал от босой ноги скрюченного, защитного цвета рака.

-- Глядите, други, -- произнёс он, подняв над головой кулак с торчащими из него усами и клешнями. – Вот что всегда подстерегает человека, склонного впадать в пафос.

-- А вы не впадайте, -- недружелюбно посоветовал Тёмка. В нём зародилось и как на дрожах пухло подозрение, что этот красноносый фокусник нарочно подстроил финт с рыбным блюдом, чтобы втравить его в какую-то непонятную затею.

-- Не могу, -- ответил тот, натягивая сапог и поднимаясь.

-- Эт почему это? – не слишком уважительным тоном поинтересовался мальчишка.

-- Я рождён для великих дел, а их без пафоса делать невозможно. Так что выхода нет!

-- Тогда вас на каждом шагу будут кусать раки, -- утвердительно заметил Тёмка, подумав при этом: «Чтоб они тебя вместе с сапогами слопали!»

-- Увы. Вы правы, мой юный друг. Это моя профессиональная болезнь. Такая, как, например, силикоз у шахтёра или бред величия у художника… Однако, вперёд! За мной, отроки! Не отставать! Время не ждёт!

Он сломил посох и двинулся широким императорским шагом. Мальчишки поплелись за ним с недовольным видом.

-- А куда это мы движемся? – негромко спросил Тёмка у Абака, воспользовавшись тем, что они несколько поотстали.

-- А, -- махнул рукой мальчик. – Всю весну туда таскаемся, как только дороги просохли. Есть там такое место, где один чувак закопал пять золотых. Так вот ему – он мотнул головой в сторону отца – втемяшилось найти их. Весь пустырь перекопали – дулю с маслом нашли.

-- Не весь! -- не оборачиваясь, прогремел Жух. – Остался ещё порядочный кусок. На всё лето хватит!

-- Вот-вот, -- пробурчал себе под нос Абак. – Всё лето будем ковыряться вместо того, чтобы порыбачить, побегать, в мяч поиграть.

-- Всем этим следует заниматься в учебный год, -- строго проговорил отец. – А лето даётся для великих свершений.

-- Чего?!

Тёмка аж остановился от неожиданной догадки. Вместе с ним затормозили и отец с сыном.

-- Это самое место, куда идём, как называется?

-- Поле Чудес, -- Жух поднял глаза к самым далёким небесам. Туда же устремился и его клоунский нос.

-- Значит, мы находимся… В Стране Дураков?! – изумился Тёмка.

-- Послушайте, молодой человек, -- назидательным тоном произнёс Жух Абакович. – А куда ещё вы рассчитывали попасть, пролетая по небу с голубем, сделанным из тетрадного листа с двойкой?

«Во даёт», -- подумал Тёмка. – «Откуда он знает про голубя?»

-- Знаю вот, -- отозвался Жух Абакович. – Но сейчас не об этом. Меня интересует, что вам тут не нравится.

-- Да хотя бы то, как здесь кормят!

-- Ну-у, дорогой, нельзя быть таким капризным. Вы же будущий мужчина! Я ведь пообещал вам разобраться. Когда вы прибываете, например, в летний лагерь, вам иной раз приходится же в первое время немного поголодать?

-- Приходится, -- нехотя согласился Тёмка.

-- Вот видите. Так что потерпите немного. А сейчас давайте продолжим путь.

-- Какой путь? Разве вы не знаете, что там ничего нет?

-- О-очень интересно! – оживился Жух Абакович. -- А с чего вы это взяли? И что вы вообще знаете об этом?

Тёмке льстило, что впервые в жизни взрослый человек не только обращается к нему на «вы», а ещё и задаёт вопросы как настоящему специалисту.

-- Ну как же! Эти золотые тогда же и выкопали.

-- Кто-о?

-- Мошенники. Кот и лиса.

Жух в задумчивости прикрыл глаза и горестно покачал головой.

