Сорок два километра

Редкий житель мегаполиса может похвастать тем, что собственными глазами видел, как самые оживленные улицы, по которым сновали туда-сюда десятки тысяч машин, а то и больше, пустели и наступала непривычная тишина даже для шести часов утра. В это утро большую часть дорог перекрыли, остановив бесконечный транспортный поток, что не прекращался даже ночью. На один день привычная жизнь, что мерно текла по известному сценарию почти весь год, резко сменила свое течение ради какого-то грандиозного и масштабного мероприятия. Те, кто не был оторван от общества и проявлял социальную активность, собирались в центре города, где царило невероятное, даже по меркам мегаполиса, оживление: техники занимались установкой оборудования, рабочие помогали возводить ларьки и небольшие кафешки, повсюду расхаживали полицейские, подъезжали машины скорой помощи и с каждой минутой людей становилось только больше. Все это было спровоцировано ежегодно проводимыми соревнованиями.

Продвигаясь сквозь разношерстную толпу болельщиков, скандирующих имена участников, и простых зевак, пришедших на мероприятие от ничегонеделания, к барьеру, ограждающему зрителей от трассы, я невольно вздрогнул, когда услышал громкий хлопок стартового пистолета. Сотни бегунов, участвующих в первом забеге на пять километров, сорвались с места, пересекая черту с огромной надписью «СТАРТ». На этих соревнованиях не было строгого разделения по половым признакам, поэтому мужчины и женщины различных возрастов бежали все вместе под пылкие возгласы болельщиков, страстно желающих поддержать и приободрить спортсменов.

Вся эта соревновательная, напряженная, но в то же время легкая, жизнерадостная атмосфера была мне в новинку. Прежде я никогда не занимался спортом, даже не интересовался им. Шесть лет назад мне казалось глупостью тратить свою жизнь на столь бесполезные занятия, в которых шанс победить слишком сильно варьируется и полностью зависит от приложенных тобою усилий. Чтобы объяснить подобный ход мыслей и пролить свет на столь странное мировоззрение, стоит упомянуть вот что: во-первых, я считал себя чертовски везучим человеком, ну а во-вторых — слишком ленивым. Никогда не любил много двигаться, а уж прикладывать мало-мальские усилия, лишь бы урвать со стола жизни кусок вкусного пирога — ни за что. Труд — неблагодарное дело, и он не сделал из обезьяны человека. Вселенная или, лучше сказать, родители всегда преподносили на блюдечке небольшой кусочек не самого вкусного пирога, а я, по сути, не был особо привередливым и умел довольствоваться малым.

Возле старта начали собираться более профессиональные спортсмены, но все равно принадлежащие к любительской категории — им предстояло бежать полумарафон, второе по важности событие на данном мероприятии. Один из организаторов объявил, что забег начнется через шесть минут и попросил всех участников приготовиться и занять места. В этот раз народу собралось немало: около шести тысяч бегунов. Их пришлось разделить на несколько групп, чтобы старт прошел гладко, без осложнений. Когда возле старта выстроилась приличная толпа спортсменов, а время подошло к концу — раздался громкий хлопок пистолета, который тут же потонул в возгласах болельщиков. Энтузиазм, с которым они поддерживали других, словно вирус, заражал абсолютно всех вокруг, некоторым даже самим захотелось принять участие в соревнованиях.

Мне пришлось прижимать ладони к ушам, чтобы не оглохнуть, когда люди принимались с особым старанием поддерживать кого-нибудь из близких или знаменитых спортсменов. Они пытались перекричать друг друга, из-за чего их голоса сливались, превращаясь в ужасную какофонию. Разобраться в непонятной мешанине из различных имен, девизов и кричалок становилось все труднее. Я абсолютно перестал понимать, кто и за кого болеет.

Прозвучал еще один хлопок, моментально растворившийся в звучавшей какофонии. Снова сработал неприятный рефлекс — меня всего передернуло и мощной волной, сбивающей с ног, накатали мрачные воспоминания. Я мысленно вернулся к тому вечеру, когда вся моя жизнь в одно мгновение превратилась из приятного существования в сущий кошмар. Разрозненными кусочками всплывали в голове яркие картинки, медленно собирающиеся воедино в киноленту, словно я стоял не посреди многотысячной толпы болельщиков, не затихающих ни на секунду, а перед огромным экраном личного кинотеатра. Вот только фильм, посвященный событиям, круто изменившим мою жизнь, не вызывал больше никаких острых приступов рефлексии, зато появилось ощущение, будто бы я смотрю на подзабытый ночной кошмар, не понимая, как он меня мог тогда напугать. Время не только лечит душевные раны, но и превращает воспоминания в черно-белое кино без звука.

Это был обычный летний день: стояла невыносимая жара, шкала термометра заползла так высоко, насколько это было вообще возможно, казалось, что асфальт скоро начнет плавится. Вечером я как всегда возвращался с самой худшей работы — очень сомневаюсь, что все мечтают убирать дерьмо за другими людьми — и по велению судьбы или же все-таки просто настал тот день, когда госпожа Фортуна отвернулась от меня, попал в эпицентр стремительно развивающихся событий. Раньше мне доводилось читать в интернете новости о психопатах, которые ни с того ни с сего устраивали перестрелку в людных местах, но никогда бы не подумал, что «повезет» стать свидетелем чего-то подобного.

