19. Мелодия жизни (18+). Часть 3. Глава 1

Она ненавидела этот маленький белый прибор, стоящий на прикроватной тумбочке. Каждую ночь многократно (в лучшем случае – дважды) из него доносились истошные крики, которые вообще непонятно каким образом могут исходить от такого крошечного существа. Казалось бы, стоило наконец заснуть, как прибор начинал орать, визжать и реветь. И это означало только одно – маленькая Оливия снова проснулась.

Эмили чувствовала себя так, как если бы на ней лежала бетонная плита. Бессонные ночи не остались без последствий: под глазами отпечатались темно-синие круги; тело ватное и, казалось, ходило, поддаваясь лишь ветру или сквозняку; каждая свободная (а главное – тихая) минута воспринималась как дар богов. Она медленно поднялась на кровати и попыталась понять, что происходит. Глаза не сразу привыкли к ночному окружению, а звуки плача и вовсе не были различимы, пока дочка не сделала перерыв буквально на секунду, чтобы набрать воздуха в грудь и вновь разразиться воплем с удвоенным рвением.

Мышечная память заработала быстрее, чем начал соображать мозг – Эмили обнаружила себя в другой комнате, прижимающей ребенка к груди одной рукой, и поддерживая под определенным углом бутылочку другой. Послышались причмокивания.

– Что же ты со мной делаешь? – спросонья спросила молодая мать, надеясь на ответ. Вместо него маленькие глазки невинно уставились на Эмили, словно говоря: «Ну, а что тут поделаешь?»

Эмили с нежностью посмотрела в них и не смогла ничего с собой поделать – уголки рта потихоньку поползли вверх.

– Действительно, ничего, – произнесла она, начиная тихо покачивать дочь.

Подумать страшно: когда-то я хотела отказаться от всего этого…

***

Около года назад.

– У вас есть вопросы?

Последние полчаса доктор на основе анализов прочитал чуть ли не лекцию с великим множеством медицинских терминов, которые ускользали от понимания Эмили. Дошло только одно, самое главное – сделав аборт сейчас, она, с большей долей вероятности, лишит себя возможности когда-либо стать матерью.

Она встала.

– Нет… спасибо.

– Вы приняли решение?

– …Нет. Пока нет.

Эмили вышла из кабинета, затем из здания, немного побродила по заснеженной улице, поймала такси и вернулась в отель. Там, повесив на ручку двери табличку «Do not disturb» и закрывшись, она села на кровать, так и не оправившись от результатов обследования.

Выбор. Для нее одним из самых главных кредо в жизни являлось наличие выбора. Что бы она ни делала, какое бы решение не принимала – всегда должны быть другие варианты. А что сейчас? Да, у нее есть два пути, но… они оба взаимоисключающие, без намека на углы, которые можно срезать. Дети? Она слишком молода для всего этого! У нее есть карьера – мечта всей жизни, – она просто не подразумевает наличие ребенка. Несмотря на творческий кризис – ничто не вечно, – она не желала от этого отказываться.

Но…

Что если ей когда-нибудь захочется обрести все это? Семью? Детей?

Выбрав одно – Эмили тут же лишала себя другого.

Карьера или семья? Да кто вообще способен выбирать что–то одно? Что за бред?!

Она прикрыла рот рукой, почувствовав, что готова разрыдаться вновь.

Я не могу. Я не могу. Я не могу. Я не могу! Я не могу! Я НЕ МОГУ!

Комната поплыла перед глазами, все покрылось прозрачной пленкой.

Почему я такая идиотка? Почему? Почему?! ПОЧЕМУ?!

Эмили схватила телефон, как последнюю надежду, ниточку, удерживающую от падения в пасть отчаяния и горя. Дрожащими пальцами было нелегко набрать номер, но вскоре ей это удалось – на экране высветилось имя набранного человека.

– Да?

– В-Влад? Это… ты?

– Нет, это не он. Кто звонит?

– П-пожалуйста… передайте телефон Владу, мне нужно с ним… поговорить.

– Кто это?

– …Эмили, – ответила она машинально.

– Ах, вон оно как! Та самая Эмили? Надо же!..

– Пожалуйста, прошу вас, передайте телефон Владу…

– Слушай сюда, скрипачка или кто ты там. Влад хороший парень и не заслуживает, чтобы им пользовались, как собачонкой на привязи.

– Вы… вы не понимаете…

– Это ты ничего не понимаешь! Хватит строить из себя саму невинность!

– Н-но…

– Все! – женский голос на том конце был строг и категоричен. – Забудь этот номер.

Связь оборвалась. Как и ниточка.

Эмили продолжала держать телефон у уха, продолжая надеяться на ответ. Рука ослабла, мобильник упал на пол, едва не разбившись. Сил сдерживать слезы больше не было.