-- Так вот отчего я с детства ненавижу котов и лис. Благодарю вас, молодой человек. Вы приоткрыли завесу над этой всегда мучившей меня тайной.

-- Да-а! -- вскричал вдруг Абак. – Ненави-идишь? А меня-то тогда за кошку!..

-- Молчать! – прервал его отец. – Я отлупил тебя правильно. Нельзя издеваться даже над теми, кого ненавидишь. Разве ты не стал после этой порки немного лучше?

«А я, наверно, никогда уже не стану лучше», -- с грустью подумал Тёмка. А вслух сказал:

-- Вообще-то, их было двое.

-- Ну да, -- с готовностью отозвался Жух. -- Один кот плюс одна лиса. Получается двое.

-- Я не об этом. Тех чуваков, которые деньги закапывали, на самом деле было двое.

-- Что-о?! – вскинулся Жух. – И ты молчал?

Он схватил свой посох.

-- Вперёд, друзья!

-- Да какая разница, -- лёжа на травке, сказал Абак. – Какая разница, сколько их было!

-- Да ты что. Ты не понимаешь, какая разница между пятью золотыми и десятью?

-- Если чуваков было двое, то значит, по двое было и котов, и лис. Так ведь? – обратился Абак к Тёмке.

-- Так, -- грустно согласился тот.

-- Позор на мои седины! -- Жух Абакович растрепал свои жёлтые волосы. – Что за дети выросли! Ни бельмеса не смыслят в арифметике.

-- Это почему же? – в один голос прокричали мальчишки.

-- А потому. Каждый первоклассник, да что там – каждый дошкольник в этой стране прекрасно знает, что чем больше соберётся участников, тем больше шансов, что они наделают ошибок. В данном случае их в два раза больше. Правильно?

-- Правильно.

-- Значит, в два раза больше и этих шансов. Скажем, кто-то из них поленился и не пошёл копать. Или они не нашли это место. Или кто-то повредил ногу и плюнул на это дело. Или они не умели считать – вот, например, как вы – и выкопали не все золотые. Или выкопали по ошибке что-нибудь другое – ведь, ты говоришь, была ночь?

Тёмка ничего такого не говорил, но на всякий случай кивнул.

-- Да мало ли что ещё! – продолжал предводитель. – Но главное даже не это.

-- А что? – было как-то странно, что после всего перечисленного могло ещё оставаться неозвученным какое-то «главное».

-- Главное, – изрёк Жух Абакович с устремлённым в небо перстом, -- это та самая моя безотчётная врождённая ненависть к лисам и котам. Она не могла быть дана мне просто так. Это, если хотите, карта, на которой отмечено место, где зарыт клад.

-- Не больно-то точная карта, -- заметил Абак.

-- Может быть. Но и не самая плохая. Идёмте же наконец.

Лес кончился. Друзья ступили на пыльную просёлочную дорогу, которая шла, изгибаясь, по всхолмленной местности, поросшей молодой весенней травкой. Вдалеке виднелись разноцветные поля -- малиновые, красные с жёлтым, розовые, стального цвета и совсем тёмные, будто не засеянные. Вдоль самой дороги, на небольшом отдалении, стояли… Чего там только не стояло! Лопаты, топоры, канистры с бензином и машинным маслом, деревянные бочки с холодной водой, холодильники с продуктами, подключённые к электричеству прямо от идущей вдоль дороги воздушной линии, шкафы с одеждой. Лежали колёса и разные запчасти от телег и автомобилей, стояли большие лари с овсом, газовые плиты с баллонами, сварочные и разные другие агрегаты – словом, при желании можно было найти всё, что угодно.

-- Что же всё у вас так… Бесхозяйственно? – с трудом подобрал Тёмка «взрослое» слово. -- Никто ничего не сторожит. Как же так!

-- Страна Дураков, -- ответил Жух. – Наши не воруют. А умные к нам редко заглядывают.