Я брел по тротуару мимо торгового центра, когда из темно-синей иномарки, припарковавшейся рядом, вылез обычный с виду мужик плотного телосложения, небритый, с усталым выражением на лице. Он спокойно обошел машину, не спеша открыл багажник и, особо не таясь, достал два пистолета. Наверняка никто не догадывался об его истинных намерениях, пока он не направил ствол на прохожего и не нажал на спусковой крючок. Выстрел, подобно раскату грома, сотряс воздух. На секунду воцарилась оглушительная тишина, которую затем пронзил звонкий женский визг. Всех, кто стал свидетелем ужасной сцены, охватила паника: они бросились бежать кто куда, толкаясь, сбивая друг друга с ног.

Мной, как и другими, овладел страх, и только инстинкт самосохранения не дал потерять голову и продолжать стоять в оцепенении. Я рванул с места похлеще профессионального бегуна, направляясь к ближайшему укрытию — к небольшому фургону, за которым собирался спрятаться. Прогремели еще два выстрела. Бежавшая впереди меня девушка прогнулась в спине и, запнувшись об свою же ногу, шмякнулась на тротуар. Испугавшись, что психопат может выбрать меня своей следующей целью, я резко нырнул вправо, вылетев на дорогу. В тот же момент раздался визг резины, за которым последовал мощный удар в спину. Я даже не понял, что случилось, так как почти сразу же потерял сознание. Последнее, что успел ощутить — острую, пронзающую все тело, боль.

Никогда не знаешь, когда беда постучится в твою дверь, поэтому подготовиться к ее приходу невозможно: она всегда появляется в тот момент, когда ты совсем не ждешь незваных гостей, словно обладает невероятным чутьем.

Хлопок, еще одна группа спортсменов побежала вперед, бросая вызов самим себе и своим навыкам, чтобы понять чего они стоят. Им предстояло преодолеть почти двадцать два километра — такова дистанция полумарафона. Это серьезное испытание для тех, кто занимается спортом не так давно. К тому же дисциплина нравилась любителям, занимающихся бегом для себя, но даже среди них находились те, кто мыслил лишь о достижении новых вершин или же желал побить мировой рекорд.

Непривычно было видеть стольких спортсменов и единомышленников, собравшихся вместе ради одной цели: познать самих себя и закалить свой дух посредством тяжелого физического труда. Я долго набирался смелости, чтобы прийти сюда и принять непосредственное участие в соревнованиях. Можно сказать, это мое первое появление на людях после нескольких лет, проведенных в одиночестве. Подобные мысли снова вернули меня к событиям, ставшим своеобразной точкой невозврата, после которой невозможно больше оставаться прежним. Да и не захочется.

Вы когда-нибудь задумывались над тем, какая первая мысль возникает в голове человека, только что пришедшего в сознание? Я — да. И не раз.

В тот момент, когда я с трудом разомкнул тяжелые слипшиеся веки, а в глаза ударил яркий свет от жужжащей лампы над моей головой, на ум пришла только одна мысль, — и она была не о том, что меня сбила машине, и не об устроенной неким мужиком стрельбе. Нет! Я думал лишь о ярком свете и о сильно раскалывающейся голове. Попытался даже прикрыть глаза рукой, но та на мой мысленный приказ подняться отозвалась вспышкой острой боли в предплечье, которая быстро перетекла в очень неприятное чувство, будто бы кости оказались под гидравлическим прессом и вот-вот должны с громким хрустом сломаться. Крайне противное ощущение.

Единственное, что я тогда смог сделать — прищуриться и повернуть голову вправо, чтобы хоть как-то привыкнуть к яркому освещению. Это позволило мне немного осмотреться, хотя моему взору не предстало ничего интересного: я лежал в обычной такой палате обычной среднестатистической больницы, коих в России достаточно много. Стены были аккуратно покрашены в два цвета: нижняя часть — в коричневый, а верхняя — в белый. Вмонтированные в потолок несколько люминесцентных ламп надоедливо жужжали, полностью освещая небольшое помещение пять на шесть метров. Рядом с моей постелью, с правой стороны, стояла тумбочка, на которой лежал еще свежий букет ароматных цветов и выключенный сотовый телефон. Наверное, кто-то его забыл, когда приходил меня навестить.

Я уставился в окно, надеясь, что смогу силой мысли поднять опущенные жалюзи, хотя на самом деле просто приходил в себя, а шестеренки в моей голове, отвечающие за работу мозга, медленно начинали вращаться. Тяжелее всего оказалось вспомнить последние минуты до потери сознания. Я чувствовал себя так, словно кто-то взял и выскреб маленькой ложкой часть моих воспоминаний, оставив мне на память вполне осязаемую пустоту: хотелось заполнить ее, а ничего не получалось. У вас бывала такая ситуация, когда из головы вылетало какое-нибудь слово, вы пытались его вспомнить, но не могли? Если да, то наверняка должны были не забыть, что в этот момент испытываешь: желание поймать слово, которое летает где-то рядом, как назойливая муха, жужжащая под ухом и мешающая спать. И пока вы не прибьете это насекомое, не сможете расслабиться, ведь, как назло, все внимание концентрируется на ней, она не выходит из головы. То же чувство ощущал и я, когда пытался восстановить буквально по кусочкам цепочку событий. Мне просто было жизненно необходимо вспомнить последние минуты, вспомнить, что именно случилось. Надо было хоть чем-то заполнить пустоту, а то это сводило меня с ума.

