Соглашение

Дела в фирме шли плохо. От этого непростые отношения в коллективе делались ещё сложнее. Как некоторые виды насекомых, как грызуны, оказавшись в большом количестве на малой территории, сходят с ума, проявляют агрессию, так и люди обнажили свои не лучшие свойства. Кто-то саботировал работу, не платят же толком, кто-то пытался, иногда успешно, что-нибудь украсть и продать, иные пытались занять чужое место, карьеру, так сказать, пытались сделать. Скандалы, ругань, хлопанье дверьми, намёки, грубость, - всё это даже не замечалось, к этому привыкли. Корпоративные улыбчивые фотографии в кабинетах руководства – грустное напоминание о человеческой сущности.

Конечно, человек устроен так, каждый пытался найти объяснение происходящему. От безденежья, безделья происходил едва ли не конкурс на более вычурную версию внезапного затруднения. Доставалась всем: политикам, и своим, и чужим, чиновникам, и своим, и чужим, отдельным национальностям, отдельным валютам, непростому климату, историческим личностям, техническому прогрессу, противоположному полу, противоположным мнениям, сомнениям, доходило даже до спиритизма и магии. В этих измышлениях не отводилось места собственным страстям и порокам, лености и, просто, глупости. Не было места и осознанию того, что закончилось время лёгких денег, как не крути, закончилось. И сколько не говори, но теперь каждый себе сам «Мюнхаузен», каждый сам себя, хочет или нет, будет за волосы вытаскивать из этой ситуации.

Однако, подряд получен, замена электропроводки в сельской школе. В связи с этим все высказались – официально и нет. Директор долго говорил, что этот подряд ему достался неимоверными усилиями, поэтому, хотя ожидаемая прибыль весьма скромна, надо сделать всё как нельзя лучше, так как хорошая репутация особенно в кризис – крайне важно. Неофициально он бросил секретарю: «Эти идиоты ещё и не довольны, как будто я рад подобным контрактам». Начальник участка электриков Тимаков Сергей Степанович официально сказал: «Да всё понятно, будем делать». Не официально не сказал ничего. Бригадир электромонтажников публично вставил: «Ну, хоть аванс какой-нибудь дайте». Рабочим сказал: «Я бы этого кретина, Тимакова, убил бы при случае, никогда ничего для участка не сделает». Таким образом рабочие узнали о предстоящей работе, поэтому они не имели возможности высказаться официально, так как не присутствовали в офисе. И всё, что они сказали не публично, но очень громко, слышал только их бригадир, Селиванов Игорь. Игорь это слышал много раз, да и сам, когда был рабочим, говорил подобное. Это «подобное», это разочарование в словах. Им не удастся заработать, лишь свести концы с концами. Но, у Тимакова и Селиванова отличные парни, они сделают всё хорошо и как можно быстро, чтобы минимизировать затраты.

Как в некоторых профессиях осуществляется подразделение на «большое» и «малое», «дальнее» и «ближнее», так и учители, - сельский учитель – особенная подразделение, особенное состояние души.

Каждый год такие учителя встречают первоклассников, но каждый из этих малышей, абсолютно каждый, станет его учеником, потому что нет «а», «б» и т.д. На выпускной, каждый покидающий школу, был, понятно, его учеником. В таких школах не бывает «чужих» учеников. Поэтому первого сентября приходят не потенциальные ученики, а все, как говорят на все сто, свои. Нет и чужих выпускников, каждый, много чаще, «каждая», учитель привила им что-то своё, индивидуальное.

Учителям с опытом доводится не только учить детей собственных выпускников, но и порой даже внуков. В значительной мере такой учитель живёт среди своих учеников, бывших и настоящих. Его собственные дети живут здесь, и они были или будут учениками своей мамы, как и другие дети.

Жизнь среди учеников, это дополнительная ноша. Каково узнать о разводе любимой ученицы, или увидеть на улице, по пути на работу, не бритого, не трезвого, идущего соответствующей походкой, бывшего мальчика со звенящим голосом. Вспомнить о его детях, которые скоро придут в её класс, и подумать: «Неужели и они…» Но, самое страшное – похороны. Причины разные: кто покинул мир вследствие болезни, а кто и в пьяной драке расстался с жизнью, но хуже всего – цинковые гробы. Невесть где, за что, но появится на сельском кладбище могилка со звездой. На селе учителя хоронят своих выпускников.