-- А если кому-то что-нибудь понадобится?

-- Так для того оно и лежит. Берут что надо, а деньги во-он туда кладут. Видишь, сейфы стоят?

За холмом дорога приблизилась к полю. Оно было странного жёлто-красного цвета. Приглядевшись, Тёмка увидел, что оно утыкано морковью. Морковки стояли на земле вверх тормашками, отчего были похожи на небольшие детские пирамидки.

-- Вот это да! – изумился он. – А ботва-то где?

-- Как где, -- ответил Жух Абакович. – Там, где ей и положено: под землёй.

-- Да кто же так делает!

-- Все делают, -- пожал плечом мужчина. – Сажают семечки вверх тормашками. Вот она так и растёт. И копать не надо, и чистая всегда: дождик её обмывает. А ботва потом сама в земле перегниёт – удобрение получается.

-- Откуда же зрелая морковь в это время? Весна ведь!

-- Ты, мальчик, невнимательно слушаешь. Как же ты в школе учишься? Удивляюсь. Я ведь сказал: сажают вверх тормашками. Вот всё и идёт наоборот: осенью сажают, а к весне она уже зрелая. Озимая морковь.

-- Ну дела-а! И всё другое так?

-- Нет, конечно. Не всё, а только то, что нужно. Свёкла там. Репа, брюква, картофель. Никому в голову не приходит посадить так, скажем, подсолнухи.

-- А зимой как же? Не вымерзает?

-- Зимой всё только слаще становится.

Абак сбегал на поле и принёс в охапке несколько крупных ровненьких морковок. Отец с сыном аппетитно захрустели.

-- Угощайся, Артём. Чего ты!

Тёмка осторожно взял морковку. Но едва он поднёс её ко рту, она съёжилась, изогнулась – и через мгновение исчезла совсем.

-- Стоп! – крикнул Жух. – Я, кажется, всё понял.

Он бросил недоеденную морковку на обочину, взял воткнутую кем-то в землю лопату и пошёл на поле. Ребята следили за его движениями.

Между морковками кое-где зеленела редкая сорная трава. Отец Абака приглядывался к ней и иногда что-то там выкапывал. Вернулся он к ребятам с пучком моркови, который держал за ботву, словно кота за шкирку.

-- Вырожденцы, -- пояснил он, отмывая морковь в специально поставленной для этих целей бочке. – Бывает, попадают некачественные семена, из которых вырастают такие вот неправильные растения – ботвой вверх. Как говорится, в семье не без урода. А ну-ка попробуй!

Он протянул морковь Тёмке. Наученный горьким опытом, тот взял её с некоторой опаской. Отломил тонкий хвостик, поднёс остальное ко рту и…

Морковь оказалась упругой, сочной и очень сладкой.

-- Ура-а! – захлопали в ладоши предводитель и его сынишка.

-- Ты понял, в чём дело? – обратился он к Тёмке.

Не в силах прекратить жевание, тот произнёс что-то нечленораздельное.

-- Советую тебе не нажимать с голодухи на сырую морковь, -- серёзно сказал абаков родитель. – Во-он на том повороте делаем привал, сварим нормальную пищу и пообедаем. А пока послушай, что тебе скажет старший.

Тёмка перестал жевать. Он действительно почувствовал в животе какое-то не очень приятное шевеление и, хоть и с трудом, решил пока воздержаться.

-- Привыкнув жить там, у себя, -- продолжал оратор, -- ты не можешь питаться нормальной дурацкой пищей. Ты не веришь, что она реальна. Причём не веришь настолько глубоко, что даже не можешь понять, что не веришь. Вот поэтому она для тебя и не существует. Ты сам уничтожаешь её своим неверием, даже не осознавая этого. Ты понял, малыш?

Жух похлопал Тёмку по плечу.