В голове вспыхивали смутные образы: мужчина с пистолетом, девушка, лежащая на тротуаре в неестественной позе, бегущие в разные стороны люди. Я старался зацепиться за любую мелкую и незначительную деталь, которая помогла бы мне все вспомнить, понять, что же со мной произошло, почему лежу в больнице, но, что еще более странно, почему не могу пошевелить ногами. В ту же секунду, когда эта шальная мысль пронеслась в голове, мою душу сковало леденящее чувство тревоги. Мне стало не по себе от страшной догадки, родившейся в тот миг: внутри все сжалось в маленький комочек от ужаса и осознания, что это происходит наяву.

В тот момент, когда я собирался занырнуть поглубже в пучину воспоминаний, реальность крайне жестоким способом позвала меня обратно: рядом раздался очередной хлопок, очень напоминающий выстрел стартового пистолета. Против своей воли я вздрогнул, повел плечами, будто в столь жаркий день озяб, и только потом решил осмотреться, чтобы найти источник неприятного звука — им оказался маленький мальчик. Он подбирал картонные коробки из-под сока или молока, проверял, как крепко закручена крышка, затем бросал обратно на землю и прыгал на них. Некоторые взрывались с громким хлопком, доставляя мальчику немало радости: каждый раз, когда ему удавалось повторить свою невинную шалость, он заливался задорным смехом. Конечно, его счастье продлилось недолго, ибо до него наконец-то смогла добрать мать, которая с огромным трудом протиснулась сквозь толпу зевак.

Тяжело до конца избавиться от сковывающих цепей страха.

То происшествие не только кардинальным образом изменило меня, но и оставило глубокий, довольно четкий отпечаток на подсознании. Первые полгода постоянно снились кошмары, одни и те же сцены повторялись снова и снова. Я просыпался посреди ночи в холодном поту от любого шума или звука, который ассоциировался с теми ужасными событиями. Признаться, меня до сих охватывает необъяснимый страх, когда слышу визг резины, хлопок, похожий на выстрел, или чей-то крик. Так и хочется порой сбежать из шумного города в тихое место, подальше от всего, что может напомнить о той трагедии, но мой дом — здесь. И только здесь.

То, что происходило со мной в палате после пробуждения, сейчас с легкой руки можно назвать кошмарным сном, а тогда — вполне настоящим и осязаемым всеми пятью чувствами адом. Осознав в полной мере свое положение, я запаниковал, начал кричать всякую несусветную ерунду, в которой изредка проскальзывали осмысленные крепкие народные выражения, звал на помощь и пытался самостоятельно подняться с постели. К счастью, последнее оказалось для меня непосильной задачей: на каждое движение верхняя часть тела отзывалась острой сковывающей болью. Она-то, уж поверьте мне, подействовала так же, как действует вылитая на голову холодная вода — очень отрезвляет и помогает остыть.

Как раз, когда я перестал паниковать и немного смирился со своим положением, в палату забежала перепуганная медсестра. Не знаю, какими свойствами тогда обладал мой взгляд, но, судя по бурной реакции молодой девушки, определенно волшебными: она пришла в неописуемый восторг, когда прикованный к постели пациент хоть как-то отреагировал на ее появление. В ту же секунду медсестра выбежала из помещения, а через несколько минут появилась в компании мужчины в ослепительно белом халате. Несмотря на плохое самочувствие и накатившую апатию, я все-таки обратил внимание на то, что для полного соответствия образу врача ему не хватало одной маленькой, но чертовски важной, как мне казалось, детали: стетофонендоскопа, обязательно свисающего с шеи по обе стороны. Без этого мне сложно было представить, что передо мной стоял настоящий врач.

— Очнулись, — мягко проговорил мужчина, погладив пальцами свою небольшую черную бородку. — Как вы себя чувствуете?

Боль впилась в верхнюю часть моего тела с новой силой, ломая кости и прогрызая внутренности. На секунду показалось, что кто-то схватил мозг раскаленными щипцами, намереваясь его вытащить из головы. Возникло ощущение, как будто в постели лежит только одна часть меня, а второй не существует и в помине.

— Нормально, — безразлично ответил я, скорчив болезненную гримасу.

— Хорошо. — Было видно, что мужчина мне нисколько не поверил, но почему-то не заострил на этом внимания. — Меня зовут Алексей Владимирович, я ваш лечащий врач.

— Приятно познакомиться. — Только сейчас заметил, что говорю сиплым голосом.

— Я понимаю, что вам сейчас тяжело, но мне необходимо задать вам пару вопросов, — мягко прошептал врач, словно не понаслышке знал о моем нынешнем состоянии. — Хорошо?

У меня не было желания разговаривать с доктором, не было на это сил. Я чувствовал, как медленно, но верно погружаюсь в вязкую апатию, приятно обволакивающую сознание. Она отодвинула страхи на задний план и помогла свыкнуться с мыслью, что навсегда останусь калекой. Я просто поднял белый флаг без сопротивления.

— Хорошо.

— Вы помните, как вас зовут? — участливо поинтересовался врач, сев тихонько на краешек кровати. Молодая медсестра осталась стоять чуть поодаль и не сводила с меня глаз.

— Да... — мой ответ прозвучал неуверенно и, судя по вопросительному взгляду мужчины, требовалось дать более однозначный. — Меня зовут Сергей, мне двадцать два года.

— Отлично, — удовлетворено кивнул Алексей Владимирович. — Что последнее вы помните?