Но, сколько радости приносят известия, что тот-то или та поступили туда, куда и мечтали. Сколько радости, когда они навещают своего старого учителя, хвастая новенькими дипломами. Радости и… грусти, ведь они потеряны для деревни навсегда.

У таких работников просто не бывает формализма, бюрократического подхода к делу. Иначе, крыша сползёт, из окон будет сквозить, ступени крыльца к первому сентября останутся выщербленными.

Стоят как утёсы в людском океане такие люди, как белые лебеди кружат над ним. И десятилетиями учат наукам, добру, справедливости, труду – одному и тому же, можно сказать, обучают, но есть ли что-то другое, более важное, чем: добро, справедливость, труд…

Они ездят в поездки, ходят в походы, они придумывают праздники для своих учеников, они делаются почти членами семей для детей, когда они вне семьи. Но, хороший учитель, сколько бы он не возил ребят по стране, во скольких бы походах не побывал с ними, как много бы доверительных бесед не провёл с «трудными» детьми – никогда не перейдёт невидимую грань: учитель – ученик.

Селиванов, Игорёк Селиванов, ну чисто, как боевой хороший капитан на поле сражения. Он быстро пресёк разговоры о малой зарплате, сказав, что если сделают не за два месяца, а полтора – те же деньги. Грамотно расставил людей, те, что послабей, не замечая того, помогали более сильным работникам. Он проверил заявку на материал, составленную Тимаковым, и под его надзором был принят и складирован материал. Работа пошла.

Директор школы, Людмила Ивановна, обратилась к Селиванову с просьбой: нельзя ли что-нибудь из демонтированного сохранить, ну, может, светильник какой-нибудь ещё пригодится или розетка. «Всё там, в фойе, в куче будет – выбирайте, нам мусора вывозить меньше», - отреагировал Селиванов. – «Спасибо», - ответила директор. – «Да только к чему вам это барахло, смотрите, всё ставится классное, по госту». – «Мы посмотрим, спасибо», - тихо сказала Людмила Ивановна.

Откуда Селиванову знать, что значит заменить лампочку, если коллектив женский. Впрочем, один мужчина в школе всё же был, но он делал всё, что только успевал: чистил снег, правил заборы и кровлю, преподавал труд у мальчиков. Только он освоил эксплуатацию пожарной сигнализации и двух видеокамер на центральном фасаде. Первое вменил ГОиЧС, второе кто-то от МВД. Как не билась Людмила Ивановна в районе, что вначале нужно заменить проводку, иначе, когда это состоится, смонтированные системы пострадают и нужны будут средства на их восстановление. Бесполезно. Такие требования, иначе школу придётся закрыть, ответили чиновники от министерства образования. А поскольку денег на замену электропроводки не хватает, какое-то время будете обходиться старой – был ответ.

Тимаков приезжал обычно к обеду, после офисных рутинных дел. Здоровался с рабочими, задавал вопросы Селиванову, приветствовал школьных работников, либо директора, либо завуча. Они попеременно контролировали строительство. Просили об одном: аккуратности. «Вы понимаете, Сергей Степаныч, вот один ваш работник вчера так вырвал старый электрический шкаф, что я думала и стена завалится». – «Я разберусь», - ответил Тимаков.

Тимаков понимал, что если сейчас начать бороться особо рьяно за аккуратность выполнения работ, мало что из этого толкового выйдет. Во-первых, это собственно, и не их задача. Школа знала о надвигающемся ремонте, должны были всё прибрать. Во-вторых, всё прибрать невозможно, разве можно обернуть каждую книгу. Можно и нужно, сохранить стёкла, например, но за каждым глобусом не уследить. Если уготована ему судьба катиться по коридору мячом – так тому и быть. В-третьих, если принудить рабочих особенно аккуратно передвигать шкафы – школа первого сентября не примет первоклашек, не успеет закончить ремонт. Это не допустимо. Кроме того, директор ещё не знает, что в смете нет средств на заделку штраб – канавок для проводов в штукатурке. Просто ошибка сметчика, проверяющего. А это значит, что когда это вскроется, придётся приходить к соглашению с директором и членами от министерства образования. А именно, пусть нет средств на заделку канавок, что ж тогда восстановите пожарную сигнализацию, она же новенькая была. И нет у подрядчика возможности доказать, что невозможно было сменить электропроводку, не повредив сигнализацию. Тимаков посмотрел на уныло свисающие датчики на своих тонких, местами уже разорванных проводах. И ведь не известно, что их заставят восстановить за свой счёт! Поэтому надо и штрабы делать как можно аккуратнее, чтобы меньше работы штукатурам было, и датчики надо снять все, чтобы они не пришли в негодность от пыли.