-- Запомни: в жизни так бывает очень часто. Мы думаем, что кто-то или что-то вредит нам, подстраивает всякие гадости, хочет нас уморить -- а на самом деле этим вредителем являемся мы сами.

-- Но человек не может вредить сам себе! – воскликнул в запальчивости Тёмка.

-- Ещё как может! – возразил Жух Абакович. – Я знал множество людей, которые ежедневно с утра и до ночи только этим и занимались. Я долго жил среди них. Я даже сам чуть не стал таким же. Но Бог дал мне шанс попасть сюда.

Он потрогал свой красный пупырчатый нос.

-- В Страну Дурако-ов? – сказал с удивлением Тёмка.

-- Да. В Страну Дураков. Мой сынишка, -- он погладил Абака по лохматой голове, -- поверил мне и пришёл сюда со мной. И теперь я за него спокоен.

-- Но почему?

-- Потому что в мире есть много дел, которые под силу только дураку. Ни один умник никогда не поймает рыбу в сапоге. Просто потому, что никогда не попробует это сделать. Ни одному умнику никакая волшебная щука пользы не принесёт. Потому, что он её никогда не услышит. А если услышит, то ни за что не поверит. «Э-э! – скажет он. – Знаем мы эти байки. Сейчас тебя отпусти -- ты вильнёшь хвостом, и поминай как звали. Нет уж, я не дурак! Полезай-ка ты, добыча говорящая, в уху». Его мать, -- он кивнул в сторону Абака, -- не захотела пойти с нами. Она сказала: «Дури мне и здесь хватает». И теперь нам непременно надо найти эти пять золотых, потому что там её без них не вылечишь. Тогда как здесь она бы вылечила себя сама.

Он вздохнул как и в прошлый раз – со всхлипом – и снова потрогал свой распухший красный нос.

-- Но ты ведь сам говорил, что пяти золотых ей не хватит, -- с досадой сказал Абак.

-- Нет, хватит! – ответил Жух Абакович. – Я зарою их где положено, и к утру у меня вырастет дерево с золотыми вместо листьев.

Дойдя до поворота дороги, они расположились у низенькой лесопосадки. Жух Абакович накопал неправильной картошки и неправильного репчатого лука. Тёмка с Абаком почистили и пожарили это всё на обычной газовой плите, взяв масло из стоящего у дороги холодильника. В посадке набрали листьев смородины, нарезали прутьев шиповника и заварили превосходнейший, красный как зорька, чай. Едва уселись за трапезу, как из-за поворота показался небритый мужик в брезентовом плаще, верхом на корове.

-- Здорово, Екатериныч! – приветствовал его Жух. – присаживайся с нами!

-- Тпру-у-у! – сказал мужик. – Здорово был, Абакыч. Спасибо за приглашение.

Он спешился. Чёрным, чешуйчатым как уж, кнутом спутал корову и подошёл к столу.

-- Корова расковалась, -- объяснил он, присаживаясь. – Еду вот до кузнеца.

-- Вы пастух! – догадался Тёмка.

Екатериныч вопросительно кивнул на него Жуху.

-- Наш гость, -- пояснил тот. – Оттуда.

-- А скажите, -- обратился к пастуху любопытный Тёмка, -- зачем у вас куют коров?

Тот пожал плечами.

-- У нас всех куют, у кого копыта. У тебя, часом, нет? – он с серьёзным видом посмотрел под стол. – А то, вон, поехали вместе.

-- Но зачем куют-то?

-- Не знаю, -- уже всерьёз отвечал пастух, видя, что от мальчишки просто так не отвяжешься. – Это давно ведётся.

-- Я слышал, -- пришёл на помощь Жух Абакович, -- что когда-то в давние времена они сами попросили. Позавидовали лошадям. И говорят, что с тех пор надои пошли вверх. Не знаю, правда ли. Но так говорят.