***

Успокоившись, Эмили попыталась собрать осколки мыслей воедино. И эта задача, как и ожидалось, отнюдь не отличалась простотой. Как бы ей хотелось забыться, переместиться в прошлое, исправить все, очнуться, обрести покой. Но колесо судьбы не собиралось давать поблажки. У всего есть последствия, и Эмили прекрасно это понимала.

Она сидела в раздумьях до захода солнца. Почему-то именно в эту секунду ей в голову пришел третий вариант, путь, несший за собой серьезное, не менее радикальное решение того положения, в котором она оказалась.

Я могу отдать ребенка на усыновление.

Но тут же Эмили мысленно дала себе настолько сильную пощечину, от которой щека заболела уже в реальности.

Ни! За! Что!

Виолончелистка отмела эту идею с такой же скоростью, с которой она и возникла. Девушка не собиралась поступать так же, как когда-то поступили с ней.

***

Маленькую Катю удочерили, когда ей было не больше года. Люди, что приняли ее в свою маленькую, но славную семью, отличались поистине доброй и заботливой натурой. Не имея возможности завести собственных детей по медицинским причинам, они приняли решение взять ребенка «извне» – так в их жизнь вошла маленькая девочка, которую и по сей день любили как родную дочь.

Было ожидаемо, что Катя не унаследует от новых родителей черты их характеров. Она, как и многие дети младшего возраста, пыталась копировать некоторые повадки людей, которых знала как «папа» и «мама», но, тем не менее, у нее складывался свой, собственный темперамент. Серьезность, расчетливость, упрямость, молчаливость, частичная апатичность – все это не являлось ни плодом воспитания, ни подростковым бунтом. Она просто была собой.

Родители не стали скрывать правду об удочерении и рассказали Кате все, когда той исполнилось тринадцать. Полученную информацию она приняла достаточно странно для своего возраста – отсутствие слез или слов любви тому подтверждение. Казалось, что она и так давно знала. Вопреки всем ожиданиям, вскоре девочка начала «проверять» любовь родителей, которые клялись, что для них никого нет дороже. Дорогие подарки, одежда и прочее доставалось ей без каких-либо трудностей – достаточно просто показать пальцем и сказать «Мне нравится». Ближайшее окружение видело в Кате нахальную и избалованную маленькую дрянь, что лишь отчасти было верным. Она проявляла наглость, чтобы найти грань, черту, за которую нельзя заходить, но выходило тщетно. Она и вправду не нуждалась и в трети того, что надарили родители. Однако они продолжали беспрекословно выполнять просьбы маленького тирана, который даже и не претендовал на истерики.

Последней каплей для юной Кати стало принятие решения по смене имени при получении паспорта по достижении четырнадцати лет. И хоть ей никогда не нравилось то, которым она наделена, – не было и малейшего шанса, что родители согласятся на столь безумную идею.

– Ммм… хорошо. Если это сделает тебя счастливей, то мы согласны.

У Кати глаза так и полезли на лоб.

– Вы… не шутите?

– Нет, дорогая. Это твоя жизнь, и если тебе хочется, чтобы тебя называли иначе, – это твое право.

Нет, они точно издеваются!

Решив, что это розыгрыш, Катя решила все же не отступать до самого последнего момента. Это была игра, в которой только один победитель. И она собиралась стать той, на кого наденут венок из оливковых ветвей.

Несмотря на всю глупость затеи, Катя основательно подошла к подбору нового имени, хотя и не видела в этом особого смысла. Девочка знала, была уверена, что все закончится словами: «Нет, Катя, все зашло слишком далеко», но продолжала воображать, фантазировать, примерять различные имена. Подолгу она стояла перед зеркалом, произнося то или иное, но ничего не подходило, все казалось далеким, несоответствующим.

Пока ей не попался один английский фильм, изменивший всю ее жизнь.

«Хилари и Джеки» 1998 года, который оказался в DVD-сборнике, посвященном теме музыки. То ли это по ошибке, то ли оставалось немного места, которое чем-то пришлось заполнить, но конкретно это кино отличалось от других. На диске, на фоне молодежных мюзиклов, преисполненных подростковой влюбленностью и стремлением завоевать чье-то сердце, сильно контрастировала история, полная драмы и безрассудного желания стать кем-то другим. Сюжет, рассказывающий о великой английской виолончелистке Жаклин дю Пре, пронзил маленькую Катю в самое сердце и подарил мечту, переросшую в одержимость, – стать виолончелисткой.

Образ мисс дю Пре настолько запал в душу, что она едва не решила взять ее имя – Жаклин, но почти сразу же передумала. Катя не хотела стать такой как она, она хотела стать лучше. И, когда по экрану пошли титры, высветилось имя исполнительницы главной роли – Эмили Уотсон.