— Ничего конкретного, — неохотно признался я. — Только смутные образы. Такое чувство, будто просматриваю испорченную киноленту... — нарастающая и пульсирующая боль охватила мою голову, стало трудно дышать и говорить. Потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. — ...на которой можно разглядеть отдельные кадры, но не весь фильм в целом.

Немного помолчав и переведя дыхание, продолжил свой маленький рассказ:

— Я помню мужчину с пистолетом, помню звуки выстрелов, — страх выполз из глубин души наружу, подобно разъяренному зверю, разбуженному во время спячки, — крики разбегающихся в сторону людей и... истошный визг резины.

— Что же, — тяжело вздохнул доктор, насупившись, — со временем память к вам вернется, а если нет, то ничего страшного. Подсознание таким образом пытается защитить нас от травмирующих и неприятных воспоминаний. Значит, вы не помните, что с вами произошло?

— Нет.

— Вас сбила машина, — сумрачным голосом прояснил Алексей Владимирович.

— Это же сделало меня калекой? — Наконец-то осмелился задать главный вопрос.

— У вас компрессионный перелом позвоночника с образованием костных отломков, — с важным видом на лице сказал мужчина. — Нам пришлось сделать срочную операцию, так как была высока вероятность, что отломки могут «прорезать» нервные корешки.

— Почему же я не чувствую ног?

— К сожалению, мы поздно вмешались. — Взгляд врача выражал искреннее сочувствие. — Вы больше никогда не сможете ходить. Извините.

— Вам не за что извиняться, — машинально ответил я. — Вы наверняка сделали все, что могли.

В очередной раз реальность вытащила меня из тяжелого и неприятного прошлого в настоящее. Последняя группа спортсменов, участвующих в забеге на пять километров, наконец-то стартовала. Организатор мероприятий вышел на сцену с микрофоном в руках и объявил, что открыта регистрация на марафон — последнее, самое важное соревнование, — а также сообщил время старта: ровно в девять часов, дабы все желающие смогли записаться, подготовиться и разогреться. То есть на все про все отвели целый час.

Изрядно повертев головой и найдя взглядом остроконечную палатку, направился туда сквозь «вязкую гущу» людей. Я медленно продвигался вперед, попутно проговаривая «Извините!» каждому, кому умудрялся случайно отдавить ногу, — слишком было тесно. Некоторые в ответ поливали бранью, другие недовольно ворчали, а третьи молча провожали гневным взглядом. Потребовалось несколько минут, чтобы добраться до палатки. Возле нее уже выстроилась приличная по своей длине очередь, в хвосте которой оказался почти сразу же, как выбрался из толпы зрителей. Все-таки не зря я решил посмотреть на тех, кто собирался принять участие в марафоне, иначе бы упустил прекрасный шанс увидеть собственными глазами вполне знаменитых в определенных кругах бегунов. Некоторые из них прославились благодаря невероятным рекордам здесь, а остальные — за счет побед в других не менее престижных забегах.

К тому же в этом году желающих пробежать самую тяжелую дистанцию было очень много. И не только ради награды. Несмотря на то, что призовые места сулили неплохой денежный куш, многие пришли сюда бросить вызов себе, либо впервые попробовать свои силы.

Организатор мероприятия снова вышел на сцену и объявил, что сегодня также пройдет специальный заезд для инвалидов-колясочников. Регистрация, по его словам, начнется сразу, как будет покончено с марафонцами. Он также не забыл упомянуть о солидной денежной награде, которая ждет тех счастливчиков, кому удастся занять призовые места. Возможно, именно это должно подогреть желание спортсменов-инвалидов принять участие в данном заезде.

Очередь возле палатки росла очень быстро, а вот двигалась невероятно медленно и неохотно. Я чувствовал себя не так уютно посреди живого потока спортсменов, как в гуще простых зрителей. Возможно, всему виной было растущее волнение и напряженная атмосфера соперничества, витающая в воздухе. То и дело до моего слуха долетали обрывки разговоров спортсменов: одни в шутливом тоне спорили, доказывая друг другу, что смогут оказаться хотя бы в десятке лучших, другие обсуждали профессиональных бегунов, собирающихся принять участие в марафоне, и делали ставки на то, кто из них сможет занять первое место, третьи же просто беседовали о том, о сем, — каждый по-своему проникался царившей атмосферой, готовясь к одному из труднейших забегов в своей жизни.

После нескольких минут поисков мне наконец-то удалось найти в пределах зоны видимости нескольких колясочников. Они сбились в кучку и что-то живо обсуждали. Значит, все-таки хоть кто-то должен принять участие в заезде. Любопытно.

Я смотрел на инвалидов в колясках и видел в них собственное отражение. Мысли снова перенесли меня в тяжелое и мрачное прошлое. По мнению Алексея Владимировича, своего лечащего врача, я слишком быстро смирился с участью провести оставшуюся часть жизни в инвалидном кресле. Признаться, мне и самому до конца непонятно, почему же так легко воспринял эту печальную новость. Может, во мне что-то сломалось в тот момент? Прошлый «я» никогда не обладал бунтарским или бойцовским качествами, возможно, даже не имел того мифического внутреннего стержня, о котором принято говорить, когда встречаешь человека с несгибаемым характером и огромной силой воли. Возможно, я просто не представлял, как буду жить дальше, поэтому не пытался противиться судьбе. Или же всему виной отсутствие хоть каких-то планов на ближайшее будущее. Не знаю, что все-таки сыграло решающую роль, что заставило так легко принять свою участь. Каждая из названных причин могла бы стать хорошим и вполне достойным объяснением — или оправданием! — моей безоговорочной капитуляции.