-- Коровы, козы или там кто, -- добавил пастух. – Бабы ведь. А они ж очень любят каблуки всякие-разные. И вообще всё, что блестит. И звенит.

-- А что, козлов с быками не куют?

-- Куют. Но это уже так, вдогонку. Чтобы не отставали.

После обеда, когда Екатериныч, поблагодарив хозяев, ускакал на своей корове, друзья улеглись на ковёр из густой ласковой травы и стали разглядывать небо, здесь по-весеннему светло-голубое, с лёгкими рябинками облаков.

-- Говорили «деньги, деньги», а сами ничего не положили, -- бестактно заметил Тёмка.

-- Мы вчера заплатили за всю неделю, -- сказал Жух Абакович, повернулся на бок и захрапел.

Темнеть начало, когда тройка шагала по обочине асфальтированного шоссе. Машины мчались уже с зажжёнными фарами, которые на фоне алого, затем кирпичного и наконец фиолетового заката казались несущимися с космической скоростью небесными телами.

-- Вот те на! – произнёс Жух Абакович. – А где же кровати? Здесь всегда стояли кровати.

-- Упёрли, -- не без некоторого злорадства произнёс Тёмка.

-- Ни в коем случае. Просто перенесли куда-то. Кому-то где-то понадобилось.

-- Да почему же вы так уверены, что их не украли?

-- Видите ли, молодой человек. Дураки народ простой. Все они твёрдо знают один закон: если ты что-нибудь украдёшь, то когда-нибудь обязательно что-нибудь украдут у тебя. И, как любит выражаться молодёжь, весь прикол состоит в том, что никогда не знаешь, что именно у тебя украдут и когда. Могут ведь стырить что-нибудь такое… Здоровье, например. И момент могут выбрать такой… Как вам объяснить? Ну, скажем так: перед самыми летними каникулами.

-- И это прямо-таки обязательно?

-- Вот. У жителей этой страны нет лишнего кривого ума, чтобы задаваться такими вопросами. И нет ни лишнего времени, ни лишней храбрости, чтобы экспериментировать, проверяя этот закон на себе.

-- Но ведь у вас могут украсть, даже если вы ничего не украли.

-- Могут. Но тогда беда случится у тех, кто это сделал. А если я украду, она обязательно случится у меня. Закон природы! Его даже в школах преподают. Дурак, ведь, он как: если есть закон – значит, надо подчиняться и точка. А умник, тот всегда рассуждает: подумаешь, мол, «закон»! Пусть дураки его соблюдают. А на меня он, может, не подействует. И вообще: это всё не доказано.

-- Хорошо, -- сказал Тёмка. – Я подумаю над этим, когда мы начнем изучать физику.

После ужина совсем стемнело. Автомобили по шоссе стали проскакивать редко – по капельке. Потянуло холодом.

Устраиваться на ночлег пришлось прямо на траве. Тёмкины спутники, казалось, не испытывали никаких неудобств. Сам же он минут через пять замёрз и стал сильно дрожать.

-- Чему я тебя учил? – напомнил Жух Абакович сонным голосом. – Ладони!

Тёмка начал энергично тереть ладони друг о друга. Кисти рук переполнились теплом. Оно полилось дальше, к локтям. Потом к плечам. Потом потекло по телу и стало понемногу наполнять ноги от бёдер к икрам и ступням. Комфорт пришёл, но руки сильно устали. Остановился, чтобы передохнуть, и набранное было тепло мгновенно улетучилось.

-- Каменный век, -- сказал из темноты Абак. – Смотри сюда.

Он достал крохотный – в три связанные спички -- электрический фонарик и, включив, положил на траву перед Тёмкой.

-- Закрой оба глаза, а потом чуть-чуть приоткрой левый. Совсем чуть-чуть, чтобы только была малюсенькая щелка. Сделал?

-- Сделал, -- ответил Тёмка.