- Степаныч, сколько можно! И так за копейки работаем, тут ещё датчики…

- Надо Игорь, надо.

- Не буду, лучше уволюсь.

- Уволишься, когда школу сдадим, ты же не бросишь людей… надо, чтобы «копейки» ещё минусом не обернулись.

Тимаков знал, что сейчас, в обед, Селиванов скажет про него, выскажет, так сказать, своё мнение. Опытного начальника это не интересовало, тем более, он, на случай увольнения Игоря, приглядел замену. Но, и на самотёк дело Сергей Степанович, конечно, не пустит. Он дождётся окончания обеда, убедится, что его распоряжение выполняется, датчики снимаются. А сейчас ему предстоит часа два «погулять» по этой школе.

Стенгазета – коллективное творчество. Тимаков подошёл к ней. Фотографии учеников, какие-то рисунки, вверху, справа – фотография человека с правильным лицом и благородной бородкой с проседью. У человека в руках лыжи, сзади ребята с лыжами и на лыжах. «На какой-то прогулке воскресной», - подумал Тимаков. Ниже фотографии – разворот районной газеты со стихами. «Наверное, этого, с лыжами», - решил начальник участка. Ещё ниже – от руки написанный реквием этому человеку, директору школы, скончавшемуся несколько месяцев назад. «Надо будет сказать, чтобы убрали эту газету», - Тимаков посмотрел вверх, да здесь ещё не делали канавки-штрабы, иначе от газеты мало бы что осталось. Начальник зашёл в какой-то класс: надо же, уже всё вымыто. Он точно помнил, что вчера здесь была полная разруха: жуткая пыль, куски штукатурки на полу, на партах и подоконниках, старые светильники, обрывки проводов, куски труб. Сегодня даже пол отмыт начисто. Следующему классу, в который прошёл Тимаков, ещё только предстояло пережить «нашествие». Всё насколько можно было укрыто плёнкой и газетами.

Тимаков вышел во двор. Посмотрел на лес невдалеке, на лысую горку за ним, вдохнул свежий воздух, всё-таки он успел надышаться штукатурной пылью. Вспомнил стенгазету, и вообразил. Что по сути, даже в мир интернета, после сентябрьской суматохи и до экзаменационного мая, здесь складывается какая-то своя атмосфера. «Своя», потому что большой мир далеко, и он никуда не денется, а лысая горка близко – ну туда!

Начальник вернулся проверить, как демонтируются датчики. Возле какого-то класса он услышал какие-то крики. Вошёл в класс. Кричал Селиванов: «Людмила Ивановна, да он древний, этот шкаф! Сам сломался, ребята только чуть подвинули его». Тимаков увидел перекошенный старый, из ДВП, явно советской постройки, книжный шкаф. «Сергей Степанович, они… они шкафы как лестницы используют», - едва сдерживая эмоции, сказала директор школы. Тимаков заметил слёзы в её глазах, заметил и следы сапог на шкафах вдоль стен. «Селиванов, на минутку», - Тимаков указал в сторону дверей.

- Так нельзя, Игорь.

- Степаныч…

- Ещё раз, я тебя сам уволю.

Это было слишком, про «уволю», Игорь замолчал, обиделся. «Пойдём», - Тимаков поманил Селиванова обратно в класс.

- Людмила Ивановна, мы, конечно, погорячились. Да и как иначе: сроки. Но, шкаф мы починим, датчики, как видите, снимаем. Те розетки, которые не по проекту, – поставим. Не волнуйтесь, мы для людей работаем. Вы нам ещё «благодарственное» письмо напишите.

Директор улыбнулась и сказала: «Да вы мне уже нравитесь, и ребята молодцы, не сидят, красиво делают. А шкаф, да я его сама, то есть мой покойный муж ещё сколотил, когда мы сюда сорок лет назад приехали».