В больнице я провел достаточно много времени — чуть больше года. Осложнения, вызванные травмой и операцией, надолго приковали к больничной койке, лишив возможности покидать стены моей импровизированной темницы. Некогда пылающий яркими красками огромный мир, что так манил меня по ночам своими огнями, поблек и сузился до размеров маленькой двухцветной палаты. Каждый день начинался и заканчивался точно так же, как и предыдущий, со временем я просто перестал понимать, чем отличается нынешний понедельник от прошлого. Однообразие породило скуку, а та, в свою очередь, стала причиной появления постоянной депрессии и извечной апатии. Если с их присутствием можно было как-то смириться, привыкнуть к такому умонастроению, то с гнетущими мыслями приходилось постоянно бороться, иначе наружу из самых темных уголков сознания начинали выползать суицидальные наклонности, словно страшные монстры ночью из-под кровати. Все это никоим образом не способствовало скорейшему восстановлению.

Я не раз пытался собраться с силами, пока лежал в больнице, но с каждым проведенным в палате днем моя воля к жизни стремительно слабла. Оказалось, что смириться с новой участью довольно легко, а вот продолжить жить дальше — нет. После всех пьяных вечеринок и жарких ночей секса с самыми отвязными — и далеко не всегда красивыми! — девчонками, тяжело свыкнуться с мыслью, что теперь это больше никогда не повторится. Внутри меня затаилась жгучая обида на весь мир, будто бы он был виноват в том, что со мной произошло. Хотя, отчасти, так оно и было, ведь именно мир породил того безумца, который устроил стрельбу.

Но не только обида каждый день впивалась острыми когтями в душу. Во мне, как кипяченая вода, бурлила ненависть, которую я вскоре обратил против тех, кого по ошибке и по глупости называл «друзьями». Как только им стало известно, что их «бро» больше никогда не сможет ходить, они сразу же перестали меня навещать, а потом и вовсе вычеркнули из своей жизни, словно семь лет общения для них ничего не значат.

Так я остался совершенно один, если не считать родителей, которые приходили в гости каждый божий день. Признаться, даже после всех рухнувших на плечи проблем, ни разу не задумывался о суициде. Несмотря на то, что я был малодушным человеком, во мне нашлись силы хотя бы не наложить на себя руки. Не настолько оказался слабым, чтобы окончательно сдаться.

Наверное, на этом бы и закончилась моя история, если бы не мое знакомство с той молодой сестрой. Правда, это случилось не сразу. Поначалу она просто приходила, ставила капельницы, уколы, переворачивала меня, в общем, делала свою обычную работу, во время которой мы обменивались парой коротких фраз — на этом наше общение заканчивалось.

Думаю, и без лишних слов понятно, что я перестал считать себя молодым, привлекательным парнем, способным с легкостью снять абсолютно любую девчонку. Моя чрезмерно завышенная самооценка очень быстро оказалась на самом-самом дне, когда стал калекой. В собственных глазах я превратился в прокаженного, в урода, не вызывающего ничего, кроме жалости и сочувствия. Поэтому было глупо полагать, что снова смогу привлечь к своей персоне женское внимание. Но, к счастью, сильно в этом заблуждался.

Мою спасительницу и, по совместительству, лучшую подругу звали Александра. Она была яркой кляксой на бледной картине жизни: энергичная, жизнерадостная, простая. На ее чувственных тонких губах очень часто играла легкая таинственная полуулыбка с налетом легкого флирта, а темно-ореховые глаза задорно блестели, словно для нее было обычным делом заигрывать с самою Вселенной. По этой причине мне все время казалось, будто бы она светится изнутри, как маленькое солнце или звезда, чей холодный свет виден в ночи. Но, когда речь заходила о медицине или о выполнении профессиональных обязанностей, Саша становилась серьезной, сосредоточенной и необычайно внимательной. До встречи с ней я никогда не видел, чтобы кто-то любил свою работу так же сильно, как она.

Наш первый полноценный разговор, который не стыдно было назвать общением, состоялся спустя пару месяцев после моего пробуждения в больнице, если не больше. Как обычно ранним утром, когда небо за окном только начинало сереть, Александра пришла справиться о моем самочувствии и помочь мне немного изменить положение тела, чтобы не появились пролежни.

— Доброе утро, Сергей, — ласково прошептала Саша, входя в палату.

— Доброе, — хриплым, заспанным голосом ответил я.

— Как ваше самочувствие? — спросила она заботливым тоном. Ее нежный, мягкий голос звучал мелодично и прекрасно в этом удушливо тихом бело-коричневом мире.

Обычно мой ответ на этот вопрос был предельно лаконичен и сух: «Пойдет…», «Пока жив!», «Сойдет» — и все такое в подобном стиле. Но, внезапно для себя и неожиданно для нее, я изменил традициям, пойдя на контакт.

— Хуже некуда… Я чувствую себя брошенным, одиноким, потерянным. Эта травма… — прошипел я, посмотрев на парализованные ноги, — сломала меня, разбила на мелкие кусочки, и все никак не удается собраться, стать единым целым.