-- А теперь смотри через эту щелку на огонёк и впускай, впускай в себя тепло. Впускай до тех пор, пока не согреешься. Потом закроешь и левый глаз, и никуда оно из тебя не денется.

Порядком уже продрогший, Тёмка с жадностью принялся за дело. Он впускал, вливал, впихивал в себя золотистое тепло, пока оно не стало распирать его изнутри как гелий распирает воздушный шар, который из кишки превращается в колбаску, потом в дыньку, потом в огромное бесформенное чудище и наконец в солнце, что горит, переливается, растапливая, испаряя всё вокруг, и во весь свой трубный голос орёт:

-- Подъё-ом! Па-адъ-ё-о-ом!

Небо над головой радостно синеет. В кастрюльке над синей газовой розеточкой что-то соблазнительно булькает.

-- К полудню дойдём! – бодрым голосом объявляет командор.

Двинулись вдоль шоссе, по хорошо утоптанной тропинке, с обеих сторон от которой зеленела аппетитного вида трава. С противоположной от шоссе стороны к тропинке то и дело подходил и удалялся сверкающий, будто усыпанный дневными звёздами ручей, из которого высовывалась и с любопытством поглядывала на путников разная рыбья малышня.

-- Ого-о! – прокричал предводитель, потрясая своим посохом в сторону горизонта. – Уже! Уже показалось!

Тёмка поднял глаза от тропинки и увидел макушку поднимающейся от горизонта дымовой башни. Странное подозрение возникло у него внутри. По мере того, как компания приближалась, башня росла и вширь и ввысь, виднее становились её кудряшки и завитки. Наконец, когда путники преодолели подъём и поднялись на невысокое плато, они увидели её основание, сверкающее разноцветными вспышками – жёлтыми, зелёными, фиолетовыми и ослепительно белыми как бриллианты.

-- Поле Чудес! – вдохновенно произнёс предводитель Жух, останавливаясь.

-- Ха! – отозвался Абак. – «Поле Чудес». Обыкновенная свалка!

Разноцветные звёзды, так поразившие Тёмку, -- это были просто разбросанные там и сям бутылочные стёкла. А ажурная дымовая башня, упирающаяся в небо, поднималась от площадки, на которой сгребали и сжигали сухой горючий мусор.

Остаток пути шли молча. Тёмка неотрывно смотрел на приближающееся Поле и ему казалось, что перед ним то расстилается ковёр, усыпанный драгоценными каменьями, то стоит гигантское ведро с мусором, которое какой-то великан должен вынести, но не знает, куда.

-- А это и то и другое, -- сказал командор. – Любая свалка может стать Полем Чудес, как и любое поле чудес может превратиться в свалку.

-- А у человека может быть мамчество? – неожиданно для себя спросил Тёмка.

-- У человека может быть всё, что угодно, Если только он сам этого захочет, -- ответил Жух и пристально посмотрел на мальчика.

Они подошли к самому краю площадки. Немного в стороне, крича и скандаля, тучей носились над горами свежих отбросов чайки -- белые с грязным.

Предводитель воткнул в землю свой царский посох и обратился к спутникам с возвышенной речью. Он сказал:

-- Я вас приветствую, други мои, на этой благословенной земле, которая…

Пролетающая чайка капнула прямо на его выдающийся нос. Жух развёл руками.

-- Ничего не поделаешь. Профессиональная болезнь!

Он вынул пёстрый платок величиной с наволочку и отёр им лицо.

-- Подойди ко мне, друже, -- позвал он Тёмку.

Тёмка подошёл. Абаков родитель положил руки ему на плечи.

-- Пойми меня правильно, мальчик. Мы с сыном – он кивнул на Абака, который при этом по-отцовски шмыгнул носом, -- очень рады нашему знакомству. Мы даже, можно сказать, полюбили тебя и искренне хотели бы никогда с тобой не расставаться. Но!

Он сделал паузу и с опаской покосился на небо над головой.