Катя увидела в этом некий символизм.

Она и вовсе забыла, что вся эта несуразица со сменой имени, скорее всего, не станет реальностью, и стала в одиночестве называть себя Эмили и… ей это нравилось. Имя настолько было ее, что ни на какое другое и отзываться-то не хотелось.

Когда девочка получила свой первый паспорт, она захотела закричать одновременно от удивления и неизмеримой радости. В графе «Имя» стояло «Эмили».

Они не шутили! Мама и папа не шутили!

Но вскоре порция эйфории иссякла, а за ней подступил ужас. Как бы Эмили (уже не «Катя») ни старалась, но так и не смогла найти границу допустимости в просьбах к родителям. Она испугалась, что, если продолжит испытывать их, то ей даже убийство может сойти с рук.

Нет, так продолжаться не может, твердо решила Эмили. То, что начиналось как проверка, может закончиться тем, что она и вправду превратится в заносчивую и надменную стерву. Она испытывала самые нежные чувства к людям, подарившим ей кров, уют, тепло и любовь, но, продолжая потакать запросам, они в итоге лишат ее не столько самостоятельности, сколько каких-либо устремлений. Учитывая новообретенную мечту, Эмили не могла такого допустить.

Последнее, что она попросила, – покупка виолончели и запись в музыкальную школу.

Эмили прекрасно понимала: чтобы достигнуть высокого уровня мастерства игры, нужно приложить уйму сил и времени. Но, поскольку друзей она никогда особо не заводила, да и само общение с одноклассниками не приносило должного удовольствия, она не ограничивала себя ни в чем. Виолончель – вот, что теперь было важно, и все свободное время она отныне посвящала именно ей.

Так продолжалось несколько лет, пока в ее жизни не появился Влад.

Для Эмили стало неожиданностью, когда он возник перед ней и заговорил после первого школьного концерта, где она принимала участие. Влад, запинаясь в словах, выразил восхищение ее игрой, отчего девушка самодовольно подумала: «Да это еще и не самое лучшее, что я когда-либо исполняла!» Но, как только он предложил помочь донести виолончель до дома, так настроение виолончелистки начало гаснуть.

Почему бы тебе просто не оставить меня в покое?

Влад стоял перед ней, источая надежду, и Эмили, скрепя сердце, передала ему чехол. Пока они шли, он все задавал и задавал вопросы, а она не очень-то и хотела не то что отвечать, а в принципе говорить – в голове проносилось недавнее выступление, со всеми удачными и теми, на которые следует обратить внимание на следующей репетиции, моментами. Девушка лишь украдкой поглядывала, чтобы Влад нес виолончель аккуратно, не ударив об землю или бордюр.

– Ты давно занимаешься музыкой?

– Да.

Да приподними ты чехол, наконец! Ты же его чуть ли не по грязи волочешь!

– Это же контрабас, правильно?

– Нет.

Что за идиот… Как вообще можно спутать контрабас и виолончель?

– Эм… виолончель?

– Да.

Надо же, догадался.

– Твои родители наверняка гордятся тобой.

– Угу.

Ты не можешь просто помолчать, да?

Поначалу Эмили не воспринимала Влада как друга или кого-то подобного – он просто помогал ей носить инструмент, который на самом деле был не из легких, и провожал после школы. Но, после нескольких недель, а может и месяцев, отношение к нему изменилось: Эмили больше не видела в нем очередного недотепу из своего класса, которому ничего, кроме видеоигр и алкоголя, не нужно. Его и вправду интересовало то, что он спрашивал: о ее жизни, занятиях в музыкальной школе, планах на будущее. Он даже умудрялся ее смешить! Причем не саркастично, а искренне. Эмили сама не заметила, как его присутствие отдается в ней какой-то удивительной легкостью и беззаботностью. Влад не надоедал, не приставал, был просто другом, с которым можно хорошо провести время.

Потому она действительно удивилась его признанию в любви.

Для нее это за гранью понимания.

Любовь? А что это? О ней столько пишут, говорят, поют, но хоть кто-нибудь может сказать, что это?

Он говорил, что находиться рядом с ней – самое приятное, что есть в его жизни. Но и она испытывала что-то схожее! Но разве это любовь? Нет. Их чувства можно ознаменовать только дружбой. Хорошей, крепкой, но не более того. И, привнося в нее новые элементы, они рискуют разрушить это до основания.

Не нужно недооценивать дружбу – она намного сильнее абстрактной, возможно несуществующей любви.

Эмили в одночасье присмирила Влада, не давая ему и грамма надежды, – такие вещи лучше говорить сразу, не затягивая, а то все рискует стать только хуже и сложнее.

Это был один из последних диалогов перед отлетом заграницу.