Все это время Саша молча смотрела на время, слушая крайне внимательно и не шевелясь, словно боялась что-то спугнуть. Как она позже призналась, мой поток откровений был похож на прекрасную бабочку. Ты пытаешься ее разглядеть, но ничего не выходит, пока та кружит в воздухе, поэтому вынужден ждать момента, когда она приземлится. И только тогда удастся разглядеть то, что так привлекло внимание — необычайно красивый рисунок на ее крыльях. Надо всего лишь проявить терпение.

— Порой мне снятся чудесные сны, где я танцую, прыгаю, бегаю, гуляю, в общем, делаю все то, чему никогда не придавал особого значения. И чего теперь лишился. После пробуждения, буквально первые несколько секунд, тешу себя мыслью, что мои сны — это настоящая реальность, а все это — я обвел взглядом комнату и снова посмотрел на ноги, — как бы банально ни звучало, дурацкий кошмар. По-другому это не описать. Не могу подобрать подходящих слов, чтобы передать все то, что сейчас чувствую…

— И не надо, — подойдя ближе к кровати, осмелилась заговорить Александра. Она осторожно положила свою руку на мою и мягко ее сжала. — Мне достаточно посмотреть в твои глаза, чтобы ощутить всю ту боль и одиночество, что ты сейчас испытываешь. Не зря же говорят, что глаза — зеркало души.

Впервые за все время заточения в эту бело-коричневую клетку почувствовал столь сильное желание выговориться. Больше просто не мог хранить все внутри, надоело постоянно прятаться ото всех, скрывая истинные чувства. Я медленно тонул в болоте из обиды, захлебываясь ненавистью. Очевидно, мой поток откровений — это запоздалый крик о помощи.

— Я не хочу доживать свои дни в инвалидной коляске… Не хочу! Не хочу, чтобы мне сочувствовали. Не хочу, чтобы меня жалели. Мне всего этого не надо! Я просто хочу жить, а не существовать. Хочу снова ходить. И не желаю слушать всю эту ободряющую хрень, которую обычно в таких случаях принято говорить!

В тот момент я думал, что Саша поступит очень мудро — просто промолчит, а вместо этого она спокойно заглянула в мои глаза и ласково прошептала:

— Борись.

Не знаю, почему одно простое слово тогда так сильно повлияло на меня. Возможно, всему виной то, что каждый считал своим долгом сказать, чтобы я не сдавался, не отпускал руки и, наконец-то, принял «обновленную» версию себя, оправдывая случившееся очень знаменитой фразой — на все «воля Божья». В общем, они все поставили на мне жирный крест, а Александра, напротив, поступила немного иначе, — и не прогадала. По сути, она ничего такого значимого не произнесла тем утром, но это сработало даже лучше, чем пустые мотивационные бравады, которые мне приходилось слушать каждый раз, когда в гости приходили немногочисленные родственники или родители.

Так в тот день началась моя дружба с Сашей: с одного точного слова и слепой веры.

Вырвавшись из цепких лап воспоминаний, я вернулся обратно в реальный мир. Очередь возле палатки становилась все больше, а времени на регистрацию оставалось не так много. Организатор мероприятия сообщил, что — к моему удивлению! — количество спортсменов, собирающихся принять участие в соревнованиях, почти перевалило за семь тысяч. И это не считая тех, кто успеет записаться на марафон за оставшиеся двенадцать минут.

Собравшаяся толпа вытеснила меня прямо к палатке регистрации (как позже узнал, их всего было открыто около двадцати). Я чувствовал себя крайне неуютно в окружении стольких людей. Через каждые десять секунд меня бросало то в жар, то в холод, пот чуть ли не ручьем стекал со лба, ноги то и дело подкашивались от слабости. Вдобавок, приходилось бороться с растущим внутри страхом, твердящим о том, что пора отсюда выбираться, со стискивающим грудь волнением и одолевавшими разум сомнениями.

Признаться, никак не ожидал, что мой организм так отреагирует на непривычное окружение и витавшую в воздухе атмосферу соперничества. Все это так ново, так волнующе и так пугающе. Я точно знал, зачем сюда иду, но не думал, что будет так тяжело на это решиться, ведь моя главная цель — принять участие в марафоне. Вот только страх оказался намного сильнее моих намерений, поэтому я так и не смог заставить себя встать в очередь.

Худосочный бегун с загорелым, обветренным лицом и крючковатым носом, собирающийся записаться на марафон, странно так посмотрел на меня, а потом неожиданно громко спросил:

— Парень, с тобой все в порядке? А то ты неестественно бледный.

«Вот черт», — выругался я про себя, а затем, сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, бодро ответил:

— Все в порядке! Я просто первый раз пришел на подобное мероприятие, чуток переволновался.

Бегун взглядом профессионала осмотрел меня с ног до головы и, удивленно хмыкнув, полюбопытствовал:

— Ты давно бегаешь?

— Ровно четыре года.

— И до этого дня ни разу не принимал участие в соревнованиях? — недоверчиво спросил он, все еще не веря моим словам.

— Ну да!

Я искренне не понимал, к чему все эти вопросы.

— По тебе не очень заметно, — быстро поспешил объяснить свое любопытство бегун. — У тебя неплохая физическая форма. Ты вполне сможешь потягаться с профессиональными спортсменами.

— Ну, — я немного растерялся, так как не ожидал, что это будет бросаться в глаза, — спасибо на добром слове.

Через семь минут должна закончиться регистрация. Очередь еще больше оживилась, на лицах спортсменов появились первые признаки волнения. Каждому хотелось принять участие в марафоне.

