Двое. Туман

Тревожный гудок поезда разорвал туман, разгоняя призрачные тени голубей на перроне. Но девушка даже не пошевелилась, ей было все равно.

Старик вышел из белой пустоты, что разливалась густым и бескрайним молочным супом. Остановился, глянул на худенькую фигурку, сгорбившуюся на скамейке и, закурив, нетвердой походкой, двинулся в ее сторону.
– Вы не против?

Конечно же, она против. Пять утра на маленьком провинциальном вокзале. Вокруг никого, только этот противный дед. Впрочем, плевать.

Вслух Кристина неопределенно буркнула что-то, но свою сумку со скамейки убирать не стала. Старик, однако, немного отодвинул потрепанный саквояж девушки и тяжело опустился рядом.
– А вы похожи на мою жену. Такая же красавица.
Ярко алые губы скривились: “Он что, клеиться собрался?”
– У нее тоже были такие светлые густые волосы, и она их носила как вы - высоким узлом. Как княгиня.

Кристине давно не удавалось помыть голову, и она еще вчера небрежно смотала свои грязные, пропахшие жалкой жизнью пряди.

Сосед по скамейке, казалось, не смущался ее равнодушным молчанием. Дым сигареты невидимо сливался с клубящимся ватным воздухом, и, проследив за взглядом девушки, пожилой мужчина поспешно полез в карман пиджака.
– Вот, угощайтесь.
“А сигареты хорошие, – заметила про себя Кристина, безмолвно прикуривая, – не то дерьмо, к которому я привыкла.”
– Вы на Усачевский, простите за любопытство?
Девушка нахмурилась: “Ну вот, теперь начнет допытываться, докурю, отделаюсь от него, пойду типа в туалет.”
– Не-а , на Никольский, - наконец подала она голос. На удивление мягкий и глубокий голос, словно она была немного простужена.
– Это который в 12.00? Ого, долго Вам ждать еще. Вместе рассвет встречаем, смотрите, там за башенкой как уже небо посветлело. Сегодня будет солнечно, вот помяните мои слова.

Кристина рассматривала бегущую стрелку на колготках, матерясь про себя, что последняя пара испорчена и теперь так и ехать. ” А черт с ними. Пусть. Все неважно”. И она лишь плотнее укуталась в туман.
– А мой через три часа будет. Усачевский до Мирного. Знаете этот городок?
– Не-а, – ей было откровенно лень напрягать память. Она не спала толком последние месяцы И теперь хотелось только одного – заснуть, а лучше провалиться в небытие, исчезнуть.
– Это небольшой городок, но сколько в нем уюта и люди добрые. Помогают друг другу. Я большие города не люблю. По работе часто приходилось бывать в К., это всегда пытка – шум, смог, грязь. Людей много, а все на одно лицо и мимо спешат. И не зацепишься ни за один человеческий взгляд.
Скукота! Кристина кинула окурок и начала вставать.
– Погодите минутку, я хотел у Вас кое-что спросить.
“Хочет меня снять, – подумала Кристина, но с каким-то разочарованием, – Ну нет, он же старый, не хочу. Я не какая-то там...”
– Присядьте на минутку. Вы так легко одеты, – добавил незнакомец, и

Кристина поежилась в своем не по погоде тонком платье. Липкий и холодный туман пролезал стылыми пальцами до самой кожи.

Это просто была единственная более или менее приличная вещь из того, что у нее осталось. Остальное тряпье она оставила на квартире у последнего дружка, когда сбегала от него сегодня ночью. Он оказался скотиной, еще и распустил руки. И Кристина невольно дотронулась до лица:” Да все равно, неважно. Поживу у мамы и может, потом опять к нему вернусь. Все равно мужики все одинаковые.”
Она неохотно присела обратно, и на ее острые плечи лег пиджак. Сразу стало уютнее.
– Вот так лучше. Конечно, он не подходит к вашему образу, но главное теплее.
– Так вот ...прошу вас, не гневайтесь. Я просто одинокий старик, а вы так красивы и невинны. Вам говорили, что Вы похожи на Венеру Боттичелли?
От незнакомых слов становилось скучно, и болела голова.
“Извращенец!”: почему-то удовлетворенно про себя отметила девушка и сосредоточилась на поломанном ногте.
– Вы не подумайте ничего такого ...Мне просто нужно кому-то выговориться. До моего поезда 2 часа и 45 минут. Вам все равно сидеть тут до полудня. Может, вы будете так добры и составите мне компанию?
– Куда мы пойдем? – хрипло перебила его девушка, скорее просто из убогого любопытства.
– Останемся здесь, если вам тут удобно.

Кристина непонимающе глянула на мужчину. Но тот смотрел перед собой в белое марево и вдруг тихо спросил:
– Вы когда-то любили по-настоящему?


Тишину прорезал гудок скоростного поезда, он промчался где-то там - всего в десяти метрах от них. Не останавливаясь, словно темный равнодушный призрак. Этой богом забытой остановки в его маршруте не было.

Любила ли она? Кристина даже выплюнула жвачку, чтобы сосредоточиться.

Перед глазами прошла вереница неясных силуэтов , как в немом кино: они тянули к девушке руки, срывали одежду, могли ударить, могли приласкать, как приблудного котенка, которого потом вышвырнут на улицу. Конечно, она знала в свои без малого двадцать лет, что есть романы про любовь. Любовь – это то, про что пишут в книгах и непременно с яркими глянцевыми обложками.

