Я помню, как танцевала...

Меня зовут Ева. Мне девятнадцать лет. Пожалуй, стоит начать историю своей жизни с детства. Считается, что это- самая светлая и беззаботная пора в жизни человека. Не буду спорить. Жаль, что я помню из него всего несколько эпизодов.

Мой отец погиб в местах лишения свободы, когда я училась в первом классе. Я его почти не помню. Когда я думаю об отце, в моей памяти всплывает только пыльный, апрельский день. Тёплый и солнечный.Это было за несколько лет до того, как я пошла в школу. Кое-где уже начала пробиваться болезненная и слабая светло-зелёная травка и жёлтые цветы. Мама как-то сказала мне, что они называются мать-и-мачеха. А деревья всё ещё стояли голые и неживые. Как будто пришли сюда в гости из декабря.

Я устала, мне было жарко и очень хотелось попробовать хотя бы одну карамельку в синей бумажке, пакетик с которыми я несла в руках. Но папа говорил, что нельзя есть на улице грязными руками. Если я сделаю это, подцеплю какую-нибудь заразу. А мама станет ругаться. Папа боялся её выговора не меньше, чем я.

Он был ещё совсем молодым парнем. На шесть лет старше, чем я сейчас. Ярко-зелёные глаза, чёрные, густые, вьющиеся волосы, смуглая кожа. Я любила его больше всего на свете. Он казался мне чуть ли не богом. Я думала, что он будет рядом со мной всегда. И потому не ценила минуты, проведённые с ним. Часто капризничала.

Вот и в тот день я всю дорогу ныла, что мне жарко, я хочу конфет, я стёрла ногу, я… Я, я, я! Как я могла быть такой эгоисткой? И почему отец не прикрикнул на меня? Почему продолжал увещевать таким ласковым и проникновенным тоном?

Мы шли мимо белых двухэтажных домов. В некоторых дворах женщины развешивали бельё(особенно, запомнились мне ярко-красные детские штанишки), в другом- дети играли с большой белой собакой. По голубому небу плыли растрёпанные, мохнатые облака. Точь-в-точь, как эта белая собака. Мы проходили мимо церкви, и там сидели две старушки в чёрной одежде. Они улыбнулись мне, и одна из них меня перекрестила.

-У тебя красивая дочка, паренёк, береги её,- сказала старуха.

Я точно не знаю, за что посадили отца. Мама говорила, что он часто играл в карты на деньги, и что-то там такое вышло во время одной партии. Как бы там ни было, в холодную и дождливую октябрьскую ночь за отцом пришли. И увели навсегда. А мама в белой ночной рубашке плакала и ломала руки и всё кричала: «Ведь я же тебя предупреждала!»

Следующее воспоминание о детстве связано у меня с длительной болезнью. Я тогда училась в третьем классе и постоянно чувствовала себя слабой, уставшей, утомлённой. Приходила из школы и ложилась отдохнуть. Мама думала, что у меня малокровие. Но оказалось- проблемы с сердцем.

Я долго лежала в больнице. Там было невыносимо скучно. Книжки надоели. Я смотрела в окно на дождевые капли, бьющиеся о стекло, словно бабочки, и ждала маму. И считала дни своего пребывания в этой тюрьме. Грубые нянечки, отвратительная пища, тоска по дому, бесконечные уколы. Всё это сводило меня с ума. Я чувствовала себя, словно зверь, которого посадили в тесную клетку.

Когда мне было десять лет, мама вышла замуж во второй раз за дядю Семёна. Вы думаете, что он бил меня за любую провинность, грязно ко мне приставал, отправил в детский дом или же я, ослеплённая ревностью и детским эгоизмом, сама всеми силами старалась выжить его и превратила их с матерью жизнь в настоящий ад? Нет, мне придётся вас разочаровать.

Отчим оказался неплохим, пусть и немного простоватым, мужиком. По вечерам мы с ним часто играли в шахматы и шашки, а мама смотрела на нас и улыбалась. Это была настоящая семейная идиллия. Дядя Семён отчасти смог заменить мне отца, которого мне не хватало все эти годы.

Мама тоже очень его любила. Но что-то отравляло их радость. Однажды ночью, когда они с дядей Семёном сидели на кухне, я случайно подслушала их разговор. Оказывается, они очень хотели родить малыша. Но у дяди Семёна были какие-то проблемы со здоровьем. Так что я - их единственный ребёнок. И в чём-то это плохо. Очень плохо.