— Извини, что лезу не в свое дело, но почему ты решил именно сегодня прийти на соревнования? — опять полюбопытствовал бегун с крючковатым носом.

— Не надо извиняться, все нормально, — улыбнувшись, ответил незнакомцу. — Четыре года назад я сделал свой первый шаг после компрессионного перелома позвоночника. Тогда-то пообещал себе, что однажды официально пробегу марафон, как и мечтал, будучи подростком.

— О-о, — удивленно протянул бегун, вскинув брови.

Реакция незнакомца оказалась довольно предсказуемой, а вот дальнейшие действия точно не вписывались в привычные рамки поведения.

— Вы слышали, народ? — обратился худосочный бегун к другим спортсменам. — У нас тут парень, который мечтает пробежать марафон! Может, поможем исполнить мечту, а?

По очереди пробежался одобрительный ропот, многие сразу же начали подбадривать меня, другие стали подталкивать вперед, некоторые возмущенно выплевывали проклятья, но идти против всей толпы никто не решился. Так я оказался прямо перед столом, за которым сидела немолодая, но вполне симпатичная регистраторша с добродушной улыбкой на лице. Она как раз закончила возиться с подтянутой бегуньей, когда меня вытолкнули вперед.

Женщина попросила паспорт, который я, немного замявшись, выудил из борсетки, висевшей на поясе. Она, сверяясь с моими личными данными, что-то быстро записывала на бумагу. Потом, отдав паспорт, попросила поставить подпись на документах, что я незамедлительно сделал.

— Ну, вот и все, — радостно сообщила регистраторша. — По истечении четырех минут подойдите вон туда, — она показала в сторону спортсменов, столпившихся возле еще одной палатки, которая была в два раза больше этой, — там вам наденут специальный браслет с электронным чипом, чтобы зафиксировать момент пересечения стартовой черты. Все ясно?

Я кивнул.

— Хорошо, не задерживайте очередь.

Отойдя от стола с регистраторшей, я неожиданно столкнулся с той самой подтянутой бегуньей, которую видел только со спины, и случайно оказался в ее объятьях.

— Ой, простите, — почему-то первая извинилась девушка. — Не видела вас, задумалась о... О, вы тот самый парень, который мечтает пробежать марафон?

— Ну да, — смущенно проговорил я, убирая руку с талии бегуньи. Тяжело было отвести взгляд от ее светло-голубых глаз, излучающих тепло и доброту.

— Это же прекрасно, что вы решились наконец-то ее исполнить! — радостно воскликнула спортсменка.

— Не знаю, не знаю. Если быть до конца откровенным, то никак не ожидал, что будет так трудно перебороть свои страхи и сомнения. Думал, с этим давно покончено.

Опять возникло полузабытое, но очень знакомое чувство, которое однажды испытал в больнице, когда решился заговорить с Сашей — желание кому-то выговориться. Я откуда-то знал, что спокойно могу рассказать этой девушке обо всех своих мыслях, терзающих меня по ночам, как стая падальщиков. К тому же она безумно мне понравилась.

На сцену вышел организатор игр и сообщил, что всем участникам марафона надлежит подойти к палаткам и получить браслет с электронным чипом, а потом пройти на старт.

Я собирался попрощаться с девушкой, как она неожиданно остановила меня и сказала:

— У меня есть одна любопытная затея, — при этих словах бегунья загадочно улыбнулась.

— Какая же?

— Если ты сможешь добежать до финиша, я пойду с тобой на свидание! — заговорщицким тоном прошептала спортсменка, а потом уже задорно добавила: — Как тебе такая мотивация?

— Я согласен, — таков был мой ответ. И дал его без всяких лишний раздумий или сомнений, с ходу, словно кто-то специально подтолкнул меня к этому, а не я сам себя.

— Рада слышать! — Бегунья подмигнула мне. — Буду ждать тебя на финише!

— Или я тебя, — ловко отпарировал ей, тоже подмигнув.

Девушка пружинистыми шагами побежала к палаткам, где участникам раздавали браслеты. Поначалу, мне хотелось последовать за ней, потом, немного подумав, решил, что буду следовать нашему удивительному договору. Наша следующая встреча обязательно состоится на финише.

С этой мыслью я направился к палаткам, решив в последний раз погрузиться в прошлое и навсегда распрощаться с тяготящими душу воспоминаниями.

В свободное от работы время Саша приходила ко мне в палату, и мы часами болтали о разных вещах: о музыке, о фильмах, о сериалах, о картинах известных художников современности и прошлого, об истории и т.д., — найти тему для беседы нам не составляло труда. Она приносила мне различные книги, которые поначалу даже в руки не хотел брать, а потом то ли от скуки, то ли от любопытства начал потихоньку читать по несколько страниц в день. Я настолько сильно полюбил чтение, что стал сам просить принести мне те или иные произведения известных и не очень писателей. Таким образом, я вновь начал проявлять интерес к жизни.

Потихоньку мое запертое в бело-коричневом мире сознание стало вырываться за пределы тесного помещения. Я попросил родителей купить ноутбук и модем, чтобы иметь возможность в любой момент выйти в интернет. Они несказанно обрадовались тому факту, что их потерянный сынок вдруг ожил, поэтому вскоре моя рука снова была на пульсе стремительно меняющейся жизни.

Александра отозвалась на мой крик о помощи и помогла выбраться из болота сожалений, в котором я чуть не утонул. Она стала для меня настоящим другом, нет, даже больше — единственным близким человеком, кроме семьи. И к удивлению многих, в наших сердцах не вспыхнул яркий огонь любви. Мы были как брат и сестра — не больше, не меньше.