Но старик, не дождавшись ответа, продолжал:
– Я любил лишь один раз. Конечно, у меня было много подруг и до и после Галины.
– Мне бы кофе, – беспардонно перебила Кристина, поглядывая в сторону зависшего в белесом облаке кофе-аппарата.
Через пару минут заветный стаканчик был уже в руках, а в придачу большущий, щедро пропитанный маслом беляш из привокзального буфета. Кристина не ела до этого уже сутки.
До чего же нудно было слушать старика и его воспоминания, но зато на шару завтрак, что уж там, пусть себе говорит.
– Она была необыкновенная. Я называл ее “Лучик”. Знаете почему? Она так задорно смеялась, люди моментально очаровывались ею, ее светом. Но характер у нее был жесткий, мама, не горюй. Всего, что я добился – это благодаря ей во многом. Она всегда меня подталкивала. Так-то я сам чуть с ленцой. А когда рядом она – красавица, цветущая, успешная, то и я тянулся за ее светом. Понимал, что хочу за ней, должен, чтобы удержать такую женщину. Мне хотелось становиться для нее лучшим. Так и стал.

Пелена беззвучно подкрадывалась к этим двоим, мягко ступая на белоснежных лапах.
– А потом она заболела. Всего сорок лет ей было. Но мой Лучик все равно не гас. Смеялась болезни назло. Операция, химиотерапия. Все перенесли. Еще ближе стали. Но, странное дело, больше всего я запомнил один день, даже не день, а так...кусочек.
Галочка была на химии тогда. Долго ходить не могла, слабость сильная. Но в тот день мы в лес чуток прошлись и остановились на поляне у озера. Поляна была не простая - вся залитая солнцем и птицы, птицы пели без умолку. Раскинула она тогда ослабевшие руки как два крыла и говорит, почти кричит на всю округу: "Как жить-то хочется, Сашенька! Вот она – жизнь наша. Вчера был жив, а сегодня наполовину, а завтра финита ля комедия, в ящик тебя и в сырую землю закопают. Так я сегодня жить хочу! Жадно хочу каждой клеточкой, и с тобой разделить все, что еще отмерено нам. Лишь с тобой всегда хотела и сейчас пуще прежнего хочу. И если завтра умру, ни секунды не пожалею. Все было в моей жизни, но главное ты был, мой любимый."
А потом подошла ко мне близко-близко и прошептала горячим шепотом:"К черту все, к черту больницы ! Люби меня...сейчас...тут..."
Разделась догола, и давай в озеро плескаться – белая, как русалка. А я вестимо за ней, как был – в одежде. Иду и плачу и смеюсь и целую. Плескались и дурачились мы тогда долго как дети малые. И забыли мы все на свете, только вдвоем были. Как и прежде. И, казалось, всегда будем так вместе – молодые и влюбленные. И ничто нас не разлучит.
Я с ней был тогда бережный и нежный, как с хрупкой вазой, а она как тигрица, словно в последний раз. Так и оказалось, что это в последний раз было. Стало ей хуже от химии. Потом рецидив. Мы были вместе до ее последней минуты.

Александр закурил. И руки у него тряслись. Озябший нетронутый кофе Кристины так и стоял на скамейке.
Электричка. Гудок – то ли приветствие, то ли плач. И снова мимо.
Кристине даже показалось, что это со свистом и шумом промчалась и ее жизнь ... Мимо...

Старик рассказывал еще, словно бережно пересыпал ладонью песок воспоминаний. Ей казалось, что они попали в какой-то затерянный мир. Только двое на туманном перроне в глуши. Она едет из никуда в никуда. И он едет от прошлого в прошлое. Два потерявшихся путника.
– О, уже без четверти восемь. Люди подходят. Будем прощаться. Спасибо Вам...очень немногие умеют слушать, – случайный спутник собрался было вставать.

И вдруг, сама стыдясь своего порыва, Кристина протянула руку и погладила мужчину по старческой щеке, неумело, быстро. Но была в этом жесте нежность дикого зверька. Он посмотрел на нее серьезным, но добрым взглядом и голос его прозвучал не по-старчески твердо:
– Дождитесь Своего. Ищите, не теряйте веры и не соглашайтесь на меньшее. Берегите себя...

Кристина не успела ответить, старик, махнув на прощание, направился к подошедшему поезду.


Секундой позже она стала замечать, что туман уже не такой густой, как раньше, и вокруг суетливо ходят туда-сюда люди. Некоторые обращали внимания на девушку в накинутом на плечи мужском пиджаке. А увидев ее лицо, поспешно отворачивались, потому что Кристина была жестоко избита своим дружком. И мало кто смог бы разглядеть в заплывших, изуродованных чертах миловидную девушку.

Она беззвучно плакала. Но не от боли и не от жалости. Это были слезы облегчения. Она даже начала верить, что не вернется сюда никогда. Вообще не вернется назад. Пусть проходят мимо сотни поездов, но она должна дождаться своего.

Ведь у каждого в кармане лежит билет. Главное сесть в Свой поезд.

Расправив плечи, девушка подставила изувеченное лицо первым лучам, новый день действительно обещал быть солнечным.