Впервые я увидела Дамиана в детском саду, когда пришла туда за своими детьми. Он отличался от остальных не только афро - кудряшками неожиданно рыжего цвета и темно-оливковым оттенком кожи, но и своим поведением: громким, хаотичным и агрессивно-напористым. Ежедневно забирая своих детей, я наблюдала один из двух сценариев. Либо рыжеволосый мальчуган с кем-то дрался, либо получал от воспитательницы выговор за очередной проступок. Мои дети каждый вечер взахлеб рассказывали о подвигах новичка, а по утрам дружно умоляли оставить их дома, потому что в саду «этот Дамиан всегда всех обижает».

Поздно вечером, когда все нормальные люди видят десятый сон, Тая стояла в заброшенном конце старого парка и растерянно смотрела на компанию молодых гуляк, ломая голову, как ей теперь вызволить свою собаку. Застонав от охватившего ее отчаяния, она невольно вспомнила цепочку событий, заманившую ее сюда, в эту безнадежную ловушку.

Наши отношения с Вадимом развивались стремительно. Каждодневные встречи по вечерам, походы в кино, в рестораны, в гости и на выставки доставляли нам огромное удовольствие, укрепляя отношения. Этот период стал для нас волшебным временем. Бабочки почти поселились у меня в животе, порхая от восторга разделенной любви. А сердце научилось чувствовать Вадима при одной только мысли о нем, безошибочно определяя, где он и что с ним. Мы почти не пользовались телефоном, это было ни к чему с нашим-то общением от сердца к сердцу.

На следующий день Настя прошла собеседование. Как и предполагалось, оно закончилось приемом на работу и обещанием предоставить девушке курс обучения. От радости модель чуть не плакала, сфера красоты – ее стихия, и обрести новые знания в этой области казалось ей равносильным переходу на новый уровень.

Вадим ждет меня в нетерпении. Впервые он не находит слов. В нем кипит немыслимая смесь из негодования, возмущения, облегчения и стыда. Лишь слегка прикоснувшись к его энергетике, меня словно пронзает заряд электричества – настолько мощная буря бушует у него внутри. И, как в самой настоящей буре, порождающей лишь сумбур и хаос, в голове Вадима невозможно ничего разобрать. После нескольких минут бесплодных попыток что-либо понять сдаюсь:

Рядом с моей кроватью, неподалеку от капельницы, стоит Тина. С удивлением, подмечаю произошедшие с девушкой перемены. На сей раз у нее есть лицо, настоящее, нормальное лицо. Кожа на нем слегка землистая, с резкими, заостренными чертами, и все же это в разы лучше того, что было. Теперь Тине можно не прятаться за волосами и она с довольной улыбкой откидывает назад черные кудри. Руки теребят скромное темно-серое платье, похожее на одеяние монашки. Каким бы скромным оно ни было, оно чистое и целое, не то, что раньше!
- Ты изменилась, - невольно бормочу я.

В голове все вдруг поплыло. Тело словно перестало быть моим и начало жить своей собственной, параллельной сознанию, жизнью.

- Что вы мне вкололи? – еле слышно промямлила я непослушными губами, но никто мне не ответил.

Вижу, что сейчас он спит. Айтишники, похоже, все как один ложатся глубоко за полночь. А просыпаются кто когда. Глава компании, вероятно, может позволить себе высыпаться от души. Ловлю себя на том, что, пристально уставившись Сереге в глаза, я сжимаю его фотографию до боли в костяшках, и шепчу: «Просыпайся! Мне нужна твоя помощь!», словно надеясь и правда силой мысли поднять его из кровати. Но он не Вадим - он меня не услышит. Ставлю фотографию на стол. Она бесполезна.

- А что с теми айтишниками? – вдруг спросил меня Вадим.
- Коля обещал поговорить с Саньком, как можно скорее. С тем, который работает на Игоря.
- У меня плохое предчувствие по поводу этого парня. Не стоит тратить на него время.
- Люди меняются, Вадим. И ты тому яркий пример. Надо дать ему шанс.
- У меня есть стимул, ради которого хочется горы свернуть. А у этого Сани?

Алекс чуть ли не с порога заключает меня в объятия. Перед этим успеваю отметить, что выглядит он шикарно. Ему невероятно идет легкая небритость в сочетании с небрежно взъерошенными светлыми волосами. И, хотя он отдал дань стильному пиджаку и рубашке, но душить себя галстуком принципиально отказался. Вольная птица.
Слегка отстранившись, Алекс окинул меня взглядом с ног до головы, а потом весело поддел:
- Где были мои глаза! Ты всегда была такой красивой и... взрослой?
- Гм... Как-то это двусмысленно прозвучало. Это вообще комплимент был или как?