Последующие воспоминания связаны с моей учёбой в университете. Я уехала в областной центр, и мы снимали квартиру на двоих с подружкой. Мама и дядя Семён давали мне немало денег. Но для того, чтобы весело жить в большом городе, нужен большой доход. Так что я стала подрабатывать после учёбы. У меня появились новые друзья. Много друзей. Жизнь моя стала яркой, полной света и безграничного счастья.

Вскоре я познакомилась с замечательным парнем из богатой семьи. Звали его Славой. Часто мы со Славиком и нашими общими друзьями ходили в ночные клубы. Что это была за жизнь? Счастье, громкая, сумасводящая музыка и танцы, танцы, танцы до утра. Восторг, переполнявший душу. Славик, обнимавший меня за плечи и что-то шептавший мне на ухо. Бывало, что я спала не больше часа в сутки.

Забыла сказать, что свою болезнь, по словам врачей, я переросла. И такие перегрузки мне были не страшны. Так я тогда считала. По утрам на парах у меня слипались глаза. В универ я приходила с опозданием. Учёба почему-то стала казаться мне чем-то ненужным и удивительно скучным. Подработка тем более.

Серый зимний город, мрачные трамваи, озабоченные лица прохожих. Какой всё это в сущности бред! Какой-то невыносимый, набивший оскомину, безнадёжный ночной кошмар. Днём всё было нереальным и каким-то чужим. По-настоящему я жила только ночью. Во время этих танцев всё моё тело наполнялось какой-то необыкновенной энергией, ноги как будто не касались пола, и хотелось смеяться, смеяться без конца. Моя душа наполнялась любовью к друзьям и особенно к Славику.

Воздух был напоён фруктовым запахом. Апельсиновым, вишнёвым, банановым. В тот вечер меня преследовал аромат зелёного яблока. Почему именно зелёного? Я убеждена, что каждый запах имеет свой цвет. Тот аромат был ярко-зелёным.

Я танцевала и танцевала. За окном было холодно, и шёл снег. А с меня пот тёк ручьями. Я представляла, что снаружи жаркая июльская ночь. Сердце билось сильно-сильно. Я чувствовала его в руках и в голове. Во всём теле. И вдруг в глазах у меня потемнело, и что-то сильно сдавило грудь. Резкая боль пронзила всё моё тело. Я попробовала вдохнуть этот жаркий, клубный воздух, но тщетно. Я ловила его губами, словно выброшенная на берег рыба. А музыка стучала у меня в висках. Словно кровь. И вдруг всё исчезло.

Очнулась я в больнице. На каталке лежала какая-то девушка, накрытая простыней. Мне не хотелось на неё смотреть, и я по длинным и безнадёжным больничным коридорам побежала к выходу. С детства ненавижу больницы.

У входа стоял Славик и курил. А плечи его сотрясались от рыданий. Но ведь раньше Славик никогда не плакал. Мне захотелось прижать его к себе, как больного ребёнка. Успокоить, убаюкать.

Я подошла к Славику, обняла его за плечи. Но он так был погружён в своё горе, что не заметил моих прикосновений.

Весь следующий день я бесцельно бродила по городу. Зашла в университет, в наше студенческое кафе. Никто меня не замечал, словно я была тенью, пустым местом. Вечером я попала в ночной клуб. Друзья веселились без меня как ни в чём не бывало. Только Славик куда-то пропал.

А потом я оказалась в морге. Жуткое, отвратительно пахнущее место. Двое склонились над телом молодой девушки, похожей на меня, как две капли воды. Кто-то из них произнёс: «Остановка сердца».

А потом я побывала на похоронах в своём маленьком городке, куда доставили моё тело. Мама горько плакала и едва держалась на ногах. У дяди Семёна лицо было серое и вытянувшееся. Он как мог поддерживал мать. Я- их единственный ребёнок. И это плохо. Очень плохо.

В третьем классе у меня были проблемы с сердцем. Спустя десять лет эта болезнь убила меня. Убила, когда я находилась на вершине блаженства. И счастье это, казалось, продлится вечно.

У меня сохранилось мало воспоминаний о моей короткой и в общем-то заурядной жизни. Но лучше всего я помню, как танцевала в тот последний вечер. Ещё никогда я не была так счастлива. Даже в тот тёплый, апрельский день, когда отец купил мне конфет, и мы возвращались домой.