Но самое хорошее, как обычно бывает, было припасено напоследок. За окном во всей красе расцветала весна: на ветках деревьев набухали почки, распускались первые цветы, из земли проклевывалась сочно-зеленая травка. Как по мне, это самая прекрасная пора — на улице и ни жарко, и ни холодно. В тот день опять дежурила Саша, у одной из медсестер родился племянник, она до сих пор не могла отойти от сильного похмелья, поэтому попросила ее подменить. По давно устоявшейся традиции — к тому же так было заведено, — Александра пришла в палату ранним утром. Как только мой мозг услышал протяжный скрип двери, тут же проснулся.

— Доброе утро, — сонно прохрипел я и зевнул.

— Доброе, — вяло ответила подруга. Это означало, что она почти всю ночь не спала. В последнее время ей приходилось очень много работать.

— Тебе срочно нужен отпуск.

— Желательно, целых два! — тут же поддержала эту идею Саша.

Она привычным движением руки стянула с меня одеяло. В палате царила прохлада.

— Ну да, а то ты, скорее, будешь походить на зомби, — усмехнулся я, упираясь руками в кровать и готовясь себя приподнять.

— Спасибо за комплимент!

Мы слаженно, как профессиональная команда, и осторожно, как хирурги, собирающиеся сделать очень тонкий надрез скальпелем, помогли моему частично парализованному и поврежденному телу сменить позу.

— Хорошо сработали! — Похвалила и себя, и меня Саша. Она взяла одеяло и укрыла меня им, как заботливая мама, до самой шеи. Вот только оно было коротким: мои ступни торчали из-под одеяла.

— Ты опять перестаралась, — засмеялся я и собирался отпустить какую-нибудь глупую шутку насчет ее памяти, но тут же замолчал.

— Ой, точно, — хлопнув себя по лбу, озадаченно проговорила подруга. — Я сейчас все исправлю...

— Постой, — нагло перебил ее.

Я силился понять, почему сейчас чувствую холодные прикосновения влажного воздуха, когда все мое тело, кроме головы, находится под одеялом. Притом эти ощущения поначалу были очень слабые, а потом неожиданно обрушились на меня с невероятной силой, словно часть моего тела оказалась под холодной струей воды.

— Чувствую! — мой голос звучал неестественно громко и радостно. — Ноги! Я чувствую ноги!!

— Что? — у Саши округлились глаза от этой новости, а потом, когда до нее все дошло, она радостно завизжала, как обычная девчонка, и запрыгала вокруг моей постели.

— Я чувствую! Я чувствую! — и повторил эти слова еще раз эдак двести-триста, прежде чем смог начать нормально говорить.

Как позже объяснил Алексей Владимирович, вышла небольшая «ошибочка», мол, хирург уже не впервые ставит неправильный диагноз. Он также принес свои глубочайшие извинения и уверял, что начальство пообещало во всем разобраться. Попросил ни о чем никому не говорить, предложив помочь попасть в шикарный реабилитационный центр, где мне помогут как можно быстрее встать на ноги. Я тогда так обрадовался неправильному диагнозу, что согласился забыть о досадной ошибке, которая чуть ли не загубила всю мою жизнь.

Ближе к концу лета, когда мое состояние было удовлетворительным, Алексей Владимирович, как и обещал, помог попасть в тот шикарный реабилитационный центр. Потребовалось восемь месяцев, чтобы заново научиться нормально хо

дить без костылей или трости. Именно там началась моя совершенно новая жизнь, которой продолжил жить и дальше.

Закончив с неприятными и тяжелыми воспоминаниями о прошлом, я со спокойной душой направился к палатке, где, предъявив паспорт, получил браслет с электронным чипом и пошел к старту. Мне посчастливилось оказаться в хвосте огромной толпы, растянувшейся на несколько кварталов.

В последний раз я оглянулся через плечо, чтобы посмотреть в лицо своему прошлому, которое безжалостно преследовало меня на протяжении пяти лет. Оно больше не выглядело таким грозным, как раньше, не пугало, не казалось мрачным, напротив, я смог разглядеть то, что никогда не замечал — возможность. Возможность измениться, стать кем-то большим, но, что важнее всего, найти самого себя. Таким вот странным образом жизнь показала мне, каково это — просто существовать, без цели, без мечты. Теперь я собираюсь сделать все, чтобы этого больше не повторилось.

Пришлось прождать почти полчаса, прежде чем все участники марафона смогли получить браслет. Как только все заняли места и приготовились бежать, организатор мероприятия вышел на сцену, объявил о начале главного события, пожелал всем спортсменам удачи и пальнул из стартового пистолета в небо. В этот раз меня не передернуло от звука выстрела. Я отпустил прошлое, освободился от внутренних демонов и наконец-то обрел долгожданную свободу. И вместе со всеми побежал вперед, впервые почувствовав, каково это — быть частью чего-то большего.

Жизнь — тот же марафон, только по пересеченной местности, с кучей препятствий и очень своеобразными правилами. В ней нет победителей или проигравших, есть только те, чье наследие живет после смерти в умах миллионов, и те, кто оставил глубокий след в сердцах единиц. И трудно сказать, чье наследие, в конце концов, имеет большее значение, важно лишь то, что пока оно будет жить в ком-то, никто не умрет забытым.