-- Но у тебя есть мать, о которой ты недавно так остро вспомнил. Она беспокоится. Она тебя ждёт. Не обижайся: мы вовсе не гоним тебя. Но твой дом там.

-- Я ещё хотел немного помочь вам…

-- Тогда ты отсюда вообще не вернёшься! – со смехом сказал Абак. – Нам тут всю жизнь копаться!

-- Мы будем копаться столько, сколько понадобится, сын. Потому что мы обязаны это сделать. Но не отчаивайся. В этой земле зарыто такое множество кладов, что если хорошенько покопать, обязательно что-нибудь найдёшь. А вот у тебя, Артём, совсем другие задачи. Каждый должен нести свой чемодан.

-- Я подумаю об этом, -- сказал Тёмка. – А как можно уйти отсюда?

-- Это интересный вопрос. И ответ на него стоит запомнить. Слушай же. Выбраться из Страны Дураков можно одним-единственным путём: тем, которым ты в неё попал.

-- Значит, мне никогда отсюда не выбраться, -- проговорил Тёмка, и волна ужаса и тоски пробежала по всему его небольшому существу. – Я ведь так и не знаю, где мой голубь.

-- Нам чужого не нужно, -- улыбнулся абаков папаша.

Он извлёк из внутреннего кармана пиджака маленького бумажного голубя с жирной красной двойкой на крыле и, расправив тёмной, сучкастой рукой, протянул его Тёмке.

Попав в руки мальчика, голубь затрепетал, запрыгал от радости и тут же засобирался в полёт. Охваченный радостным порывом, Тёмка размахнулся и привычным движением запустил бумажную птицу.

Она взмыла в небо, кувыркнулась и камнем пошла вниз.

-- Что это?

Тёмка поднял голубя, осторожно держа его за крылья, будто раненую чайку.

-- Не знаю, -- ответил Жух Абакович.

Он уже сидел на перевёрнутом ящике и задумчиво смотрел куда-то вдаль.

-- Не знаю, -- не отрываясь от каких-то далёких мыслей, повторил он. – Может быть, за это время ты просто поумнел.

-- И что же мне теперь делать? – с отчаянием в голосе проговорил мальчик.

Мужчина пожал плечами.

-- Если ты по-настоящему поумнел, то обязательно найдёшь, что делать.

Тёма поглядел на голубя. Он лежал на его ладонях, подрагивая, словно переживая случившееся. Мальчик почувствовал, как еле-еле, крохотным молоточком застучало в птице бумажное сердце. «Ну же, дорогой, -- подумал он, -- Давай же. Давай!» Словно воочию он увидел, как птичка поднимается вверх, наливаясь силой, дерзостью и бесконечной всепобеждающей радостью, какую она может испытать только там. Словно воочию увидел он, как голубь плавает в синеве, кувыркаясь и прыгая, и удивлённые чайки совершают пируэты, чтобы избежать столкновения с этим незнакомым чудищем. «Вот как надо! Так надо. Я знаю: ты сможешь так!»

Артём посмотрел в свои ладони, но в них уже не было ничего.

Он перевёл взгляд на Жуха Абаковича. Тот молчал, и Тёме показалось, что он усмехается. В следующую секунду мальчик почувствовал, как что-то властно тянет его вверх.

-- Как только вернусь, я схожу в церковь и поставлю свечу за вас и за маму Абака, -- сказал он серьёзно.

-- Спаси тебя Бог, -- ответил мужчина, по-прежнему глядя в только ему открытую даль. – Но помни: прежде, чем прийти в церковь, надо научиться верить.

-- Прилетай к нам ещё! – вдогонку крикнул Абак. – Прилета-ай!

-- Обязательно. Обязательно прилечу.

Тёма был уже высоко, но точно знал, что Абак его слышит. И он сказал негромко, как подумал:

-- Конечно, прилечу. Как только вырву очередной лист из тетрадки.